Лиза Марич - Минута после полуночи
Город выплывает из-за туманной островной дымки — громадный корабль, несущийся сквозь время и пространство. Место, где нет изгоев и каждый может осуществить свою мечту. Место, где урод может чувствовать себя нормальным человеком. (Человек, который смеется?..)
Подземка. Бледные молчаливые люди, покачивающиеся в вагонах. Пластиковые стаканы с лапшой, которую всасывают на ходу. Взгляды — мрачные, изумленные, испуганные, любопытные… Если бы за каждый такой взгляд ему давали пять центов, к концу обучения он запросто мог купить один из Бермудских островов.
— Поздравляем!
Чья-то рука, стиснувшая его ладонь. Аплодисменты. Шутовская четырехугольная шапка с кисточками и отведенные в сторону глаза работодателей.
— У вас отличные данные! Мы вам обязательно позвоним!
Вздохи облегчения, которые чувствуешь спиной, закрывая дверь. Терпеливое бдение возле молчащего телефона в третьеразрядной гостиничной каморке.
— Будь таким, как мы, или умри! — сказала огромная каменная баба со странным украшением на голове, похожим на строгий собачий ошейник, и уплыла в океан.
Недоверчивый взгляд продавца в магазине оружия:
— Для чего вам пистолет?
— Для себя.
Не «для самообороны», «для себя». Согласный кивок продавца: пистолет с полной обоймой — единственное, что нужно такому уроду.
Гул в ушах от долгой бессонницы. Плавающие размытые звуки. Скатанные в узкий валик стодолларовые банкноты. Последняя тысяча.
Она не дала щелкнуть предохранителем. Потому что Александр Белл начинал с меньшего. И Сэмюэл Морзе. И Генри Форд. Все, кто осуществил свою мечту.
Яркие цветовые пятна в телевизоре. Крутящееся колесо рулетки, игровые автоматы в ковбойских шляпах. Женщины в блестках с приклеенными улыбками, звуки льющегося серебряного потока. Джек-пот, господа!
Пустыня осталась в овальном окошке иллюминатора, в зале шумно и празднично. Хлопает пробка от шампанского. Кто-то громко хохочет.
— Какой самый большой выигрыш?
— Ставь на зеро. Один к четырнадцати.
Рука, раскручивающая колесо. Стук шарика, скачущего по кругу.
— Да ты везучий, парень!
Стопка жетонов, придвинутая к нему лопаткой. Еще раз все на зеро. И еще раз. И еще раз.
Тишина вокруг. Руки, накрывающие зеленое поле белой тканью, как покойника.
— Смена стола!
— Зеро! — снова произносит он.
Гул голосов в отдалении. Зал стихает. Все собираются вокруг него. Какой-то мужчина с банкой пепси в руке отчаянно кусает губы. Гора жетонов, сваленная на квадратике с цифрой ноль. Больше ни одной ставки.
Крупье раскручивает колесо очень долго. Шарик прыгает против движения. Тишина. Замедляющийся ход, замедляющийся стук. Мужчина с банкой пепси зажмуривается. Банка издает громкий треск.
— Банк сорван!
Вымученные улыбки менеджеров в кассе. Рука управляющего на плече. Лопнувшие кровеносные сосудики в его колючих несмеющихся глазах.
— Простите, вам лучше подняться в мой кабинет. Шампанского!
Стальной кейс с плотно уложенными пачками зеленых купюр. Щелканье кодового замка, поворот ключа в сейфе. Бесстрастное лицо охранника.
— Вы закончили? Благодарю вас.
Смутное беспокойство. Очень много людей в залах, но нет кого-то одного. Главного. Шелест одежды. Дробящиеся звуки человеческих голосов. Не те, снова не те…
Единственный Голос зазвучал через шумы и помехи, как в приемнике. Зал погрузился в темноту с желтым кругом света. Голос зазвучал ближе, яснее. Он напрягся, пытаясь определить, куда идти.
Веки приоткрылись. Над ним склонились две головы. Одна — в белом крахмальном колпаке и вторая со светящимся нимбом вокруг макушки.
— Приходит в себя, — сказал раздробленный на тысячу осколков мужской голос.
— Я же вам говорила, — ответил ясный, женский.
Он потянулся к ней и вцепился в холодные пальцы, даже не поинтересовавшись, на каком они свете. Главное, что вместе.
Известие о том, что Красовский пришел в себя…
Известие о том, что Красовский пришел в себя, все восприняли по-разному.
Сперанский пробормотал: «Слава богу» и перекрестился. Марат поджал губы. Анжела крепко стиснула обеими ладонями сиденье стула, как делала всегда в минуты сильного волнения. А Мира подошла к Алимову и тихо спросила:
— Чем его отравили?
Состав наркотика, смешанного с амфетамином, Алимову сообщил по телефону знакомый эксперт, которому он отправил злосчастный термос сразу же после приезда «скорой помощи». Благодаря полученной информации интоксикацию удалось провести быстро и результативно.
— Скажи клиенту, чтобы свечку Николе-угоднику поставил, — посоветовал эксперт. — Концентрация в термосе — не приведи господь. Тут не попугать хотели, а убить, зуб даю. Повезло, что он чаек не допил.
Алимов внимательно вгляделся в маленькие непроницаемые глаза концертмейстера. Все время, которое они провели в больнице, Мира держалась в стороне от коллег. Даже Сперанского, который попытался с ней заговорить, оборвала на полуслове и снова сосредоточенно нахмурилась.
— Это был наркотик, смешанный с амфетамином, — ответил Алимов. — Почему вас это интересует, Мира Ивановна?
Брови Калитиной чуть приподнялись.
— Наркотик? Вы уверены?
— Я уверен. Мира Ивановна, если вам есть что мне сказать, лучше сделайте это.
Она посмотрела на него. Минутное колебание — и короткая вспышка недоумения в ее глазах потухла, словно опустился пятитонный пожарный занавес, отгораживающий сцену от партера.
Мира покачала головой.
— Я просто хотела знать.
Повернулась и поочередно оглядела артистов, сидевших на стульях возле стены. Анжела отвела глаза и еще крепче стиснула пальцами сиденье. Костяшки резко обозначились под кожей. Марат неожиданно взорвался.
— В чем дело? — завопил он, брызгая слюной. — Что вы уставились, будто прокурор? Я, что ли, его отравил? — Он с силой ударил себя по лбу — Идиот, какого черта я поперся за этим термосом?! Доказывай теперь, что не верблюд!..
— Не ори, Марат, — перебил Сперанский. — Не дома.
— Умолкни! — огрызнулся Марат. — Тебе хорошо, ты в стороне, а я в почетной роли главного подозреваемого!
— Марат, — позвал Алимов. Любимов неприязненно уставился на него. Выпуклые карие глаза нервно забегали из стороны в сторону. — Вам нечего волноваться, — сухо сказал Алимов. — Вы никак не могли отравить чай, и это очень легко доказать.
Марат тяжело задышал. Алимова вдруг ударила догадка. Он по-новому взглянул на лоб, покрытый капельками пота, расширенные застывшие зрачки, дрожащие пальцы и подумал: «Ах я кретин! Как же я раньше не додумался!»
Сперанский встал.
— Если все в порядке, наверное, нам лучше ехать домой, — сказал он полувопросительно, глядя на Алимова. — Какая уж сегодня репетиция…
Алимов кивнул.
— Да, думаю, что больше мы ничем помочь Никите Сергеевичу не можем.
Сперанский взял под руку Миру и сделал общий прощальный жест. Мира коротко бросила на ходу: «Завтра в одиннадцать» — и пошла рядом с ним по длинному коридору, расчерченному прямоугольными пятнами света.
Анжела задержалась возле советника.
— Вы остаетесь?
— Ненадолго. У меня еще есть кое-какие дела, — ответил Алимов, не глядя ей в лицо. Смотреть на прекрасную амазонку было больно, как на солнце. В душе начинали шевелиться чувства, которые советник считал похороненными, и от этого становилось одновременно жутко и радостно.
— Если будут новости… Если Ирина что-нибудь скажет…
Прекрасная амазонка судорожно глотнула и посмотрела на запертую белую дверь с табличкой «Реанимация».
— …я, конечно, вам позвоню, — договорил Алимов.
Она кивнула так покорно, что у советника защемило сердце.
— Спасибо.
— Не за что, — отозвался Вадим Александрович, изо всех сил давя непрошеную нежность.
Проводил краем глаза удаляющуюся стройную фигуру, но тут в локоть вцепился Любимов.
— Что вы говорили насчет доказательств? Успокаиваете, что ли?
— Доказательств? — не понял Алимов, но тут же сообразил и освободил руку. — А-а-а… Все в порядке, Марат, никто вас ни в чем не подозревает. Это все, что вам нужно знать.
«Чеховский интеллигент» скривил тонкие губы.
— Ах ты господи… Да ну вас к черту с вашими тайнами мадридского двора!
Он сорвался с места и торопливым дерганым шагом заспешил к лестнице. Нервничает, голубчик. Конечно, наркоманы всегда находятся в пограничном состоянии, но тут помимо обычного болезненного раздражения есть еще кое-что. Самый настоящий страх. Красовского отравили наркотиком, смешанным с амфетамином. Наркотиком.
— Имей в виду, что эта смесь плохо растворяется, — предупредил по телефону эксперт. — Таблетки в желудке всасываются больше часа, а в термосе даже осадка не осталось. Так что чаек с отравой настаивался не меньше шести часов. А может, и больше.
