Георгий Персиков - Дело о Сумерках богов
Бабах!
Из комнаты Полиньки!
Родин поспешил в коридор и постучал в дверь возлюбленной. Нет ответа. Может, девушке стало плохо? Недолго думая, Георгий аккуратно надавил плечом, и хлипкая дверь отворилась. Выключатель нашел не сразу, но еще до того, как лампа осветила небольшой уютный номер, мужчина понял – беда. Легкие занавески развевались на ветру так, будто окно не закрыто, да и среди вещей был беспорядок. Все осветилось: так и есть, одеяло на полу, тумбочка сдвинута, ночник повален, разбит, оконное стекло выбито. И Полинушки нет. Похищена! Родин тут же выглянул на улицу, но преступники оказались проворнее: двор был пуст, и ничто не нарушало тишину теплой летней ночи.
Что же делать? Георгий несколько секунд растерянно метался по комнате, но осознав, что просто тратит драгоценные секунды, взял себя в руки, присел на стул возле небольшого письменного столика, на котором лежала раскрытая папка для рисования. Мужчина собирался с мыслями, рассматривая рисунки. Карандашные портреты гостей пансионата мелькали перед глазами, всего лишь наброски, но какие точные… Да, конечно, чего же он, надо всех срочно разбудить!
Родин быстро и бесшумно, чтобы не создавать паники, постучал сначала к Максиму, который показался на пороге уже в тельняшке, было заметно, что он проснулся раньше и уже собирался выйти сам. Пока моряк будил отца, Родин побежал в коттедж хозяев.
Сонный, перепуганный Урбанович ничего не понимал, весть о пропаже постояльца, да еще и девушки, привела его в панику. Международный скандал! Он тут же кинулся на конюшню, проверять, нет ли там следов злоумышленников, а Родин с хозяйкой побежали опрашивать остальных. Сначала – злосчастных британцев. Сын и отец, поднятые по тревоге, как старые вояки, были собраны и отвечали на вопросы четко, без суеты: спали, ничего не слышали. Георгий, махнув рукой, побежал в гостиницу. В холле столкнулся с трясущимся от нервного потрясения профессором Савостьяновым, он никак не мог взять себя в руки, только, схватившись за лацканы домашней куртки жениха дочери, запинаясь, твердил, что Лутковские не открывают.
– Почему они не открывают, Еня? Почему?
В холл выбежал Максим, доложил, будто он на войне: немка с дочерью и художник со слугой на месте, напуганы новостью, но точно не в курсе произошедшего. Было странно, что даже в такой ситуации, растрепанный, бледный, в тельняшке, как простой матрос, он все равно сохранял какое-то внутреннее достоинство. Пани Урбанович между тем вернулась от слуг.
– Кочегар Лешик! – вскричала она, запыхавшись. – Каморка! То есть он живет в каморке под комнатой Полиньки. Он слышал шум и голоса и будто бы что-то спускали сверху, видел лестницу, прислоненную к стене, но решил, что это пани на свидание сбежала.
– Допросим, но сначала нужно разбудить Лутковских, – быстро и деловито отдавал распоряжения Родин, – они спят крепко, не открывают. У вас есть ключ?
– Да, – растерянно кивнула хозяйка.
Поисковая группа поднялась наверх. Хозяйка, хоть и выбежала в исподнем, прикрывшись лишь шалью, связку ключей с собой прихватила машинально. Отворив дверь большого, в несколько комнат номера, она застыла на пороге, не давая остальным проходу. Максим, не церемонясь, оттолкнул ее и тоже замер. Даже в темноте было ясно: номер пуст, ни постояльцев, ни их вещей.
– Ах, собаки польские! Пшеки сраные! – вскричал Савостьянов-младший в запале, но тут же осекся и уже тише промолвил, обращаясь к хозяйке пансионата: – Простите, пани… Я… Сердечно простите.
Урбанович лишь коротко кивнула. О, как она понимала чувства этого молодого русского: вот из-за таких людей, как проклятые Лутковские, и случаются в мире несчастья! Как можно опуститься так низко, чтобы похитить беззащитного ребенка под покровом темноты?! Кто же дерется с женщинами? Воевать должны мужчины, открыто, на дуэлях… А эта низость запятнала весь польский народ. Ведь потом разбираться не будут, кто прав, скажут, что все потомки славных витязей в этом повинны.
Максим по лицу женщины будто прочел ее мысли.
– Вы – добрые и честные люди, – ласково прошептал он и, снова растолкав всех, кто стоял в дверях, бросился вон, не разбирая дороги, но на лестнице столкнулся с Урбановичем, и они вместе кубарем покатились вниз, зашибив по пути и кочегара Лешика.
– Отставить панику! – проревел Родин, оказавшись в холле. – Надо отправляться в погоню. Хозяин, вы выделите нам лошадей?
– Нет, угнали. Сволочи! Лучшую тройку и самую быстроходную рессорную карету. Остался наш старенький рысак, но вы быстрее своим ходом добежите.
– Да, вот еще… – Лешик, про которого все забыли, протянул Георгию перепачканную в земле ленту, такую Полинька носила в волосах. – Нашел возле лестницы под окном.
Родин забрал ленту, прижал ее к груди.
– Да хватит болтать! – вновь повысил голос Максим, на этот раз раздосадованный сентиментальностью Георгия. – Что делать-то будем?!
Повисло молчание, которое прервало деликатное покашливание. Все повернулись на звук: в дверях стоял Джордж Гленерван, полностью одетый в дорожный костюм.
– Я могу предложить вам свой автомобиль. Я джентльмен и моряк. Хоть мы немного не поладили вчера – джентльмен всегда поможет другому, тем более моряку. Наш шестицилиндровый «Нэпир» точно обгонит самых быстрых лошадей.
Максим и Георгий покосились на него с недоверием.
– А как же ваш отец? Не будет ли он против…
Джордж вспыхнул:
– Мой отец – офицер и джентльмен, что бы вы там себе не думали! И он никогда не будет на стороне воров, похитивших даму! В погоню! Я приготовлю авто, а вы пока оденьтесь.
– Да, – подхватил Урбанович, который наконец-то увидел свет в конце тоннеля, ведь если юную русскую вернут, то и происшествие можно будет замять, а значит, не будет пятна на репутации его гостиницы. – Пойдемте в гараж, я вам расскажу про короткий путь. Эти поганые люди, пся крев, про него не знают! Перехватите их у столицы.
Родин старался одеваться как можно быстрее, так, как его учили на войне. Пока спичка горит. Но, очевидно, навыки подрастерял, потому что Максим, справившийся первым, уже стоял в дверях номера Георгия. Родин с удивлением отметил, что мичман в дорожном костюме, застегнутом на все пуговицы, обрел поразительное сходство с младшим Гленерваном: их роднила офицерская подтянутость и шарм моряка. Даже в такой сложной ситуации они не теряли ни выправки, ни стати.
– Георгий, у вас ведь есть оружие? Захватите его с собой. Боюсь, все может обернуться прескверно, а мне бы хотелось иметь такого человека, как вы, чтобы прикрыть тыл. Мы пока не родственники, хотя буду горд, если породнимся.
С этими словами Максим поспешил вниз, Родин выбежал следом, схватив на бегу трость, и, подумав, забежал в спальню похищенной забрать наброски с семейством Лутковских. Кто знает, как обернется погоня?!
У главного входа их уже ждал Джордж, он несколько раз просигналил в гудок, подгоняя своих пассажиров.
* * *Когда настоящие мужчины объединяются в группу для важного дела, особенно если делом этим является неотложное спасение прекрасной дамы, все разногласия отходят на второй план. На первый же выдвигаются собранность, трезвый рассудок и предельная производительность. В отличие от женщин, которым в любой выходящей из ряда вон ситуации дай только поголосить да посуматошничать, мужской пол не тратит на эмоции ни одной драгоценной секунды.
Родин где-то в глубине души, несомненно, места себе не находил. То, что Полю похитили, было ясно, но зачем степенной польской семье понадобилась девушка – было не просто непонятно, но и ввергало в ужас. Неужели революционная зараза проникла даже в головы старинного шляхетского рода Лутковских? Однако же Георгий был твердо убежден, что нет такого негодяя, который не дрогнул бы перед истинным хладнокровием и мужеством благородного смельчака, действующего сообразно собственному интеллекту, а не жажде наживы.
Джордж Гленерван за время, проведенное в допросах постояльцев, немного отошел от своего вечернего позора и проникся духом спасательной миссии. К тому же не в его характере было оставаться в стороне от любого беззакония, творящегося в непосредственной близости от джентльмена до мозга костей, к коим он себя причислял по праву рождения. Впрочем, двигала им большей частью не тяга к восстановлению справедливости, а отчаянное желание показать себя во всей красе, всю свою удаль, храбрость и предприимчивость. Кроме того, предстоящая ночная погоня сама по себе была отличным шансом прослыть блестящим драйвером, а заодно и проверить недавно купленный шестицилиндровый гоночный «Нэпир» в деле. Как-никак лучший британский автомобиль рубежа веков, неужто не сумеет он нагнать тройку каких-то дряхлых кляч?
Что до Максима, то внутри у него все клокотало. Бесстрашный мичман описывал вслух красочные сцены расправы над обнаглевшими ляхами, еретическими пшеками, чьи мерзкие линялые рожи непременно отведают сегодня ночью пудового мичманского кулака. А еще за то недолгое время, что он провел в местной здравнице, сделалось Максиму так тоскливо и тошно, что он, как ребенок, обрадовался этой возможности размять кости и вспенить кровь.
