Александр Прилепский - Бега
Глава 16. "УДЕЛЬНЫЙ КНЯЗЬ" КАРАСЁВ
Карасев сразу ошарашил Лавровского:
— А тебя с приятелем твоим хотели из Москвы выслать. Едва отстоял.
Ничего противоправного за собой Алексей не замечал, поэтому крайне удивился:
— Как это?
— В административном порядке, на основании "Положения об усиленной и чрезвычайной охране". Как политически неблагонадежных.
— Да за нами ничего такого отродясь не водилось!
— Умный ты парень Алёша, а дурак. "Такое" всегда найдётся, коли начальство захочет. Вы где сударь, спросят тебя, были с такого-то и по такой-то год?
Карасев знал о бурной юности Алексея. Как тот в шестнадцать лет, не окончив гимназию, убежал из дома, тянул лямку с бурлаками на Волге, был крючником в Нижнем Новгороде, конюхом на конном заводе…
— Думаешь, поверят, что в тебе удаль молодецкая играла, а не вредных книжек начитался? У жандармов это "хождением в народ" именуется, с целью противоправительственной пропаганды. Ну, а Сергей Сергеевич, раз в университете обучался, как пить дать, с каким-нибудь крамольником знакомства водил. Вот так-то, Алёша.
Аристарх Матвеевич рассказал, что бумагу, поступившую из охранного отделения, в канцелярию генерал-губернатора, показал ему Пётр Михайлович Хотинский. А тут Карасева, как раз, потребовал к себе Долгоруков.
— Ну, я и заступился за вас. Надёжные, говорю ребята, напраслину на них возводят, кто не знаю, а вот почему — соображения имею. Все ему выложил — про переписчиков убитых, письмо подмётное, тобой найденное, об американце, не знамо откуда взявшемся, про иуду Байстрюкова…
— А Владимир Андреевич?
— Осерчал сперва, ногами топал. Ты, мол, Аристарх, много воли себе взял, законы для тебя уже не писаны, сыщиков собственных завёл. Мне дескать на тебя давно жалуются — ведешь себя как этот… ну, как его… Вспомнил! Как удельный князь.
Алексей скрыл улыбку. Удельным князем называли самого Долгорукова его многочисленные недоброжелатели.
— А потом успокоился, — продолжал рассказ Карасев. — Интриги, говорит, эти надобно присечь, а то грязью в вице-президента кидаются, да метят-то в меня, в президента. Особо из-за Чебурока на супостатов гневался. Ишь, говорит, хотят показать в людях я не разбираюсь.
Понятно, подумал Алексей, в чем тут дело.
В 1867 году был принят новый устав Московского Императорского общества любителей конского бега. Согласно 122-му параграфу наездники могли награждаться за искусную езду и хорошее поведение похвальными листами. За 14 лет эту награду получили только 11 человек, а самым первым — Александр Чебурок.
Владимир Андреевич лично, прилюдно, вручил ему похвальный лист, облобызал и заявил: "Дай бог, чтобы таких достойных людей в Первопрестольной с каждым годом становилось больше". А теперь вдруг оказывалось, что достойный-то пьяница и дебошир.
— Взял князь перо и начертал на отношении из охранного резолюцию — "Оставить без внимания, ввиду секретных обстоятельств".
— Спасибо, Аристарх Матвеевич! В который раз выручаете…
— Ты благодарить-то погоди, — остановил его Карасёв. — Нынче вечером князь в Петербург уехал, вернется в воскресенье. Велено нам к этому времени разобраться и доложить. Не приведи Господь не справимся. Всем троим достанется. Я то уж знаю, каково это приказ его сиятельства не выполнить… Ладно, бог не выдаст… Рассказывай, что нового разведали, не напрасно чай целый день по городу как волки рыскали.
Они долго и придирчиво обсуждали собранные сведения.
— С чистосердечным признанием этого забулдыги купчика вы хорошо спроворили, — похвалил старый полицейский. — Враз доказали: имел место предварительный сговор, следовательно Чебурок ни в чем не виноват. Уже есть чем Владимира Андреевича порадовать!
— Это Сергей, — не стал присваивать себе успех друга Лавровский.
— Да? Толковый, как погляжу малый. Эх, дураки, дураки — такого из сыскного выжили… Но и ты, Лёша, не сплоховал. Как лихо репортёришку этого на "арапа" взял. Бумага важная — доказывает, что пакости не просто, ехидства ради, строили, а чтобы в газете пропечатать. Рапорт Игнатия Францовича тоже пригодится…
Очень приятно было Алексею слышать похвальные отзывы такого опытного человека о том, как умело ведут они с Малининым своё расследование.
Однако похвалы скоро закончились.
— А вот с хипесом вы, ребята, перестарались. Слишком уж мудрёно, мне бы такое в голову сразу и не пришло. С конюшни начинать следовало, затем баня, а уж потом всё остальное… Ну да ладно, вы, как понимаю, в накладе не остались. Что ж, дело молодое…
Алексей, в который раз, подивился проницательности Аристарха Матвеевича. Ведь о том, при каких именно обстоятельствах они выяснили в "Лоскутной", что "баронесса" вовсе не баронесса и хипесница, он и словом не обмолвился.
— Признаниям кухарки, — продолжал тем временем Карасёв, — грош цена, да и то в базарный день. Любая баба что хошь напишет, полюбовника спасая… Нет ни Скандраков, ни Владимир Андреевич этой бумаге не поверят. Вот если бы Осип был жив, тогда другое дело…
Обидно было признавать свою ошибку, а куда денешься? Слишком уж "складно" все получилось. Колюбакинская кухарка, спасая колюбакинского наездника, называет виновного, а колюбакинский племянник его убивает. Невольно складывается впечатление, что колюбакинское окружение пытается выгородить самого господина Колюбакина.
Задумавшись, Алексей машинально достал сигару, стал искать по карманам спички.
— Потом покуришь, — неодобрительно сказал Аристарх Матвеевич. — Знаешь ведь, не выношу я этой отравы.
Не одобрил Карасёв и их поездку к Осипу Шкварину.
— Сунулись, не зная броду… Хорошо хоть живы остались. Странницу искать надо, — поучал он. — Пусть Сергей Сергеевич в сыскном поспрошает. Чую, с домушниками она повязана… Теперь про Феодосиева. Сигареты, говоришь… Штука конечно редкостная. И про бумаги знал. Вроде все сходится… А намекни-ка ты ему, нашел, мол, Карасёв убийцу, в субботу с утра пойдет обер-полицмейстеру докладывать…
— На "живца" ловить решили? Опасно…
— Ничего, мне не впервой. Кто там у нас ещё остался?
— "Свой человек".
— Вот и займись им — тебе, как газетчику сподручнее…
В номере Алексей не раздеваясь, только сюртук скинул, устало повалился на узкую кровать. Задремал было, но тут явился Малинин. Обменялись новостями.
— Молодец, Аркадий! — пришел в восторг Сергей. — А я, сознаюсь, его даже подозревал.
— Да и я тоже, — не стал скрывать Алексей. — Не люблю я этих снобов энглизированных. Но он, похоже, ничего… Ладно, давай о делах. Сходи завтра в сыскное. Вдруг, да найдётся какая странница, с домушниками связанная.
— Почему это завтра? Сегодня. Мы с Сашкой Соколовым договорились, что я к нему в четверг вечером загляну — он дежурит. Про странницу расспрошу. И про графиню поинтересуюсь.
— Не увлекайся. Как бы эта титулованная особа не увела нас в сторону, как некая светлейшая княгиня. Оршанская, похоже из заядлых лошадниц. Сам знаешь, на какие хитрости пускаются богатые бабы, когда хотят заполучить приглянувшуюся лошадь…
— А ты завтра, где будешь?
— С самого утра к Колюбакину на конюшню. Не догадался я сегодня. Алёну-кухарку о страннице расспросить. Потом на проездку, там обязательно Феодосиев будет. А оттуда на Знаменку, в "Современные известия".
— На проездке встретимся…
Оставшись один, он снова было прилег, но спать не хотелось, хотелось курить. Однако, выяснилось, что нет спичек. Вышел в коридор. Спирьки, как всегда, на месте не было. Зато к соседнему номеру подошел высокий, полный блондин с георгиевской ленточкой в петлице сюртука. Лавровский догадался, что это и есть его сосед. Спички у того нашлись.
— Угощайтесь, — предложил Алексей сигару.
— Слишком для меня крепко, я лучше свои, — он поискал по карманам и досадливо поморщился. — А чёрт… В гостях у товарища был, наверное, там папиросницу и оставил.
Они представились. Собеседником отставной поручик Александр Иванович Николаев оказался интересным. Много ездил по России, бывал за границей.
— А Георгия где заслужили? — с уважением спросил Алексей.
— На Кавказе. Да, что мы с вами в коридоре-то толчёмся. Пойдёмте ко мне. Таким напитком заморским угощу…
Алексей отказался:
— С удовольствием, но в другой раз. Завтра, ни свет, ни заря, вставать надо.
Глава 17. "СТРАННИЦА ИЗ ЗЕМЛИ ЕГИПЕТСКОЙ"
— Сергей Сергеевич! Наше вам с кисточкой, — распахнул объятия навстречу Малинину, сыщик Сашка Соколов. — А приятель-то ваш, Алексей Васильевич, как отличился! Самого Сеньку Картузника, которого мы долго ловили, повязал. Да за компанию ещё и Лёвку Солдата, душегуба известного… Теперь он в "Каторге" желанный гость.
Разумеется, Малинин знал, что "Каторгой" называется, конечно неофициально, один из трех трактиров в самом "нехорошем месте" Москвы — на Хитровом рынке. Это были своего рода "биржа", и, одновременно, "Яр" преступного мира. Здесь обсуждались планы грабежей и разбоев, делилась добыча. Здесь же она и проматывалась. Но с какой это стати Лавровский оказался желанным гостем притона?
