Александр Прилепский - Последнее дело «ВАЛЕТОВ»
Альфонс Бертильон сумел детально разработать антропометрическую систему регистрации. Он предложил проводить всего лишь одиннадцать самых важных измерений тела — роста, высоты сидя, размаха рук, длины и ширины головы и правого уха, длины левой стопы и предплечья… Предложил он и очень удобную для работы карточку, куда заносились все эти данные. А также отмечались цвет радужной оболочки левого глаза и особые приметы — рубцы, пятна, татуировки.
— А как изящно решил он вопрос с картотекой! — восхищался Степанов. — Вместо того, чтобы располагать карточки по именам, предложил расположить по признакам. Те, у кого голова среднего размера — одна группа. Больше среднего — вторая, маленькая — третья. А внутри каждой группы ещё три подгруппы, в зависимости от длины указательного пальца и так далее. Вы представляете, насколько быстро можно уличить, преступника желающего скрыть своё имя?!
— Вот поэтому с марта нынешнего года система Бертильона в опытном порядке и введена в парижской полиции, — сказал Малинин и пояснил. — Я об этом недавно в «Фигаро» читал.
— Опять нас иностранцы обскакали, — вздохнул Степанов. — Эх, если бы его сиятельство помог увеличить штат!
— Дело не только в штате, — возразил начальник управления. — Толковых образованных людей нам не хватает. Один раз уже пробовали было ввести антропометрию. Слышали, наверное, чем всё кончилось?
… Об этой курьёзной истории, случившейся ещё в конце 60-х годов, они слышали.
Министр внутренних дел Александр Егорович Тимашев, приехавший в Москву, поинтересовался, помогает ли новшество установлению личностей преступников.
— Очень даже помогает, ваше высокопревосходительство! — бодро доложил, хорошо зарекомендовавший себя в делах сыска, помощник частного пристава, выслужившийся из простых будочников. — Как только попадется, какой неразговорчивый «Иван родства не помнящий», так я ему циркуль к роже и обещаю этой страшной штуковиной глаз на жопу натянуть. Сразу вспоминает, как его звать — величать и откуда родом.
Министр рассмеялся и приказал обер-полицмейстеру:
— Прекратить трату государственных денег на приобретение никому не нужных измерительных приборов. Такие орлы и подручными средствами, вроде кочерги, обойдутся.
— Антропометрическое бюро мы в самое ближайшее время создадим, — продолжил Муравьёв. — Заведовать им я поставлю тебя, Вася.
— Я с удовольствием, — обрадовался Степанов. — Но сразу заявляю — при бюро необходима фотографическая лаборатория. Предлагаю поручить её Володе Менгдену их 1-го участка Арбатской части.
— Согласен, — кивнул Муравьёв. — А кого вместо себя в стол приключений порекомендуешь назначить? Здесь нужен человек с головой!
Степанов вопросительно посмотрел на Малинина. И Муравьёв тоже.
— Нет, — отрицательно покачал головой Сергей. - Нет.
— Обижаешься до сих пор? — спросил Константин Гаврилович. — Да, признаю, погорячился тогда. Больно уж ловко этот подлец Байстрюков всё подстроил.
— Причём здесь обида? — не, совсем искренне, ответил Малинин. — Просто я понял — служба в полиции не по мне.
— Вот как? А некоторые наши общие знакомые считают иначе. — Муравьёв встал и направился к двери. — Да, чуть не забыл. Я сегодня с Аристархом Карасёвым разговаривал. Он сказал, что ты со своим приятелем-репортёром выполняешь какое-то личное поручение генерал-губернатора. Просил посодействовать, если какая помощь потребуется.
— Потребуется, — обрадовался Сергей. — Мне надо посмотреть аттестат и паспорта изъятые у Шалунка.
— Они в несгораемом шкафу у Чистякова. Приходи завтра утром. А на счёт моего предложения. Серёжа, на досуге подумай.
Глава 14. МЫ, ОРЛОВСКИЕ, ТАКИЕ
— Куда ехать-то, ваше благородие? — спросил Гирин, садясь на козлы. — В Петровско-Разумовский участок?
— К Ходынской водокачке, — распорядился Архипкин, по-хозяйски разваливаясь в пролётке. — Ипполит Андреевич там квартирует. А он уж сам решит, куда вас потом — в участок или сразу в полицейский дом.
Алексею было тесновато.
— А ну подвинься, — сказал он. Теперь, когда цель достигнута и они "арестованные", ехали к Робашевскому с липовым "их благородием" можно было не особо церемониться.
— Да я…, - начал Архипкин, но взглянув на Лавровского, осёкся. Торопливо отодвинулся на краешек сидения.
Околоточный надзиратель Робашевский жил с шиком. Он занимал половину длинного одноэтажного дома, построенного для служащих Ходынского водопровода. Небольшой ухоженный сад. Конюшня на два стойла.
Молодая, пышнотелая служанка встретила их неприветливо:
— Ноги вытирайте, ироды! Только полы помыла. А тебе, Колька, сколько разов говорено, не таскай суда кого попало!
— С тобой не спросился. Где Ипполит Андреевич?
— Где ж ему быть? В столовой, кофий пьёт с энтим охальником — цы…
— Цыц! Кобыла толстозадая! — оборвал её Архипкин. — Вот я расскажу Ипполиту Андреевичу, как язык распускаешь — вмиг с хорошего места вылетищь. Пойду доложусь. А ты покарауль задержанных.
Женщина, на всякий случай, отошла поближе к уличной двери.
Алексею вспомнились "Наставления для чинов сыскной полиции", которые на досуге сочиняли Сергей и его приятель регистратор стола приключений Василий Степанов. Как там у них написано? Кажется так: "Весьма полезно для дела установить приятельские отношения с прислугой в квартире подозреваемого. Ежели прислуга женского пола, то в случае необходимости не возбраняются и более тесные отношения". А что? Хорошая мысль.
— Да, ты, нас красавица не бойся, — улыбнувшись, как можно добродушнее, сказал он. — Мы люди мирные. Не обидим.
— Мирные, — проворчала служанка. — А у самого рожа чисто разбойничья.
— Что за напасть такая, — развёл руками Алексей. — Как только приглянется, красна девица, так сразу рожа моя ей не по нраву… Кисмет!
— Какой ещё кисет? — переспросила служанка.
— Кисмет. Судьба по-арабски.
— Так ты арап что ли?
— Нет, я из орловских.
— Ой, и я тоже! А ты откуда будешь?
— Елецкого уезда.
— Ой, и я оттуда.
— Да я сразу догадался.
— Почему это?
— Всю Россию обошел и нигде таких красавиц, как наши Елецкие, не встречал. Тебя как звать-то?
— Дарьей кличут.
Вернулся Архипкин. Злорадно ухмыляясь, сказал:
— Извозчику велено ждать, а тебя Ипполит Андреевич в кабинет требует. Ох, и не завидую я тебе, бедолаге.
Околоточный надзиратель в халате сидел за письменным столом. По его плохо расчёсанным рыжеватым бакенбардам и усам, помятому лицу чувствовалось — ночь он провёл бурно.
— Так, — пробасил он. — Злостное неповиновение представителю власти при исполнении служебных обязанностей. Ты понимаешь, что тебе за это грозит согласно "Уложению о наказаниях"?
Алексей молчал. Его внимание очень привлекли несколько бумаг, лежащих на столе. Очень уж похожи они на аттестаты, которые коннозаводчики выдают при продаже лошадей.
— Что молчишь, мазурик?
— Насколько мне известно, в штате Московской городской полиции нет должности старшего делопроизводителя околоточного надзирателя, да и младшего тоже.
— Я же докладывал — смутьян, — подал голос Архипкин. — Не из студентов ли?
— Какой из него студент. Скорее каторжник беглый, — околоточный отодвинул бумаги в сторону.
А он не так прост, как кажется, подумал Алексей. Под бумагами лежал массивный полицейский "Смит-Вессон".
— Документ у тебя имеется? Или беспаспортный?
— Имеется, — сказал Лавровский и достал свой открытый лист.
Прочитав его, Робашевский сперва побледнел, а потом побагровел. Вскочив из-за стола, он отвесил звонкую оплеуху своему "делопроизводителю":
— Ты, что творишь, паскуда?! Ты кого посмел задержать? Вон отсюда! Потом я с тобой разберусь…
Околоточный, пинком под зад, вышиб проштрафившегося Архипкина из кабинета. Повернувшись к Лавровскому, залебезил:
— Простите, бога ради, господин Лавровский. Виноват.
Алексею припомнилось, как недавно Владимир Андреевич Долгоруков распекал в своём кабинете заводчика Гужона:
— Что мне с вашей вины?! Как вы посмели?!
Всё-таки приятно иногда оказаться в роли большого начальника. Но надо знать меру, а, то Робашевского кондрашка хватит, тогда уж точно ничего интересного не расскажет. С крика Алексей перешёл на спокойный, сочувственный тон:
— Право не знаю, что делать. Ваш башибузук сорвал мне очень важную встречу. Как Владимиру Андреевичу теперь докладывать, ума не приложу… Чем вы можете объяснить подобный произвол?
— Понимаете, я получил приказ обер-полицмейстера — в связи с возможным посещением Всероссийской художественно-промышленной выставки высочайшими особами запретить стоянку извозчиков вдоль Петербургского шоссе. Вот и послал помощника, навести порядок, велел построже с нарушителей спрашивать… Заставь дурака богу молиться, он и лоб расшибёт.
