Александр Прилепский - Последнее дело «ВАЛЕТОВ»
— Наловили десятка два малолеток, — продолжал свой рассказ Степанов. — Стали обыскивать, а у одного при себе три паспорта.
— Тёмные глаза? — поинтересовался Малинин.
— Да, все паспорта фальшивые, — отвечал Степанов, недовольно поморщившись. Он не любил без особой необходимость говорить на "картавом" — блатном жаргоне. Хотя знал его в совершенстве, на досуге даже занимался составлением словаря "Блатная музыка московских трущоб". — Паспорта выписаны на разные фамилии, но, несомненно, предназначались одному человеку: 38–40 лет, среднего роста, плотного телосложения. А, кроме того, у мальчишки нашли аттестат на жеребца конного завода князя Меншикова от…
— От Непобедимого-Молодца и, скорее всего, Каролины, — закончил за приятеля фразу Малинин.
— Так ты в курсе?
— Нет, впервые слышу. Но мы с Алексеем сейчас, как раз, заняты поиском мошенников, которые пекут такие аттестаты. Продолжай, пожалуйста, все это очень интересно.
Допрашивал мальчишку сам начальник управления полковник Муравьёв, известный своим рукоприкладством. Малец попался упрямый. От кого получил документы и кому их нёс, говорить не хотел.
— Догадываюсь, — сказал Малинин. — Муравьёв налил ему как богатому.
— Сергей! — не выдержал Степанов. — Мы с тобой не в хитровской ночлежке и не на этапе. Говори по-русски.
Избитого мальчишку отвезли в больницу при Мясницком полицейском доме, а ночью он бежал. Полиция искала его, но тщетно. Удалось выяснить, что Шалунок, такая кличка была у беглеца, родился на Хитровке. С малолетства побирался, потом обирал пьяных, лежащих у трактиров. Вместе с другими огольцами «работал» по базарам — ватагой набрасывались на торговок, опрокидывали лоток и, расхватав товар, разбегались в рассыпную. За ловкость и гибкость приняли было его в компанию посерьёзнее — в "фортачи", которые совершали кражи, проникая в квартиры через открытые форточки. Но здесь он долго не задержался — после Пасхи с Хитровки Шалунок сбежал.
— Нахамил? — спросил Малинин.
— Нет, укусил кого-то, — ответил Степанов и, в сердцах, плюнул. — Тьфу! Пять минут с тобой пообщался и сам по «фене заботал».
«Нахамить» на «картавом» означало утаить часть общей добычи, а «укусить» — беспричинно обидеть кого-либо из своих.
В комнату вошёл полицейский надзиратель Александр Соколов, маленький, вихрастый, вечно улыбающийся. Несмотря на молодой возраст, он заслуженно считался одним из лучших московских сыщиков.
— Сергей Сергеевич! Наше вам с кисточкой, — распахнул он объятия навстречу Малинину. — Краем уха услышал, что Шалунком интересуетесь?
— Интересуюсь Саня. Очень надо мне узнать, откуда у него аттестат на рысака взялся и кому он его нёс.
— Кому нёс, не знаю, а вот откуда… Огольцы хитровские кое-что порассказали. Когда они Шалунка на
Солянке встретили, тот хвастаться начал. Я, мол, сейчас на Грачёвке, с серьёзными людьми знаюсь, жоржи в звонки взяли. Для них, говорит, меньше чем косуля это и не бабки, а я при самом бароне состою.
— Любопытно, весьма любопытно, — заинтересовался Малинин. — Ученик у мошенников, которые счёт деньгам ведут исключительно на тысячи… А барон настоящий или липовый?
— Не знаю, Сергей Сергеевич, — вздохнул Соколов. — Слышал, что зовут так какого-то бирочника из Колосова переулка. Говорят, он любой вид на жительство сделать может. А больше ничего сказать не могу — у меня на Грачёвке своих агентов нету.
— Это вотчина помощника начальника Николаса, — пояснил Степанов. — Поэтому другим сыщикам, кроме его любимчика Тимошки Ватошника, туда дорога заказана.
— Понятно. Грачёвка место доходное… Вася, хорошо бы мне взглянуть на фальшивый аттестат, который у Шалунка нашли.
— К сожалению, Серёжа, у нас теперь новы порядок завели — деньги, документы и прочие предметы, изъятые при задержаниях и обысках, передаются на хранение помощнику делопроизводителя Чистякову.
— Пустили козла в огород, — фыркнул Соколов.
Малинин распрощался с сыщиками. Уже у порога вспомнил:
— Саня, ты, ведь, не только на убийство Митьки-наездника выезжал, но и на обыск к Евсееву?
— Выезжал.
— Тебе так на глаза книга не попадалась? Зелёная с золотом.
— Была такая книга.
— А в протоколе обыска она, почему-то, не упоминается.
— Так её помощник пристава Пашка Баяновский себе взял. Сказал, что к делу она всё равно никакого отношения не имеет, а ему пригодится.
Вот это удача! Подключиться к розыску и в первый же день узнать, кто из офицеров полиции связан с мошенниками.
— Здравствуйте, господа!
Стремительной походкой в комнату вошёл мужчина лет сорока пяти, очень примечательной внешности: высокий и широкоплечий; короткие волосы цвета «перца с солью»; небольшие лихо закрученные усы; острый, казалось видящий тебя насквозь, взгляд. Это был начальник управления Московской сыскной полиции полковник Константин Гаврилович Муравьёв.
Сашка, торопливо вскочив со стула, начал было докладывать:
— Ваше высокоблагородие! Дежурный по управлению полицейский надзиратель…
— Сиди, Соколов, сиди. Сам знаю, что происшествий, слава богу, никаких. Чаи гоняете? А налейте-ка и мне.
Судя по одежде — смокингу, галстуку-бабочке, ботинкам тонкой кожи — полковник провел вечер в Английском клубе, в который его недавно приняли. А благодушное настроение лучше всего говорило, что вечер был проведён с пользой для дела.
— Сыграл партию на бильярде с самим, — сказал Муравьёв, имея в виду московского генерал-губернатора Долгорукова. — Обещал он отписать в Петербург о необходимости увеличения нашего штата в связи с предстоящей коронацией Его Императорского величества.
— Превосходно! — обрадовался Степанов. — Значит, теперь самое время подумать о создании антропометрического бюро. Нельзя же, Константин Гаврилович, по старинке, как деды работать!
— Вот именно об этом я с тобой и хочу потолковать.
У Соколова тут же нашлись неотложные дела. В след за ним поднялся и Малинин:
— Не буду вам мешать. Разрешите откланяться.
— Не спеши, Сергей, — остановил его Муравьёв. — Тебя это тоже касается.
— Каким это образом? — насмешливо хмыкнул Малинин. — Я, господин полковник, ежели запамятовали, с марта позапрошлого года в сыскной полиции не служу. Сами настоятельно рекомендовали подать прошение об отставке.
По лицу полковника пробежала тень. Вспоминать эту историю ему было неприятно.
… Начальник управления отличал молодого сыщика Малинина, часто ставил его в пример другим сотрудникам, прочил блестящее бедующее. И, разумеется, у Сергея сразу появились завистники и недоброжелатели.
Полиция вышла на след фальшивомонетчиков. Но кто-то предупредил их о готовящемся обыске. Те успели уничтожить улики и скрыться. Один из бежавших, по стечению обстоятельств, был однокурсником Сергея по университету.
Об этом тут же сообщили Муравьёву. Доложили ему и о том, что «согласно агентурным сведениям, в ночь со 2 по 3 марта 1880 года на «мельнице» у Цапли, молодой человек, очень схожий внешностью с полицейским надзирателем Малининым С.С., расплатился за проигрыш в банковку десятью двадцатипятирублёвыми фальшивыми ассигнациями».
Муравьёв пришёл в ярость и, вместо того, чтобы внимательно разобраться в этой тёмной истории, предложил своему недавнему любимцу подать в отставку. А летом прошлого года выяснилось, что фальшивомонетчиков предупредил сыщик Яков Байстрюков. Под его же диктовку один их агентов написал, что Малинина видели у Цапли…
— Налей-ка, Вася, мне ещё чайку, — попросил Муравьёв, отгоняя неприятные воспоминания. И, когда Степанов подал ему чашку, продолжал. — Прочитал я вчера брошюру Бертильона, которую ты мне дал. Толковая вещь!
Малинин понял, что речь идёт об изданной в 1881 году во Франции брошюре чиновника Парижской префектуры полиции Альфонса Бертильона «Практическое применение антропометрии».
Антропометрия, как наука, возникла ещё лет тридцать назад. Основой её стала теория бельгийского математика и статистика Ламберта-Адольфа Кетле, согласно которой нет двух людей размеры частей тела, которых полностью совпадают, а длина костей человека с определённого возраста, практически, не меняется. Полицейские многих стран сразу сообразили, что эта наука может пригодиться при регистрации преступников. Первым попытался применить её на практике Стивенс — директор тюрьмы в бельгийском городе Лувен. Он начал измерять голову, уши, ноги, грудь и длину тела заключённых. Через несколько лет попытки применения антропометрии были предприняты в Австрии, Пруссии, России. Но успехом все они не увенчались. Специалисты долго не могли прийти к единому мнению, что именно измерять. Одни предлагали проводить сорок измерений, другие — шестьдесят. А как записывать? Как потом всем этим пользоваться?
