Далия Трускиновская - Подметный манифест
- И что муж? - не удержался от вопроса Архаров. - Так и терпел? Ни разу за косы не оттаскал?
- А мне смирного нашли! - расхохоталась она. - Детина с оглоблю, а замахнешься половником - отшатывается! Нет, сударь, фермуар этот со мной и в могилу положат. Буду там лежать да Ванюшу своего вспоминать. Да ты что, свататься ко мне, что ли, приехал? Ведь непременно по делу!
- По делу, Марфа Ивановна, - согласился Архаров. - Сама видишь, что на Москве деется.
- Да уж вижу…
Архаров отпил сбитня - точно, что до мозга костей продирает, закусил сладким маковником.
- Ты баба умная, понимаешь - у меня всюду свои люди должны быть, чтобы доносить - вдруг где какой изменник заведется, речами смущает, деньги невесть за что сулит. Я обязал десятских и сотских доносить, отправил их по торгам, по кабакам, есть которые и в банях ведут наблюдение…
- Как же они там запись ведут? - осведомилась Марфа. - Куда перо с чернильницей прячут? Ну, перо-то еще так-сяк, сыщется куда воткнуть, а чернильницу подвесить?
- Да ну тебя, и с прибаутками твоими вместе! Я дело пришел говорить. Марфа Ивановна, мне ловкие бабы надобны. Ты же знаешь поговорку: где черт сам не осилит, там бабу подошлет?
- Ох, знал бы ты, сударь, сколько раз бывала я той самой бабой… Да только женский пол грамоте не обучен, это у графов и князей девок учат писать и языкам, а в простой семье больше о приданом думают. Да и что проку - вон у старой дуры Шестуновой чему только девку не учили? Научили - из дому утекла!
- Не хуже моего, Марфа Ивановна, знаешь, для чего она из дому утекла. Будто тебе Клаварош не сказывал…
Марфа призадумалась.
- Стало быть, пришел помощи просить? Дай поразмыслить. Помочь - помогу… да только одно плохо…
- Что, Марфа Ивановна?
- Твои сотские да десятские промеж простого народу трутся и толкутся, а там для тебя полезного мало, спьяну всякий дурак грозится всех бояр перебить, протрезвеет - тише воды, ниже травы. От простого народа один шум, а коли ты впрямь изменника ищешь - он среди купечества, может статься, прячется, или чиновник, или поп…
- Почему ты решила?
- Измена, сударь мой, такое дело, что крика не любит. А тот, кто ее затевает, должен уметь приказывать, чтобы послушных вокруг себя собрать. Когда Ванюшу моего в ловушку поймали, спервоначалу тихонько-тихонько под него подкапывались. Да ты у своего Шварца спроси, он помнит, нехристь!
- Спрашивал.
- Простой люд галдит, да и сам не ведает, с чьего голосу галдит. Этих крикунов таскай не таскай в полицейскую контору - более, чем знают, не скажут, а не знают они ни хрена хренащего.
- А кто знает?
Марфа задумалась.
- Дай-ка мне срок, Николай Петрович… Так сразу и не скажу, а как догадаюсь - девчонку за тобой пришлю.
Архаров вздохнул и встал.
- Так я на тебя рассчитываю, Марфа Ивановна.
- Допей сбитень, сударь, чтоб добро не пропадало.
Он выпил обжигающий глотку напиток и ощутил в себе бодрость. Марфа усмехалась, но глаза были внимательны - как он высматривал в ее лице приметы вранья, так и она высматривала в его лице какие-то иные приметы.
- И еще дельце. Нет ли у тебя на примете костоправа?
- На что тебе?
Архаров неохотно рассказал про покушение и кучера, который по всем приметам должен от удачного выстрела помереть, однако ж не помирает.
- Есть один дед, я его к тебе пошлю, скажется, что от Марфы, да только сомнительно что-то…
- Самому сомнительно. Но Шварц так сказал. А что за дед?
- Дед знающий. Многим помогает. В баню водит, растирает по-хитрому. А еще он знаешь чем знаменит? Водянку тараканами лечит, - сказала Марфа. - Сушит их, в ступке толчет, дает с кашей, но только тут главное, сказывал, чтобы хворому не говорить, не то его наизнанку вывернет. Но толченые тараканы - это не столь сильно, как тараканий сок.
- Тараканий сок? - повторил Архаров. - Ну, матушка, это ты махнула!
- Да я что, разве я этим занимаюсь? А дед из живых тараканов сок жмет, с водкой мешает и пить по капле дает. Сказывали, самую застарелую водянку в неделю лечит. А коли льняное семя пить - так это варить его умаешься, да полгода хлебай его, как лошадь, чуть не ведрами!
Архаров вообразил выжимание сока из тараканов, и ему чуть не сделалось дурно.
- Молчи, Марфа Ивановна! - велел он. - От твоих речей с души воротит!
- Так я что?! Не я же тех тараканов!…
- Молчи, говорю!
- Ахти мне!…
Должно быть, Архаров, прикрикнув на Марфу, сделался даже для нее страшен - она отшатнулась.
Несколько времени они молча таращились друг на дружку.
- Ну, Господь с тобой, - сказал наконец обер-полицмейстер и пошел прочь из розового гнездышка.
Его орлы, включая кучера Сеньку, сидели внизу за кухонным столом, играли в карты.
- Будет тебе, Ушаков, дурью маяться, - сразу определив хозяина колоды, сказал Архаров. - Ушаков, Канзафаров - со мной, Клаварош, ты сегодня отдыхай. Пошли, ребята.
Он сел, позволил надеть себе валенки. Потом ему подали шубу, шапку. Он запахнулся, стал огромен и, видимо, грозен - архаровцы вытянулись в струнку.
Сенька пошел первым - подгонять сани к крыльцу и кричать Тетеркина - чтобы снова отворил да затворил ворота. Архаров - следом.
Падал мягкий влажный снег, тут же украсил его бобровую, крытую синим бархатом шубу большими, отчетливого рисунка, звездочками. Пока доехали до Лубянки - плечи и грудь сделались белые, на шапке образовался сугроб.
- От его сиятельства ничего не было? - спросил, подходя к кабинету, Архаров.
Никаких записок Волконский не прислал. Зато случилась в Охотном ряду драка с членовредительством, а под шумок - воровство. И чуть попозже, как стемнело, еще драка вышла - между десятскими и мужиками, что спьяну полезли на какой-то забор - сами не ведая, зачем.
Жизнь продолжалась, а самозванец осаждал Оренбург и брал одну за другой близлежащие крепости.
О том, как Кар, ослушавшийся государыни, запретившей ему являться в Санкт-Петербург, все же туда притащился и, еле держась на ногах, стал выяснять судьбу своих донесений в Военную коллегию, Волконский с Архаровым узнали из указа, привезенного генерал-аншефом Александром Ильичом Бибиковым. Ее императорское величество, разгневавшись на своевольного Кара, так прямо написать изволили: «не находит прочности в нем к ее службе и высочайше указать соизволила Военной коллегии его уволить и дать абшид, почему он из воинского стата и списка и выключен».
Бибиков, человек опытный, получил от государыни неограниченную власть в местностях, захваченных самозванцем, и был отправлен исправлять то, что, по общему санкт-петербургскому мнению, напортил Кар. Понятное дело, через Москву.
- Уж и то благо, - сказал он Волконскому, - что в столице всю опасность осознали. Деколонг, что командует Сибирской линией, пишет: башкирский народ-де генерально взбунтовался… А что у вас?
- Сам, батюшка, видел, - отвечал Волконский. - Наша первопрестольная в страхе и унынии.
- Да уж видел, как чернь по улицам шатается и буйственное свое расположение к самозванцу возглашает. Свободу он им, вишь, несет… От чего свободу? Не крепостные же…
- От каждодневного труда свободу, - печально произнес князь. - Свободу громить погреба и пить все, чего душе пожелает, прямо из бочки. Ты, Александр Ильич, обещай мне правду писать, чтобы в случае крайности хоть что-то успеть сделать.
- Писать буду, - обнадежил Бибиков.
Архаров и тут при встрече говорил мало, больше приглядывался. Бибиков ему понравился - военное дело знает, умен - недаром председатель Уложенной комиссии, что печется о законах. И оказал Архарову более уважения, чем Кар: тот лишь сам себя слушал да с князем споры затевал, Бибиков же расспрашивал Архарова о полицейских мерах против сторонников самозванца. Расспрашивал разумно - сказывалось, что он сам усмирял народные волнения в Казанской и Симбирской губерниях.
- Задержись малость - Алексндра Васильевича с помолвкой поздравишь, - сказал Бибикову Волконский.
- А когда сие?
- Собирался восемнадцатого числа.
- Экий он у нас шустрый… его бы с собой в Казань взять… - Бибиков вздохнул.
- Ты его теперь не трожь! - грозно и весело разом предупредил князь. - В кои-то веки собраться изволил!
Поздравлять генерала Суворова с помолвкой поехали все разом. Жил он недалеко от Волконского, в отцовском доме на Большой Никитской, за Никитскими воротами, в приходе здешнего Вознесенского храма. Дом был приобретен незадолго до чумы и довольно велик, чтобы вместить большое семейство - одряхлевший батюшка генерала, сам - генерал-аншеф, сенатор и подполковник Измайловского полка Василий Иванович уже хотел наконец увидеть от старшего сына внучат. Сам он и сыскал невесту - засидевшуюся в девках, но имеющую знатную родню княжну Прозоровскую. Суворову оставалось, прискакав в Москву, лишь формально посвататься.
Архаров эту девицу знал - она жила неподалеку от Лубянки, близ того каменного Кузнецкого моста., что дал название всей улице. Он встречал ее как-то у княгиги Куракиной, сестры графов Паниных, на Мясницкой, и в доме Татищева, что у Красных ворот. Там ею вслух восхищались и прочили ей знатных женихов, однако втихомолку посмеивались - где таких в Москве сыщешь? Да и не первой свежести девка - двадцать четвертый, что ли, годок пошел.
