Воздушный замок (ЛП) - Уэстлейк Дональд

Но ни одна система не защищена от случайностей на все сто. Представьте картину: первая половина дня; тела, отягощённые обедом, расположились на низких диванах, издавая тихие вздохи. Из-под моржовых усов доносится тихо посапывание. Главный источник света – сверкание бриллиантов, украшающих большинство дам. Официант в бордовом итонском жакете скользит мимо с мятным джулепом [22] на серебряном подносе; его шаги совершенно бесшумны, заглушаемые толстым ковром с узором арт-деко. Затем с тихим шипением открывается дверь кабины лифта – редкое исключение, относящееся к двадцатому веку – и тут разверзается ад.

 Её звали Мария Коллин Сан-Сальвадор Порфирио Хенеси Линч, она являлась женой Эскобара Диаса Макмахона Гранде Пахаро Линча [23] – El Presidente [24] Эрбадоро – и никому не позволяла об этом забывать.

В этой женщине со взрывным характером, громоподобным голосом и размашистыми жестами чувствовалась самоуверенность и решимость быка, впервые оказавшегося на арене. Покрытая обильным макияжем, укутанная многочисленными слоями шикарных парижских нарядов, она в придачу носила инкские украшения, окружающие её, словно строительные леса – кафедральный собор. Она никогда ни в чём не допускала сомнений, всегда добивалась своего, и лишь смутно догадывалась, что где-то и правда существуют другие люди.

Мария выплыла из лифта в холл «Вандома» на всех парах, неудержимо продвигаясь вперёд и вопя на пределе возможностей своего голоса:

– …никогда не смогу привести волосы в порядок, если мы целыми днями только и делаем, что осматриваем участки!

Шок! Трепет! Переполох! Похрапывание превратилось в фырканье, покрасневшие глаза изумлённо вытаращились, а некоторые из самых деятельных постояльцев даже оказались близки к тому, чтобы подняться на ноги. Мария, не замечая произведённого эффекта, продолжала шагать и орать:

– Если сегодняшний пустырь будет таким же бесполезным, как вчерашний пустырь, – объявила она на весь первый округ Парижа, – я, пожалуй, не стану больше смотреть эти пустыри!

В её кильватере следовали пятеро мужчин; четверо семенили, улыбаясь и раскланиваясь, а пятый вышагивал, улыбаясь и кивая. Этим пятым был муж Марии – El Presidente Линч собственной персоной, высокий и статный мужчина, чья внешность на первый взгляд казалась суровой, но при ближайшем рассмотрении была просто потрёпанной. В его полных улыбающихся губах, насмешливом взгляде и небрежной лёгкости, с которой его неторопливая походка позволяла ему не отставать от суетливой спешки остальных, читались самолюбование и изворотливость.

Что касается четырёх торопыг, то двое являлись телохранителями из Эрбадоро, третий – чиновником Международного выставочного комитета, а последний – представителем французского правительства. Они, вместе с четой Линчей, занимались подбором места для замка, прибытие которого вскоре ожидалось. Марии уже начала наскучивать эта задача.

– По правде говоря, – проорала она на весь холл, так, что с настенных бра посыпалась пыль, – мне нравится это чёртово здание там, где оно стоит!

Улыбка её мужа сверкнула в полутьме холла.

– В Париже оно понравится тебе ещё больше, Мария, – негромко заметил он.

Его голос, особенно по сравнению с её, звучал едва уловимым шёпотом, лишь намёком на звук. Несмотря на это, Мария на мгновенье запнулась и на её лице появилась неуверенность. Затем она вновь улыбнулась, восстановив самообладание:

– Конечно, понравится! – пропела она и проплыла через главный вход к ожидающему лимузину, а пятеро мужчин последовали за ней.

«Чертово здание» или, вернее будет сказать, чёртов замок звался замком Эскондидо. Пока что он стоял в живописном парке у реки Эрбадоро, в двадцати милях к северу от Энфермедад-Сити – столицы страны. Замку Эскондидо не исполнилось ещё и двухсот лет. Он был выстроен одним из ирландских флибустьеров, отвоевавших Эрбадоро у испанцев в восемнадцатом веке. В облике замка нашли отражение как воспоминания владельца о величественных строениях родной Ирландии, так и представления строителей о храмах инков в близлежащих джунглях. В результате получилось в целом симпатичное здание, местами оригинальное, и вполне соответствующее статусу замка, хотя и несколько меньше по размерам, чем можно ожидать, услышав слово «замок».

Собственно, вспомогательные постройки и стена, окружающая двор, останутся в Эрбадоро – и будут смотреться довольно странно сами по себе – в то время, как основное трёхэтажное строение из крупных серых каменных блоков разберут и отправят во Францию.

Сегодняшний пустырь оказался тем, что надо. Даже Мария была вынуждена это признать, как обычно во весь голос:

– Знаешь, мне нравится это место!

– Рад это слышать, дорогая, – отозвался её муж.

Участок и правда был довольно славным – на вершине холма в Монмартре, единственном по-настоящему холмистом районе Парижа. Узкие извилистые улочки, старинные постройки, и вдруг – пустырь прямоугольной формы, где когда-то стояла заброшенная фабрика по производству абсента, ныне снесённая.

– Да, – произнесла Мария, не торопясь оглядывая окрестности и одобрительно кивая. – Думаю, я была бы не прочь тут жить.

– Гостить, – поправил её Эскобар Линч с лёгкой предупреждающей улыбкой.

– Верно, – согласилась Мария, – гостить. Думаю, я была бы не прочь тут погостить. – Повернувшись к двум сопровождающим её французам, она объявила: – По рукам, мальчики. Мы берём этот участок.

4

Тут и там в бурлящем центре Парижа построены – выкопаны что ли? – подземные гаражи, имеющие прямой выезд на оживлённые улицы. Маленькие суетливые парижские автомобили ныряют в эти «норы», не снижая скорости, так что случайному очевидцу на тротуаре кажется, будто время от времени спешащие машины просто проваливаются под землю.

Вжик-вжик-вжик снуют автомобили, а потом вдруг: вжик-плюх. Вжик-вжик-вжик – вжик-плюх! Вжик-вжик-вжик – вжик-плюх! И так целый день напролёт. Это нервирует, во всяком случае тех случайных очевидцев, что целый день торчат на одном месте, вместо того, чтобы идти по своим делам.

Во вторник, в самый разгар солнечного дня, такой очевидец мог бы заметить среди прочего снующего и пищащего транспорта чёрный «Фольксваген-Жук» с откидным верхом, выглядящий как миниатюрная командирская машина. Спереди и сзади на нём красовались белые овальные номерные знаки Западной Германии. Руди Шлиссельман, выдающийся взломщик, сидел за рулём и ругался по-немецки на французов – водителей окружающих автомобилей. Рядом с ним, нервно пережевывая таблетки от несварения желудка, находился Отто Берг, последний из «счастливых бродяг». На заднем сиденье, вытянувшись, как струна, не глядя по сторонам и терпеливо снося какофонию уличного движения – как он терпел, до определённого предела, любые глупости – помещался Герман Мюллер, глава команды.

Вжик-плюх. «Фольксваген» исчез.

Вскоре после этого, если бы наш случайный очевидец всё ещё стоял бы столбом на том же месте, он заметил бы маленький красный «Фиат», лавирующий среди синих и белых «Рено» и «Симок». [25] Управлял «Фиатом» Анджело Сальвагамбелли; его зубы сверкали в широкой улыбке, ветер трепал блестящие чёрные волосы, а вокруг шеи был небрежно повязан белый полиэстеровый шарф. Рядом с ним, в ужасе глядя моргающими глазами на шумные автомобили вокруг, людей и солнечный свет, сжался на сиденье Вито Палоне – преступник-профи в отставке, по общему желанию вытащенный из мест не столь отдалённых. Или, по крайней мере, по желанию Розы Палермо, которая с трудом втиснулась на маленькое заднее сиденье «Фиата». С этого командирского мостика она теперь так и сыпала указаниями и предостережениями, касающимися дорожного движения, которые Анджело жизнерадостно игнорировал.