Таня Танк - Няка
А спустя четыре дня Надин констатировала, что потеряла пять кило. Правда, и чувствовала себя хуже некуда. Она горстями пила таблетки от головной боли и практически перестала спать. Часто ей приходилось прилечь, чтобы успокоить сердце: пульс временами зашкаливал за сто.
– Мало, мало, – бубнила она. – Где ты прячешь эту мочу? Почему даешь мне только три стакана? За неделю мне нужно сбросить еще десять кило.
– Больше трех я боюсь, – честно признался Максим. – Мне и за три-то стакана страшно, если честно. В этой моче, как ты ее называешь, содержатся очень сильные вещества. По сути, это яды.
– Красота требует жертв!
– Но не таких же, Надь. Никакой контракт не стоит твоего здоровья…
– Меня убивают не яды, а мое отражение в зеркале! Что может быть омерзительнее этих окороков? – и она защипнула руками валики на боках.
– Я бы на твоем месте подумал о коже, – важно заметил Максим. – Свежестью ты не пышешь. Мягко говоря.
Надин метнулась к зеркалу. С полминуты она критично рассматривала свое отражение. Да, носогубные складки стали более выраженными, а под глазами сгустились тени…
– А, ерунда! Замажем! Шпатлевка-то на что?
– Надь, у тебя скулы… – начал Максим.
– У меня аристократические скулы! – перебила его Надин. – Педрини назвал меня русской Стеллой Теннант! Я тебя очень прошу: налей мне еще стаканчик этой урины.
– Я боюсь за тебя, Надь…
– Хватит ныть! – взбеленилась она. – Где ты ее прячешь?
– Не скажу. Ты не в себе.
– Тогда… тогда… – Надин быстро обшарила комнату взглядом и подошла к столу. – Тогда я сейчас возьму этот нож и… и… прямо у тебя на глазах перережу себе горло!
– Ты свихнулась на своем похудении! – шагнул к ней Брусникин.
Надин молниеносно занесла нож:
– Не подходи!
– Быстро положи на место! – у Максима дрогнул голос.
– Что, щенок, наклал в штаны? – злобно расхохоталась Надин. – Где ты прячешь канистру с этой дрянью? Живо показал!
И она шагнула на него с тесаком.
– Надя, что с тобой? – Максим невольно сделал полшага назад. – Пожалуйста, не надо так шутить.
– Я не шучу! Раз, два, три… считаю до десяти! – и она поднесла нож к своей шее.
– Пять… шесть… Ну же, не толкай меня на грех! Семь…
Брусникин тронулся с места на счете «восемь».
– Здесь около двух литров, – сухо сказал он, поставив на стол банку с желтым раствором. – Это на неделю.
– На неделю? – визгливо расхохоталась Надин, но неожиданно перекосилась от боли и схватилась за сердце. – Я управлюсь за три дня.
И она один за другим выпила сразу два стакана снадобья.
…К концу недели она действительно похудела. Это признали все модели их агентства, когда за день до начала съемок увидели ее в гробу.
* * *После трагедии с Надин модельный бизнес стал Максиму противен. При виде худых женщин у него к горлу подкатывал комок отвращения. Оставаться в Париже, чтобы работать официантом в третьесортных кафе по окраинам, он не хотел. В 20 лет Брусникин вернулся в Москву.
Он восстановился в институте и с головой ушел в учебу. До ночи пропадал в лаборатории, а выходные проводил в научной библиотеке. Ему не давал покоя вопрос: как усовершенствовать препарат, сгубивший Надин? Как сделать его менее токсичным и более действенным? Если ему это удастся, можно будет запатентовать средство, наладить производство, а там…
Да, а дальше-то что? Он задумался. В 18 лет, когда его подобрала Надин, его совершенно не манили материальные блага. Он грезил только о науке, только о формулах. Но сейчас, спустя два года в модельном бизнесе, Максим констатировал: его ориентиры дали крен. С подачи жены он полюбил брендовую одежду, посиделки в модных ресторанах, отдых на островах. Это была только видимость красивой жизни. Но чтобы обеспечить себе даже этот минимум, им с Надин приходилось принимать все без разбору предложения. Какие же усилия необходимо предпринять, чтобы получить большее? Ответ напрашивался один: наладить свой бизнес. Поэтому Максим и не вылезал из лаборатории. Он фанатично создавал препарат, который должен был его озолотить.
И этот препарат был синтезирован. Закончив вуз с красным дипломом, Брусникин заговорил о тестировании средства на добровольцах. Но был немало удивлен, когда его научный руководитель, профессор Румянцев, скептически заметил:
– Никто не позволит тебе тестировать неизвестную формулу на людях.
– Но это очень актуальная разработка! Ее ждут многие!
– Есть десятки эффективных апробированных препаратов, каждый год появляются новые…
– Но зачем же тогда я учился? Чтобы вечно прозябать на задворках?
– Чтобы влиться в какую-нибудь фармацевтическую корпорацию и там с нулевой высоты – я подчеркиваю, с нулевой – начать восхождение на вершину.
– Почему же с нулевой? Я ведь уже создал препарат.
– Считай это разминкой, студенческими забавами, – похлопал его по плечу Румянцев. – Конечно, когда ты оглядишься на новом месте работы и зарекомендуешь себя как толковый молодой специалист, то сможешь представить свою формулу на рассмотрение…
– Чтобы все пенки снял чужой дядя, а мне бы снисходительно вручили какую-нибудь почетную грамоту? – вспылил Брусникин. – Нет, я вложил в эту формулу всю душу и не могу дарить ее первому встречному.
Максим решил сам синтезировать и сбывать свое чудо-средство. Естественно, речь могла идти только о нелегальном производстве. Но он мечтал не о славе, а о сверхприбылях. То, что деньги потекут к нему рекой, сомнений не было. После случая с Надин он понял, что нет ничего такого, что остановило бы одержимого похудеть. На этих человеческих слабостях Брусникин и планировал построить свое благополучие.
Но, подсчитав расходы на открытие производства, он приуныл. Денег требовалось немало. А сырье? Он перелопатил горы литературы и теперь был настоящим экспертом по растениям со всех уголков света. Но их предстояло как-то добыть. А это тоже предвещало немалые расходы.
Все сходилось к тому, что ему действительно надо какое-то время поработать на фармацевтическом предприятии. Заработать денег, набраться опыта. Исподволь потестировать свои формулы на подвернувшихся под руку добровольцах. И только потом, создав базис, рвануть в бой.
Пообещав профессору Румянцеву, что будет работать над кандидатской, Максим по его протекции устроился в крупный холдинг «Панацея-Фарм». Работа увлекала его лишь постольку-поскольку. Весь жар души он бросал на домашние опыты. За четыре года Брусникин успел забраковать свое изобретение и разработать четыре новых, которые соответствовали его концепции: стремительная потеря значительного веса.
Все это время Максим вел затворнический образ жизни. Он предпочитал не замечать устремленных на него восхищенных женских взглядов. Когда ему делали намеки, притворялся непонимающим. Если говорили об интересе в лоб – отшучивался. Что касается мужчин, то Брусникин еще в 18 лет дал себе слово бороться со своими наклонностями, и пока стоически держался.
Ту энергию, что его сверстники тратили на развлечения, секс или семейные хлопоты, он расходовал на свой проект. С упорством фанатика Максим работал и в выходные, и по ночам. Он давно обходился пятью часами сна. Не ездил в отпуск. Жил в съемной комнатке за МКАДом. Его расходы были минимальны, и каждый месяц он умудрялся откладывать больше половины зарплаты.
В 28 лет за ценное рацпредложение его премировали поездкой в престижный подмосковный санаторий. Скрепя сердце, Максим потратился на новые плавки и пару футболок, закачал в электронную читалку кучу материалов со всевозможных фармацевтических симпозиумов, повесил на плечо ноутбук и отбыл.
* * *– А теперь с пухлыми губками! Погоди, я шляпку сниму! Теперь давай я буду типа роковая! Мамуль, ну еще пару кадриков!
Возвращаясь с обеда, Брусникин невольно обернулся на капризный девичий голос. Поодаль, раскачиваясь на качелях, блондинка, по виду лет пятнадцати, позировала красивой худощавой женщине с фотоаппаратом. Словно задумавшись о своем, Максим скользнул взглядом по полным коленям, крутым бедрам и налитым плечам девушки.
– И что это вы так на меня уставились? – кокетливо крикнула ему толстушка и откинула назад растрепавшиеся белокурые пряди. – Мам, он в меня влюбился!
– Ульяна, прекрати немедленно, – одернула ее женщина. – Как ты себя ведешь? Это тебе не одноклассник, а серьезный взрослый мужчина.
– Ну уж и мужчина! Это молодой человек, причем, очень симпотный. И сейчас он нас с тобой сфоткает. У нас нет ни одной нормальной общей фотки.
Брусникин нехотя подошел к качелям.
– Какой ты няка! – блондинка вскочила с качелей. – Вблизи даже няшнее, чем издали.
– Ульяна! – еще строже произнесла женщина. – Что за фамильярность с посторонним мужчиной? Не обращайте на нее внимания, молодой человек, она у нас такая взбалмошная. Да еще этот затянувшийся переходный возраст…
