Сердце знает - Игл Кэтлин

— Мама. — В его темных глазах появилась нежность, его голос стал мягче. — Он хотел на тебе жениться?

Снова в горле застрял комок. Она крепко сжала губы, чтобы они не дрожали. Этот ребенок был слишком хорош для нее.

— Мы никогда об этом не говорили.

— А что… он не хотел детей?

— Он ничего о тебе не знал. — Она увидела морщинку, которая пролегла между его прямых черных бровей. — Он уехал в Миннесоту. И я всегда думала, как будто он ушел на войну, понимаешь?

Сидни медленно покачал головой, не сводя с нее глаз:

— НБА и война — не совсем одно и тоже, мама.

— Я знаю. — Ему не нужны ее объяснения, подумала она. Ему нужны факты. — Когда он уехал, я не знала, что была уже беременна. А когда узнала, я… Я ничего ему не сказала. Я переехала в Денвер, у меня родился ты, и я его больше не видела, до сегодняшнего дня.

— Ты боялась ему рассказать? — осторожно спросил он. — Он злой? Ты не хотела…

— Нет, нет, он — очень хороший. Он — очень хороший человек, Сидни.

Некоторое время он о чем-то думал, как, бывало, он размышлял над домашним заданием, пытаясь найти ответ.

— Ты ему скажешь сейчас? — спросил он.

— В этом нет необходимости. Он видел тебя. Он знал, что у меня есть сын, но он не знал, что ты — его сын. Когда он увидел тебя…

— Что? — Его ложка упала на тарелку. Он наклонился вперед, стараясь приободрить ее. — Я не похож на него. Я ни на кого не похож, только на самого себя.

Она потянулась через стол, чтобы успокоить его, погладить его по голове, но он отклонился, он не был похож на подростка, который отстраняется от ласки. Он не хотел, чтобы к нему прикасались, никто, даже она.

Она натянуто улыбнулась и прижала руки к столу, левой рукой прикрыв правую. — Ты невероятно красив.

— Так он сказал? — спросил Сидни. Она кивнула. — Что он еще сказал?

— Он был удивлен не меньше тебя и так же смущен. Это — моя вина, дорогой. Я с этим плохо справилась.

Он с отвращением посмотрел на остатки десерта. То, что осталось на тарелке, было залито розовым соком. Его губы тоже были розового цвета, рот был слегка приоткрыт. Он не двигался. Она вдруг вспомнила, как когда-то, на Хэллоуин, он объелся конфетами, и она обнаружила его сидящим на полу возле туалета. Он сказал тогда, что его сейчас вырвет, и он хочет, чтобы все это быстрее закончилось. Она тоже хотела, чтоб все поскорее закончилось.

Наконец, он сказал: — Ну, хорошо, мне не нужен отец.

— Нет, — она ответила слишком быстро, — нет, нет, нет. Дорогой, он не…

— Что ты хочешь этим сказать «нет, нет, нет»? Я — не ребенок, мама! — Его сердитый взгляд взрослого мужчины больно ранил ее материнские чувства. — Разве я говорю какие-то неприличные вещи?

— Совсем нет. Я просто не хочу, чтобы ты делал поспешные…

— Меня не интересует, что ты хочешь. — Он снова придвинул стул и потянулся за тарелкой. — Меня это не интересует, и я не хочу об этом ничего слышать. Мне отец не нужен.

— Он, в основном, говорил…

— Меня это не интересует, мама. — Его голос был более спокойным, чем взгляд. — Сюрпризы не всегда бывают приятными, да? Мне не нужно оставаться здесь все четыре дня. Собственно говоря, я, наверное, завтра уеду. Мне даже и не хочется оставаться здесь на четыре дня.

— Сидни… — Она пошла за ним к раковине. Она знала, что должна оставить его сейчас одного, но не могла. Она не могла остановиться, даже когда в голове раздался сигнал.

— Я не хочу тебя ни с кем делить. Я говорю, как эгоистка, я знаю, но мои родители тоже развелись, и мы с сестрой вынуждены были …

— Мне все равно. — Он задел тарелку, и она вдребезги разбилась. — Мне все равно, мама. И нечего смущаться. Мой отец был убит на войне, договорились? Мне это нравится больше, чем просто умер. — Он говорил с издевкой, театрально хмурясь. — Какая это была война?

— Пожалуйста, не надо.

— Что не надо? Я ничего не делаю. — Он пожал плечами. — Кроме того, что завтра я уезжаю. Я могу обменять билет?

— Я не знаю. Придется доплачивать.

— Я возьму из моих сбережений.

— Ты не сможешь без моей подписи.

— Ты пытаешься удержать меня здесь?

— Теперь, когда ты здесь и узнал всю правду, я думаю, мы должны как-то с этим справиться.

— Как-то? О чем ты? — Он усмехнулся и повернулся к раковине, стал собирать куски разбитой тарелки, и когда она потянулась, чтобы забрать их у него, оттолкнул ее руку. — Я сам справлюсь, черт возьми.

О Боже, подумала она, чуть не плача. Она не должна позволить себе расплакаться. Ее сын ведь не плакал.

С обломками в руках он посмотрел на нее, взглядом спрашивая, что ему делать дальше. Она показала на дверцу под раковиной, он отступил. Она открыла ее, и он выбросил разбитую тарелку.

— Через тысячу лет кто-то найдет это и скажет, что мы, должно быть, были более-менее цивилизованными.

Он смотрел на нее, как маленький мальчик.

Она опять попыталась улыбнуться. — Практичными, даже если и не обладали хорошим вкусом.

Сын кивнул, но не улыбнулся. Ни улыбки, ни слез. Коснулся ее руки. — Послушай, мама, давай просто забудем правду, хорошо? Как будто ее не было.

Она кусала нижнюю губу.

Мальчик отошел от нее, увидев, как она потянулась, чтобы прикоснуться к нему, схватил крышку и закрыл банку со взбитыми сливками.

— Это — мой любимый десерт, и ты — единственная, кто умеет его готовить. А сейчас я, действительно, устал.

Она кивнула: — Доставай свою пижаму, а я принесу свежее полотенце.

— Я не ношу пижаму, — с неприязнью произнося слово, которое считал детским. — Кстати, мне нужны плавки. Сейчас все их носят.

— Да, — Она кивнула еще раз. — Я знаю.

Билет на самолет невозможно было поменять. На следующее утро Сидни попросил Хелен узнать, как поменять билет. Все билеты были проданы. Он застрял здесь на четыре дня, и, похоже, не собирается с ней разговаривать. Он сказал, его не интересует вид на Блэк Хиллз, ему не хочется выходить из квартиры, он не желает — не желает — встречаться с ровесниками. Но ничего не имел против новой пары кроссовок.

Они помирились на том, что не будут упоминать об отце. Она ожидала, что Риз позвонит, но не хотела, чтобы Сидни прочитал ее мысли. Если даже он и думал о чем-то, кроме кроссовок, то не подавал виду. Она предложила пойти в Уол Драг, дорога в который, по случайному совпадению, проходила возле дома Блу Ская. На почтовом ящике все еще стояла фамилия Роя. Сидни заметил это, посмотрел на дом и ничего не сказал. Хелен увидела машину Риза, но сказала только: — Все дороги ведут в Уол Драг. Ты о нем слышал?

— А почему я должен слышать о нем?

— Это — популярное место. Оно на каждом указателе.

Но на следующем щите, который они проехали, была реклама «Pair-a-Dice City»: Собирайте памятные монетки заповедника. Принимайте участие в турнире на игральных автоматах.

— Особого умения не нужно, чтобы играть на игральных автоматах, правда? — спросил он.

— Правда.

— Зачем же тогда устаивают турниры?

— Из-за прибыли, — ответила она, довольная, что ее спросили, готовая отвечать на любой его вопрос. — Все дело в прибыли.

Он увидел еще один шит, который указывал на расстояние до Уол Драг.

— Сколько миль там было?

— Я не заметил, — сказал он. — Рекламные щиты наносят вред природе и нашему развитию. Мы сами знаем, куда хотим попасть. — Он бросил на нее взгляд. — По крайней мере, я.

Они не могли найти подходящих кроссовок в Уол Драге, хотя на туристских островках на окраине Бэдлэнда можно было найти все, что угодно. Хелен хотела купить сыну все игрушки и сувениры, которые попадались, чтобы загладить вину. Она знала, это глупо, и Сидни тоже так думал. Но он как раз потерял свой фирменный нож, и резиновая змея очень пригодилась бы в лагере. Не та дешевая, а подороже, что выглядела, как настоящая. Ему не обойтись и без бейсболки, а тут как раз он увидел зеленую с эмблемой команды «Сиэтл Супер-Соникс». Хелен сказала, что Рик Марино — друг Риза и что недавно видела бывшего игрока команды Сиэтла.