Лариса Ильина - Беги, Люба, беги!
Пока все были заняты, в кабинете незаметно появился Исмаилян. Он опустился в кресло рядом со столом Седоватого и, устало пыхтя, некоторое время сидел, обмахиваясь тонкой бумажной папкой. Переводя свои глазки-пуговки с одного лица на другое, он с интересом прислушивался к разговору. Затем, налюбовавшись коллегами, громко кашлянул. Все с любопытством посмотрели на зама.
— Вот, — скромно потупясь, сказал Акоп Ашотович и положил перед Седоватым папку. — Это к вопросу о данном пациенте...
Михаил Викторович ее раскрыл и удовлетворенно за-хмыкал. Читая, он хмыкал все громче, а мы дружно гадали, что же он сейчас скажет. Но Седоватый молча протянул папку мне, а Исмаилян пояснил:
— Мужчина, тридцать лет... Злоупотреблял алкоголем, в соответствующем состоянии упал вниз головой с лестницы. Сердце, как у быка-двухлетки, но нейрохирурги умыли руки. Шансов нет. Необратимая кома... Родных не имеет.
Пробежав глазами принесенные Исмаиляном бумаги, я только покачала головой. Совместимость была невероятная, словно донор был близким родственником.
— Похоже, — удивленно хмыкнула я, передавая папку Жвакину, — этому парню везет не только в бизнесе!
Мельком глянув, Федор Семенович сунул ее Березкиной. Старик, как всегда, взирал на окружающее с пессимизмом и считать совпадение чудом явно не торопился.
— Что ж, — обвел взглядом присутствующих Седоватый, — эта информация в корне меняет дело. Думаю, вы со мной согласны. — Мы дружно закивали.— Тогда обсудим наши ближайшие планы.
В квартире царила тишина. По наличию в коридоре обуви я определила, что муж дома, но заходить в комнату, где Он был, не стала. Теперь мы сосуществовали словно в параллельных измерениях, не общаясь и не реагируя друг на друга.
По умолчанию он занял большую комнату, а я спальню. Встречаясь в местах общего пользования, мы плавно обтекали друг друга, взаимно не удостаивая ни словом, ни жестом. Для меня это оказалось неожиданно легко. Я не плакала по ночам в подушку, не искала оправданий ни для себя, ни для Олега. Меня охватило безразличие изнуренного долгим бегом человека, рухнувшего в полном бессилии. Почему сам Олег упорно возвращался каждый вечер в нашу опрокинутую невзгодами семейную лодку, я не знала.
В половине одиннадцатого зазвонил телефон. Теперь я снимала трубку, только услышав голос на автоответчике. Оказалось, что это изобретение — лучшее средство от телефонных маньяков. На сей раз на линии оказалась Света Березкина.
— Ты сегодня так быстро сбежала, что я не успела с тобой поговорить, — привычной скороговоркой затарахтела она. — А как тебе Исмаилян? Я ж говорила, что он все сделает! Их уже перевели в «Б» двенадцатый.
— Кого?
— Тетку и бизнесмена. Исмаилян приказал, когда подтверждение пришло.
— Не поняла, — я даже потрясла головой. — Какое подтверждение?
Дело в том, что в отделение «Б 12» я не имела доступа, а попасть туда могла только в сопровождении сотрудника соответствующего уровня. Фактически перевод можно было понять так, что пациентов у меня забрали. Но почему? Однако Березкину мои вопросы удивили:
— Как какое? На трансплантат!
— А в «Б 12» зачем?
— Да ты что! Их операции знаешь сколько стоят? — Березкина захихикала. — На них теперь и дышать будут только через маски! Так всегда бывает. Парень уже там и... — Тут она вдруг запнулась, словно подавившись, и закашлялась.
— Какой парень? — манера Березкиной объясняться всегда приводила к тому, что я окончательно запутывалась.
Но Свете по какой-то причине неожиданно надоело говорить о профессиональных проблемах, и она затарахтела еще быстрее:
— Ой! Ну что мы с тобой, как лесорубы: в лесу — о бабах, а с бабами — о лесе? Я ведь не за тем звоню! У меня день рождения, приглашаю! В субботу, в «Карьеристе»...
— Знаю такой, — сказала я. Ресторан «Карьерист» находился в двух кварталах от бара «Нефертити». — Обязательно приду.
— Приглашаю вместе с мужем.
— Спасибо, но муж будет занят. У него много работы.
Березкина выразила на словах по этому поводу сожаление, хотя было ясно, что ей глубоко чихать и на Олега, и на его работу.
Я доплелась до кровати и со вздохом облегчения рухнула. Но сон, будто назло, не шел. Ворочаясь с боку на бок, я усердно подсчитывала овец, но их упорно сменяли человеческие образы, причем не всегда те, что я была рада видеть. Исмаилян, обмахивающийся тонкой бумажной папкой, беспрерывно говорящая Березкина... Наконец в калейдоскопе лиц промелькнула бульдожья физиономия с косым шрамом. Я открыла глаза и уставилась в потолок. Кто сыграл столь злую шутку с подругой? Кто-то из тех двоих, из «Нефертити»? И вот ведь что странно: из того, что было в баре, Лидка не помнила ровным счетом ничего... А ведь не горькая же она пропойца, чтобы напиваться до полнейшего бесчувствия! Значит, ей 470-то подсыпали. И если бы мы с Тигриным туда не приехали, неизвестно, чем бы там закончилось. Во второй раз неизвестным врагам повезло больше, но все же довести дело до конца они не смогли — помешал Ферапонтов. Ах, Коля, Коля... Ты так вовремя оказался возле гаражей, так вовремя появился в больнице! Как это у тебя получается?.. Какая-то неясная маета заставила меня сесть на постели, обхватив руками коленки. Тот фальшивый доктор не был похож ни на одного из «бульдогов». А Колька выше ростом... Господи, ну почему я об этом думаю? Не мог же он выпрыгнуть в окно, а потом снова прибежать в палату и спасти Лидке жизнь... Бред... А что не бред? Вся моя жизнь превратилась в бред, и если бы не работа, я бы точно тронулась умом. Чего так трогательно добивался Олег... Хотя, если разобраться, сейчас на сумасшедшего он похож гораздо больше. Глаза ввалились, руки дрожат... Забивается каждый вечер в комнату, словно кролик в нору...
Бесконечный хоровод мыслей прервал неясный глухой звук, отдаленно напоминающий горький детский всхлип. Насторожившись, я прислушалась. Звук повторился, но тише. Потом снова воцарилась сонная тишина, но что-то не давало мне покоя, заставляя сидеть неподвижно. Наконец напряжение немного отпустило, я поднялась и распахнула окошко. Ветер качнул легкие занавески, и чуть слышно вздрогнула дверь спальни. Подчиняясь внутреннему порыву, я на цыпочках прокралась к двери и осторожно выглянула в коридор. Тишина. Я уже собралась вернуться в постель, когда из гостиной послышался неясный шепот. Олег разговаривал по телефону. Я глянула на часы: почти три! Гуляющий по квартире сквознячок потянул по ногам, и дверь в гостиную приоткрылась. Голос мужа слышался лучше, и звучал он... истерично. Неведомая сила повлекла меня вперед, и, сделав пару легких шагов, я оказалась возле дверного косяка.
— ...нет, я не сошел с ума... хотя временами мне и самому так кажется! Послушай, Серега, не перебивай... — Тут я сообразила, что скорее всего Олег разговаривает с Доценко. — Она сказала мне, что она уже не вернется... И обратной дороги нет. Но она здесь... Ты прав, старик, но я уже ничего не могу изменить. И, честно тебе скажу, мне до черта страшно. Она сумасшедшая, настоящая сумасшедшая... Она просто не соображает, в какую игру ввязалась! И не понимает, что без него она — ноль! Понимаешь, Серега, он мне звонил. Я не знаю — кто, но он знает все. Сказал, что я жив, пока с ее головы не упал ни один волос. Так и сказал: ни один волос! Я жив, пока мы вместе...
Порыв ветра снова шевельнул на окнах занавески, дверь дрогнула, плавно закрываясь. Щелкнул язычок замка. Олег умолк, видимо, прислушиваясь. Плохо соображая, я попятилась к своей комнате, прикрыла дверь и, прислонившись к ней спиной, безвольно сползла вниз.
Мария Андреевна встретила меня в дверях Лидкиной палаты. Вид у нее был весьма озабоченный:
— Доброе утро, Люба! Вот, поздоровалась с вашей подружкой... Слабенькая, конечно, она еще. Люба, — понизив голос, тронула меня за рукав халата доктор, — знаете, очень уж она нервничает... При виде посторонних пульс резко подскакивает... Слишком эмоциональная реакция...
— А кто посторонний к ней заходил? — сразу насторожилась я.
— Я имею в виду медперсонал, — поправилась Мария Андреевна. — Она даже меня сейчас испугалась.
— В принципе, нет ничего удивительного. Я ведь вам говорила, что в той больнице к ней в палату забрался какой-то псих. А здесь она пока никого не знает. Постарайтесь, пожалуйста, чтобы к ней без вас не заходили незнакомцы.
— Ладно. — Доктор согласно кивнула и задумчиво поджала губы. — Я посмотрела ее снимки. Она ведь с лестницы упала? А лестница с перилами?
Я кивнула и описала примерную траекторию подружкиных кульбитов.
— Что ж, травмы классические. А вот повреждение в нижней части черепа могло стоить ей жизни. Ей повезло с нейрохирургом. Но как при падении она получила такую травму? Конечно, возможна вероятность, что был удар о перила, но...
Делиться своими мыслями на сей счет я не стала. Однако слова Марии Андреевны подтверждали догадку Ферапонтова: Вельниченко с лестницы столкнули. Вернее, ударили сзади по голове. Хорошо, что она у нее оказалась крепкая, иначе свои классические переломы Лидка демонстрировала бы на столе патологоанатома.
