Дарья Донцова - Сволочь ненаглядная
– Ну те-с, что случилось, дорогуша?
Мне не захотелось прикидываться родственницей сумасшедшего. Да и в кабинете специалиста подобного класса это небезопасно. Начнет задавать вопросы и тут же выведет на чистую воду. Поэтому я прямо заявила:
– Я пришла поговорить о Насте Звягинцевой.
Федор Николаевич вытащил трубку, набил ее табаком, тщательно закурил и осведомился:
– Надеюсь, вы понимаете, что сведения о больных не подлежат разглашению?
Я кивнула.
– Тогда, – продолжал Ростов, – расстанемся без обид, а если желаете что-либо узнать, у вас должна быть бумажка из органов, где вы просите меня об откровенности. Кстати, не всегда помогает и она.
– Я не имею никакого отношения к правоохранительным органам…
Психиатр выпустил густой клуб дыма и ухмыльнулся:
– Душенька, вы симпатичное существо, но, увы, я связан клятвой Гиппократа. Мой вам совет, как журналистке, лучше бросьте эту тему. Господа Скотинины вели себя безупречно, а Настенька мертва. Ну к чему доставлять людям еще больше горя? Мне, например, не нравится, когда ради увеличения тиража фотокамера суется в постель или на кухню…
– Я не из газеты…
– Да? Тогда зачем вам сведения о Насте?
Его умные, породистые глаза откровенно смеялись, и я выложила ему всю правду – про больницу, доллары, поиски Егора…
Федор Николаевич посерьезнел.
– Тридцать тысяч! Большие деньги, вы могли спокойно оставить их себе, никто бы и не побеспокоился.
Я оторопела. Оставить себе? Чужие деньги? Как-то даже не пришло в голову.
Ростов засмеялся:
– Шучу, шучу. Честно говоря, вы меня дважды удивили.
– Чем?
– Сначала тем, что начали поиски неизвестного парня, а потом сообщением о сумме… Вы видели реальные деньги?
– Не понимаю…
– Ну, у вас в руках были купюры или какая-нибудь пластиковая карточка, чек…
– Нет, банкноты, причем подлинные, я проверила их карандашом.
– Чем?
– Ну, такой специальный прибор, похож на лазерную указку, фальшивые ассигнации в его свете желтеют, а подлинные – синеют.
– Скажите пожалуйста, – изумился Ростов, – никогда не слыхал о таком.
– Я тоже, но под Новый год моего родственника обманули в обменном пункте, всунули фальшивые доллары. Парень ужасно ругался, но поделать ничего не смог.
Кассир, гадко ухмыляясь, сообщил ему:
– А где на деньгах написано, что они из нашего обменного? Ты их, дружок, за порог выносил…
Сережка перекосился от злобы и купил «карандаш».
– Настя была светлым человеком, – вздохнул Ростов, – несмотря на заболевание и сопутствующее ему изменение личности.
– Что с ней приключилось?
– Шизофрения – психическое заболевание.
– И в чем оно проявляется?
– Изменение личности – снижение активности, эмоциональное опустошение, аутизм… Возникают разнообразные, так называемые патологические продуктивные симптомы.
– Что это такое?
– Попросту говоря, бред, галлюцинации, аффективные расстройства, кататония…
– Тромбоэмболия…
– Да никогда! При чем тут тромбоообразование? – удивился Ростов. – Конечно, у больных шизофренией масса и других болячек, например, язва желудка, или может случиться воспаление легких, аппендицит, рак, в конце концов. Но это болезни тела, а шизофрения – недуг психики, души, если вам так понятнее будет. И, к сожалению, возникает он в молодом возрасте.
– Вот ведь беда, – искренно пожалела я Настю, – всю жизнь идиоткой жить!
Федор Николаевич принялся методично выбивать трубку о край пепельницы.
– Ну при чем тут идиотия! Шизофрения может быть непрерывной или приступообразной. У Насти оказался последний случай. За периодами обострения следовала ремиссия. Многие больные в такой стадии успешно работают, и окружающие ни о чем и не догадываются. Вспомните хотя бы гениального Ван-Гога. Отрезанное в припадке безумия ухо и потрясающие картины.
– Он был шизофреником?
– Без сомнения, стоит только взглянуть на его творения бесстрастным взглядом врача. Кстати, скорей всего, определенные отклонения присутствовали у Гойи, Босха и Шагала… Как это ни парадоксально вам покажется, но многие шизофреники безумно талантливы – пишут книги, картины, сочиняют музыку… Настя, например, пыталась издавать поэмы, кстати, на мой взгляд, вполне читаемые, и, выйдя замуж за Олега, написала пару песен, весьма неплохих. Хотя, конечно, жить с ней, особенно в последний год, было трудно.
– Почему?
– Мания преследования, – коротко ответил психиатр. – Ей казалось, будто муж и свекровь намерены отравить ее. Вот она и стала питаться отдельно, ела только из пакетов и коробок, впрочем, потом перестала принимать всякую пищу, пришлось повозиться, чтобы заставить ее прикоснуться к супу.
– Пошла бы в ресторан…
– Ах, душенька, – улыбнулся Ростов, – Настя уверяла, будто Олег подкупил всех поваров в Москве. Это же бредовое состояние, не поддающееся логике.
– Может, ей следовало жить с братом?
– Понимаете, дружочек, – сказал доктор, вновь набивая трубку, – у Настюши не было никакого брата, у нее вообще никого не было, одна как перст. Если не считать, конечно, мужа и свекровь. Но супруг не кровный родственник, а вот родных по крови не осталось. Я ведь почему спросил, реальные ли деньги у вас в руках? Настюша могла сунуть вполне официально выглядевшую бумажку и уверять, будто это чек. Фантазеркой она была отменной. Хотя…
– Что?
Ростов встал и, заложив руку за спину, принялся ходить взад-вперед по маленькому кабинету.
– Была одна странность, на которую я сразу обратил внимание. Для многих больных, в особенности женщин, я становлюсь крайне необходимым. Многие даже влюбляются в меня, только не подумайте, что за удивительную красоту. Нет, просто в большинстве случаев над моими пациентками дома посмеиваются, не слушают, отмахиваются от их проблем. Я же даю выговориться и пытаюсь искренне понять их беды. Вот и возникает у дам ощущение, будто врач в них влюблен, и моментально вспыхивает ответное чувство. Факт очень распространенный, и опытный специалист обязан суметь направить поток чувств в нужное русло. Хотя частенько случаются браки между врачами и пациентками… Но я к чему веду речь. Обычно я оказываюсь в курсе всех проблем больной. Знаю про нюансы отношений в семье, личные привычки и пристрастия. Служу для заболевших исповедником. Так вот, Настя оказалась исключением. Ни слова о детстве или родителях. На все попытки кое-что разузнать она моментально замыкалась и сухо сообщала: «Отец и мать погибли, когда я была еще ребенком, бабушка о них ничего не рассказывала».
Правда, у Ростова сложилось впечатление, будто девушка что-то недоговаривает. И еще ему показалось, что бабушка, которую Настя тоже вспоминала с неохотой, была человеком нездоровым. Один раз Настюша обмолвилась, что старушка сожгла все семейные фотографии. В другой сказала, будто бабуля не впускала в квартиру никого – ни слесаря, ни электрика. А когда в ванной сломался кран, они стали мыться, набирая воду в раковине кувшином.
– Шизофрения передается по наследству?
– Никто не знает точно, – пожал плечами Ростов. – Хотя существует статистика, подтверждающая факт «семейности» данного заболевания. Хотя порой и отец, и мать, и бабка больны, а дети, внуки, правнуки здоровы. С другой стороны, вчера привезли молодого парня с нормальной наследственностью. Не удержал на обледенелой набережной машину и свалился в реку. Результат – реактивный психоз. Так что чем дольше я лечу больных, тем больше понимаю, что ничего не знаю.
– Значит, Настя не рассказывала о брате, которого зовут Егор?
– Никогда. Я пытался ее разговорить, но впустую, потерпел профессиональную неудачу. Кстати, существует очень интересная методика, иногда дающая хорошие положительные результаты. Больного погружают в глубокий гипноз и заставляют заново пережить детство, добираются до раннего младенчества. Иногда это помогает избавиться от кое-каких фобий. Я предложил это Насте и встретил бурный, просто гневный отказ. Я решил потом возобновить попытки, но она умерла. Такое ощущение, что ей поставили блок на воспоминания детства. Хотя кто, зачем и почему?
Я пригорюнилась – опять ничего.
– Вы бы с ее подружкой поговорили, – неожиданно сказал Федор Николаевич.
– С Лесей Галиной? Уже была у нее.
– Нет, у Настюши был другой приятель, она его подружкой звала, и я невольно так сказал, он мужчина. Он с ней сюда в клинику пару раз являлся. Знаете, грешным делом я подумал, любовник. Сейчас погодите, где-то записал координаты.
Ростов принялся перебирать растрепанные бумажки и наконец провозгласил:
– Рагозин Николай Федорович, улица Мирославская, д. 18.
Я горестно вздохнула. Все, круг замкнулся, вернулась к тому, с кого начала поиски.
– И давно он сюда приходил?
Ростов начал колебаться.
– То ли в сентябре, то ли в октябре. У нас в палатах такая обстановка, чтобы больные чувствовали себя как дома. Кровати обычные, гардеробы, трюмо, телевизор… Создаем видимость спальни, не для буйных, конечно…
