Михаил Башкиров - Злой ГЕНий, или Сперматозоиды штурмуют…
– Круто!
– Не улыбайтесь, молодой человек. Вам шах.
– А мы закроемся.
– Попробуйте, попробуйте.
– Так что там насчет грандиозного события?
– Был бы у меня талант беллетриста – я бы такой роман на эту тему написал… Потенциальный бестселлер!
– Никто бы такую муру читать не стал. Эволюция – процесс длительный, скучный и не рассчитанный на массовые эмоции.
– Денис, а вы умней, чем кажется на первый взгляд.
– Мне это уже говорили в Садограде.
– Давайте я вам изложу общую концепцию?
– Валяйте.
Любимое словечко генерала всплыло, наверное, вовремя.
– Мы с вами присутствуем при рождении новой человеческой расы, а может, даже и вида…
– Бедный гомо сапиенс.
– Да, ему не позавидуешь. На смену ему, надорвавшемуся в строительстве цивилизаций, идет человек экстрасенсный. Человек, для которого важны не внешние блага и окружающие искушения, а внутренняя гармония между инстинктами и разумом.
– Олег Иннокентьевич, не знаю, как насчет писательского таланта, но воображение у вас – ого-ого!
– Думаю, моя теория смены вида подтвердится через десять тысяч лет или немного раньше.
– Успокоили.
– Шах.
– Олег Иннокентьевич, а в Садограде имеется хоть один гомо сапиенс, но с характеристиками нового вида?
Я спрятал короля за ладью.
– Назовем его «Экстрасенс обыкновенный».
– Само собой.
– И вы его знаете?
– Конечно, Денис, знаю.
– Это тот самый, который старушек бесплатно пользует?
– Вы уже в курсе?
– Тот самый или нет?
– Конечно, тот самый – кроме него, в Садограде экстрасенсов нет.
– Познакомьте.
– Право, не знаю…
– Познакомьте, Олег Иннокентьевич! Я ради такого случая готов и в старуху переодеться.
– Переодеваться, Денис, не надо.
– Учует?
– Да нет…
Док неожиданно подставил ферзя, впервые за все сыгранные партии «зевнул» – и не пешку, а фигуру.
– Как это ни покажется странным, но…
Олег Иннокентьевич Расмус замолчал на самом интересном.
А еще говорит об отсутствии таланта к литературе…
– Может, переходите?
– Из принципа не перехаживаю.
– Вот и правильно.
Я убрал с доски вражеского ферзя.
– Договаривайте, Олег Иннокентьевич, договаривайте.
Главный врач садоградского роддома поднялся, смахивая незаконченную партию.
– Денис, я сдаюсь.
Фигуры посыпались в траву.
– Положение все равно было безнадежным, – согласился покорно я. – Чудовищно безнадежным.
– Да вы, как всегда, правы.
Олег Иннокентьевич нагнулся за черным носорогом.
– Тот экстрасенс – это я.
После такого признания мне оставалось только помочь собрать идолоподобные фигуры.
Глава 2 Пни вне Пнева
Отправляясь в лес, я захватил набор кухонных ножей.
Сопровождать дам на пикник совершенно безоружным – это моветон.
Дамы не поймут.
Ножи покоились на дне корзины для сбора грибов.
Ножи были прикрыты вафельным полотенцем – чтобы не бросались в глаза и не брякали в самый неподходящий момент.
Сверху лежал плоский электрический фонарик с треснутым стеклом.
Я обнаружил эту необходимую для исследования пещер вещь в одном из старых чемоданов.
Доцентша так и не вспомнила, как фонарик попал в чемодан без ручки.
Я заменил батарейки, проверил отражатель и лампочку.
Все-таки теплилась надежда попасть ненароком в таинственную пещеру…
И так мы катили на велосипедах в сторону моста.
Корзина болталась на руле, никому не мешая.
Племянник с рюкзаком, наполненным съестным, то вырывался вперед, то возвращался.
Молодая супруга утомленная бессонной ночью, вяло следовала за доцентшей, которая массой заменяла если не моторизованный взвод, то пол-отделения – точно.
Я – замыкающим.
Хищник любой породы, а тем более двуногий, всегда нападет с тылу.
До моста мы домчались без происшествий.
На мосту тоже ничего не случилось.
И вот по боковой заросшей дороге наша экспедиция углубилась в лес.
Внезапно дорога закончилась, упершись в скальный обвал.
Дальше виднелась только узкая нахоженная тропа.
Спрятав в чаще велосипеды, мы, разбившись на пары, двинулись по тропке.
Теперь я возглавлял движение.
Корзина – на сгибе левой руки.
А правой поддерживаю за локоток не приспособленную к лесным прогулкам доцентшу.
Корзина и ножи – это комбинация посильней одинокого фотоаппарата.
Вовремя подброшенная корзина, а также синхронное предъявление остро отточенного кухонного набора – отличное средство для психонейтрализации любого противника, даже вооруженного до зубов и выше.
Не успели мы углубиться в осинник, как Нинель Осиповна извлекла из кармана широченной юбки молоток для отбивания лангетов и шницелей.
Отбивной молоток – оружие доцентов.
Урок ночной провалившейся засады пошел на пользу не только мне.
Племянник Сева нежданно извлек из рюкзака прихваченный в поход самый толстый и тяжелый фолиант из библиотеки.
А супруга явила миру ножницы.
Так что теперь наша кавалькада по режущему, колющему и ударно-дробительному арсеналу была вне конкуренции.
Но через полчаса разведки в ход пошли не ножи – ни грибов, ни противника не наблюдалось – и тем более не отбивной молоток, фолиант или ножницы, а кое-что другое.
Средней высоты пень – довольно крепкий, с трутовиками по бокам, с почти незаметными годовыми кольцами – обыкновенный пень неожиданно привлек внимание молодоженов.
– Пень! – вскрикнул похотливо Сева и скинул рюкзак. – Пень!
Отбросив ножницы, послушная супруга взгромоздилась на необычный постамент и застыла в ожидательной позе.
Чтобы не мешать естественному действу, мы с доцентшей стыдливо ускорили шаги.
Ни редкие назойливые комары, ни пикирующие кусучие пауты, ни прочие насекомые не могли помешать семейному торжеству на лоне природы.
Доцентша, не оборачиваясь, начала собирать букет из невзрачных фиолетовых цветочков.
Я помогал ей в этом неспешном занятии.
Увы, но Кремлю не достались эротические акробатические этюды на пне.
Фотоаппарат ограничился цветущими проплешинами.
Удовлетворенная парочка, не забыв ни ножницы, ни рюкзак, ни фолиант, вскоре догнала нас.
Но у следующего пня взгромоздительное действо повторилось.
Видно, медовый месяц вошел в пиковую фазу.
Опять сбор цветочков – на этот раз беленьких.
После третьего пня затея с лесной разведкой показалась мне отвратительной и непродуктивной.
Ни грибов, ни следов монстра, и вообще ничего интересного.
Сплошная фрикционная каторга для племянника Севы.
Нет, по грибы, а тем более, в разведку надо ходить сугубо в одиночку и ни в коем случае не с молодоженами, одержимыми идеей, что жизнь состоит исключительно из половых актов.
Неизвестно, сколько еще пней было бы использовано не по назначению, если бы не вмешались муравьи.
Перейдя мелкий ручей, в котором отразилась громоздкая ученая целлюлитность, позорная гематома и ненасытные влюбленные, мы очутились возле муравейника.
Рыжее население конусообразного мегаполиса почти все высыпало наружу.
Одни отряды уходили.
Другие концентрировались на солнечной стороне своего трупно воняющего дома.
Нинель Осиповна вскрикнула.
Второй закричала переудовлетворенная дриада в черных очках.
Нет, муравьи не впились безжалостными мандибулами дамам в клиторы.
Кто-то лишь подарил муравьиному народу дохлого кота – сначала удавленного медной проволокой, а потом лишенного шкуры и половых органов.
А в разорванной пасти у замученной кошки торчало яблоко сорта «Ева».
Нинель Осиповна, отойдя подальше, блеванула.
К ней присоединилась супружеская пара.
Глава 3 Поганки на крови
Дальше следовали по тропе, следовали молча, без секса и желания развернуть трапезу.
И правильно сделали.
А то бы племянник и женщины зря перевели продукты.
На шляпке поганки я разглядел свернувшуюся кровь.
Неужели егерь, док и шлюха правы насчет этого лесного массива?
Капли темной крови привели нас к скальному обнажению.
Среди багровеющего кустарника чернел вход в пещеру.
Я приказал доцентше и молодухе остаться снаружи.
Нинель Осиповна согласилась, что у нее совсем даже не спелеологические формы.
Молодуху снова потянуло на рвоту.
Племяннику Севе я шепнул, чтобы он весьма бдительно посторожил девочек.
Ну, а сам, вооруженный корзиной с ножами, фонариком и фотоаппаратом, сунулся внутрь.
Спускаться под землю живым, да по собственному желанию – занятие малоприятное.
Вдруг ночная тварь отсыпалась там после садоградского трахания?
Мне снова – в который раз – не повезло.
Воняло, как в прозекторской криминального морга.
Уклона почти не было, и коридор оказался достаточно коротким, хоть и с одним поворотом.
Только мое дыхание.
Только мои шаги.
Только мой световой конус.
Пещера оказалась всего лишь гротом.