Михаил Башкиров - Злой ГЕНий, или Сперматозоиды штурмуют…
– Коли палку не бросать, так о чем кручина.
Чучело поможет мне – истинный мужчина!
Гармошка – басовито последний аккорд.
– Как тебе?
– Главное – в рифму.
– Соображаешь.
Гармошка вернулась к ментовскому гимну.
– Ну так вот: продрал зенки и вижу – два чучела.
– Не больше?
– Зуб даю, два!
Гармошка всплакнула про замерзший клен.
– Ну, я от греха подальше снова отрубился.
Гармошка вальсанула про амурские волны.
– А когда очухался на зорьке – чучело уже одно. Где, спрашивается, второе?
Гармошка эгоистично – про себя родимую, которая не умеет.
– Или спиздили, или само ушло.
– Самоходное чучело? Ну ты даешь!
Гармошка развеяла сомнения о крепкой броне.
– А жена тут при чем? – спросил я, не скрывая обманутых ожиданий.
– Ну сердце мне подсказывает, кореш, сердце!
Гармошка – про одноименный внутренний орган.
– Чучело, именно чучело отжарило мою Валюху!
– Оба чучела или одно?
– Может, и оба.
Гармошка выдала танец маленьких лебедей.
– И какого чучеленка она родила?
Моремана требовалось срочно дожимать.
– Нормальный крепыш. Три двести живого веса. Сорок три сантиметра.
Гармошка поблагодарила неизвестного аиста.
– Федотом назвали в честь прадеда.
– Чьего прадеда – чучелиного?
Сорвался на некорректный вопрос, но старшина простил.
– Не, Валюхиного. Без вести пропал еще в сорок первом.
Гармошка рыднула про медаль и покоренные державы.
– А про микрофон ты здоровски задвинул!
– Прощай.
– Давай краба!
И гармошка как встретила меня блатным попурри, так и проводила.
Глава 9 Гамачный выбор
На обратном пути в Кронино я вылез из такси не у коттеджа доцентши, а неподалеку от гамака.
Юность была на месте.
И на голове у нее торчала кургузая белая фата, явно сделанная из обрывка тюля.
За юностью маячил охранник с битой.
Похоже, фата его только радовала.
Наверное, мечтает лично вырубить злодея и получить славу истребителя сексуальных монстров.
Посмотрим, кому больше повезет.
А шеф-то, даже призрачный, оказался провидцем.
Девица на овуляционном пике.
Остается нейтрализовать амбала, чтобы не помешал засаде.
Вряд ли до завтрашнего утра качку найдут замену.
Остатки самогона в мозгу подсказали, что надо действовать, и немедленно.
Юность в гамаке упорно демонстрировала редким прохожим соблазнительную геометрию.
Я превратился в безбилетного зрителя.
Юность отгоняла страусиным пером назойливую осу, рвущуюся к рыжему треугольнику.
Оса ничего не понимала в синусах, косинусах, тангенсах и котангенсах, но стремилась к глубинам знаний.
Но юность считала, что для ос геометрия, тем более мочеполовая, ни к чему.
Я подошел вплотную к чугунной ограде.
Охранник с битой на плече встал между нами.
– Друг, хочешь жить вечно?
– Иди в жопу! – ответил друг.
– Зачем выражопываться? – сказал я. – Здесь же девушка.
– Я хочу трахаться! – выкрикнула задорно юность. – Хочу трахаться!
– Ты чо!
Охранник накренил биту.
– Не понял?
– Видишь, дебил, – оса девушку замучила.
– Оса?
Почему хам не среагировал на слово «дебил»?
– Нет, колбаса! Трутень!
– Трутень?
Пронимает.
– Трутень, трутень!
Получи, атлет, гранату.
– Трутень!
Юность в предвкушении кровопускания и костоломства забыла о качании, раздвигании, обмахивании.
– Трутень!
Осе тоже надоела рыжая геометрия.
А евнуху надоели мои намеки на его маленькую зарплату и неудовлетворенные амбиции.
– Да я тебя голыми руками порву!
Бита самонадеянно брошена.
– Наизнанку выверну!
– Дай ему, Сом, в рыло! Дай!
Жажда зрелища потеснила сексуальную озабоченность.
– Сом, я на тебя ставлю рубль!
На десять раундов, и тем более двенадцать, растягивать поединок не имело смысла.
Чемпионский пояс все равно не дадут – ни по версии федерации «Пнево», ни по версии федерации «Кронино».
Два запрещенных удара – и одним калечным стало больше.
По крайней мере, на неделю отдых в постельке амбалу гарантирован.
Я сорвал яблоко и положил на грудь вырубленного задиры.
– Прости, трутень!
Юность пыталась энергично покинуть гамак – то ли для оказания первой медицинской евнуху, то ли для погони за мной.
Место будущей ночной засады определилось.
А пока я рванул на личный рекорд по стипл-чезу.
Глава 10 Вибрационная готовность
На закате я вернулся к созревшей юности.
В гамаке серела пустота.
На месте, где я оставил недобитого трутня, лежала срезанная желтая роза.
Хорошо, что не две, в память о скончавшемся…
Осмотрелся.
Желтая роза с зелеными шипами свидетельствовала о госпитализации охранника.
Огляделся.
Путь для снежного человека-и-компании открыт.
Я перенес центр собственной тяжести за холодный чугун ограды.
В неподвижном гамаке лежал приготовленный юностью плед.
Я качнул будущую колыбель противоестественной любви.
До звездного неба и черного сада оставалось минут сорок.
Я прокрался к окнам коттеджа.
Отсутствие в саду новых боевых единиц с бейсбольными битами обнадеживало.
В крайнем окне, распахнутом настежь, – приглушенный свет.
Отступаю в раскидистую тень.
Теперь можно незаметно и безнаказанно заглянуть внутрь.
За тонкой москитной сеткой – юность.
Так-так.
На полу.
Мается, бедняжка.
В чем-то мятом и полупрозрачном.
Ни фига себе…
В каждой руке – по вибратору.
Как бы не довела себя до коллапса.
Оставляя юность в поиске удовлетворяющей истины, возвращаюсь к гамаку.
Сумрак повысил концентрацию звезд.
Деревья сплелись в огромное, шелестящее, ночное древо.
Только утро вернет им прежний облик.
Пора и мне слиться с окружающей действительностью.
Я залег на сыру землю между гамаком и окном юности.
Если она рванет к гамаку – я успею в самый щепетильный момент.
Если он попросится в окно – я тоже не опоздаю на конечный спуск.
Уткнувшись подбородком в скрещенность ладоней, отдался засадному искусству.
Почти не дышать.
Тем более перегаром.
Работать на бронхиальном уровне.
Без легких и плевры.
Совсем не шевелиться.
Если мускулы затекут, не хватит резкости броска.
Слушать.
В темноте слуховой аппарат важнее зрительного и нюхательного.
Слушать.
Чтобы не обошли сзади.
Слушать.
Чтобы не прошли спереди.
Слушать.
Над головой что-то невнятно лопнуло и тяжело колыхнулось.
Тело – в напряг.
Принял между лопаток четверть килограмма с ускорением.
Яблоко, отстегнушись от ветки, долбануло по хребтине.
А если бы в темечко?
С такими плодами можно не только открыть все законы полового тяготения, но и кое-что вдобавок из области сельскохозяйственной психологии.
Глава 11 Ночное соитие
Приютившая меня у корней яблоня сжалилась и прекратила бомбардировку плодами.
Спина поднывала от фруктового массажа.
Я вызвал призрак шефа посекретничать.
Шеф, невидимый в темноте, зло прошептал:
– Что это – засада или фотосессия?
– Засада на снежного человека или, возможно, сразу троих.
– Справишься с тремя-то?
– Алексей Николаевич, я без драки постараюсь. Мне же главное – запечатлеть ответственный момент. Получить неопровержимую визуальную улику для Кремля. А вы сами разберетесь – что, как и зачем.
– Но ты-то, Денис, постарайся его все-таки физически зафиксировать на юности. И не торопись – пусть вставит поглубже.
– Легко сказать…
– В таком положении он вряд ли окажет достойное сопротивление.
– Алексей Николаевич, а если все таки для сношения прибудут все трое снежных – большой, средний и маленький?
– Давай посчитаем. Допустим, один обслуживает Пнево, второй – Кронино, а третий курсирует между.
– Выходит – полтора сношателя?
– Полтора не полтора, но один лучше, чем два.
– А трое хуже, чем двое.
– Не исключено, Денис, не исключено, что заявятся в полном составе.
– Вы уверены, Алексей Николаевич?
– Прикинь сам. Если они всегда наведываются к бабам втроем…
– Один трахает, двое прикрывают?
– Думаю, причина лежит в гинекологической области.
– Понятно.
– Что тебе, Денис, понятно?
– Снежная троица не знает, окажется ли очередное влагалище достаточно форматным.
– Верно.
– Поэтому сначала пробует введение гигант.
– Правильно, Денис. Не войдет член гиганта – войдет член среднего.
– Ну, а при неудачной попытке среднего в игру вступает маленький.
– Значит, у Вампираньи лоханка подошла к пенису гиганта?
Но шеф без ауфвидерзейна всосался в почву.
Я, опираясь на руки, медленно приподнялся.
– Денис, кажется, кто-то нарисовался, – прошептал шеф из-под земли.
– Заткнись.
– Это снежный человек, – не унимался шеф, внедренный в корневую систему яблони. – Снежный!
– Заткнись.
– А возможно – Повар с того света.
