Юлия Климова - Грымза с камелиями
На меня обрушился удушающий приступ паники. Не могла же я сказать, что газета после вечеринки оказалась у нас в домике – круг подозреваемых расширился бы не в нашу пользу.
– Не знаю, – пожала я плечами, – мне надо было к Воронцову возвращаться, и я ушла раньше.
Выкрутилась.
Теперь я собиралась поделиться с Максимом своими гениальными мыслями. Выбрав торжественный тон, я сказала:
– Газету, конечно, видели тысячи людей, и здесь ее наверняка листали – кто-то же притащил ее в эту глушь, но кто мог знать, что эта самая Воронцова Галина Ивановна приехала сюда, в свой загородный дом? Она бывает-то тут раз в сто лет. Да и об этой ее резиденции вряд ли кто-нибудь догадывается, а тот, кто украл, был в курсе...
– А ты на вечеринке рассказала, что Воронцова твоя хозяйка и что она живет неподалеку? – перебил меня вопросом Максим.
– Да.
Он задумался, я задумалась тоже. В памяти опять замелькал Осиков, перелезающий через забор...
Оказавшись в своем домике, я радостно вздохнула – все шло как нельзя лучше, все шло по плану. По моему плану.
Глава 23
Не спится... Лучше бы я спала...
Сил не было ни на что, вечер меня вымотал до предела. Я упала на кровать в надежде быстро заснуть, но перед глазами проплыла сначала мама (я мужественно прогнала этот мираж прочь), потом Осиков (его я просто проигнорировала), затем Егор...
– Он-то тут к чему, прочь, все прочь... – пробормотала я, поворачиваясь на другой бок.
Через некоторое время я почувствовала холод. Решила не обращать на такую мелочь особого внимания и, натянув тонкий плед почти до макушки, сделала еще одну попытку заснуть. Холод продолжал наступать. Я поджала к животу ноги и продержалась приблизительно десять минут, но потом наступила вечная мерзлота.
Кто кого – я вечную мерзлоту или она меня? Бедные мамонты, как же им было холодно!
Ничего не оставалось делать, как только признать свое поражение. Поерзав, я откинула плед и бросилась к печке.
– Дрова, дровишки! Спасибо, Юрий Семенович, что вы подумали обо мне. Так, как это делается...
Я забила печку дровами.
– Нужна бумажка, мне нужна бумажка. Ура, газета!
Вынула половину березовых кочерыжек, скомкала газету, разложила ее по углам и... Не думайте, что я ничего не умею, я как-то в детстве ходила в поход, так что костерок соорудить – не проблема.
– Мне нужны щепки! – объявила я, подпрыгивая на месте от холода.
Вот и щепочки, все же милый человек Юрий Семенович.
Щелчок зажигалки, и... О чудо!!! Через пятнадцать минут я почувствовала долгожданное тепло, нырнула под плед и пожелала себе сказочных снов.
«Что это за стук? Это стучат мои зубы. Почему они стучат? Сколько времени?» – запульсировало в голове.
– Опять холодно... – прошептала я, чувствуя, как костенеют пальцы.
Оказалось, что я поспала три часа, всего лишь три часа. На негнущихся ногах я вновь побрела к печке – она оказалась абсолютно холодной, как мраморная плита на кладбище. Заглянув внутрь, обнаружила, что дрова прогорели мало, и все потухло давным-давно.
– Начнем все с начала, – уже без энтузиазма сказала я.
Дрова, газета, щепки, зажигалка. Щелчок и... и зажигалка не сработала – сдохла, зараза. Далее шла непереводимая игра слов.
– У-у-у! – взвыла я, с отчаянием глядя на дверь.
Замотавшись в плед, я отправилась в роскошный особняк Воронцова за новой зажигалкой (не могла же я провести всю ночь в холодильнике). Раздражение и мерзкий холод были практически непреодолимыми препятствиями на моем пути. И не надо забывать про страх...
Страх!
Я оглянулась по сторонам и вздрогнула – в уши, точно жужжащие пчелы, полезли подозрительные шорохи. Подскочив, я побежала с такой скоростью, что коленки захрустели, а лицо от встречного ветра сплюснулось в блин. Преодолев ступеньки, дернула ручку, но дверь не поддалась. Закрыто.
Мысленно я запаниковала: «Как это закрыто? Я что тут, одна в ночи? Это Екатерина Петровна закрыла дверь... гадина! И что мне делать, умереть от холода и страха? Пойду к Юрию Семеновичу, пусть спичек хоть даст».
Запрещая себе оглядываться по сторонам, я заторопилась к пристройке. «А вдруг сейчас на плечо мне ляжет чья-нибудь рука?..» – пронеслось в голове.
Наперекор всем запретам, я оглянулась двадцать три раза.
Впереди, за забором, что-то мелькнуло. Я машинально накрылась пледом с головой и прижалась к стене, слилась, так сказать, с обстановкой. Помедлив, чуть раздвинула плотную ткань и посмотрела в щелку. Ругая себя всевозможными словами, борясь одновременно с любопытством и страхом, я поплыла в сторону маленькой калитки, находящейся с задней стороны дома.
– Не скрипи, прошу тебя, не скрипи, – шепотом взмолилась я, толкая калитку. Она не скрипнула, мне явно везло, если то, что происходило, можно было хоть как-то ассоциировать с везеньем.
Итак, я оказалась в лесу... ночью – мама назвала бы меня ветреной и непорядочной.
Почти сразу я разглядела мужчину: он стоял в отдалении боком ко мне. Интересно, а какие мужчины могут гулять по ночам в лесу? Не помню, чтобы мама что-нибудь говорила по этому поводу. Налицо явная дискриминация по половому признаку.
Короткими перебежками я стала продвигаться в сторону интересующего меня субъекта. Нормальная ли я? Нет, точно нет. Я даже спорить по этому поводу не буду.
Мужчина исчез так же, как и появился, чем ввел меня в ступор – что теперь делать, где он? Оглянувшись по сторонам и не обнаружив ничего интересного, я пришла к малоутешительному выводу – если я не вижу мужчину, то это еще не значит, что он не видит меня.
Кто сказал, будто люди ходят на двух ногах – это миф, который я собиралась развеять в считаные секунды. Я медленно опустилась вниз, встала на четвереньки и двинулась к кустам. Плед предательски зацепился за корягу, чем окончательно вывел меня из равновесия. Забыв об осторожности, я его резко дернула – раздался тихий звук рвущейся ткани (ничего страшного, потом стащу у Воронцова еще один плед). И тут я опять увидела мужчину – это был мой неряшливый незнакомец из поезда. Не торопясь, он шел в сторону дома.
Зачем он сюда приходит, что ему нужно?..
Парень помаячил около забора и подошел к калитке. В каморке у Юрия Семеновича зажегся свет, и незнакомец метнулся в лес. Я же бросилась к охотничьему домику, не очень-то задумываясь о том, видно меня или нет. Никакие спички меня уже не интересовали, мне было уже так жарко, что печка с дровами стали неактуальны.
Перепрыгнув через ступеньки, я влетела в свою обитель. Тихо, очень тихо, но я сразу же почувствовала, что в комнате есть кто-то еще... Похоже, у меня гости... незваные гости. Откуда я узнала? Да просто мое жизненное пространство было словно разорвано на куски чужим человеком: мне не надо об этом знать, такие вещи я просто чувствую.
В домике было темно, но не настолько, чтобы я не могла разглядеть очертания мебели. Если я почти затопила печку в полумраке, то и гостя сейчас найду...
Раздался легкий шорох, и весь мой энтузиазм умер (я не боюсь, не боюсь, не боюсь...). Я сделала шаг в сторону и прижалась к шершавым доскам. Несколько раз бесшумно вздохнула и попыталась разложить ситуацию по полочкам:
«Я знаю, что здесь кто-то есть, но и он знает, что я пришла... Почему он молчит... почему молчу я?
Кто это может быть?
Что за ночь-то у меня сегодня!!!»
Вздохнув еще раз, я почувствовала запах алкоголя и полнейшей непутевости – все ясно.
– Арсений Захарович, какого черта! – воскликнула я и швырнула плед на пол.
– Аня, я сейчас все объясню, – забормотало необъятное чудовище, выглядывая из-за шкафа.
Как я его сразу-то не увидела – живот выпирал на два метра вперед.
– Да уж, объясните!
– Я подумал, что поиски затягиваются, ик-ик-ик, и я решил, что нужна моя помощь, ик-ик-ик.
– Не икайте в моем доме, – грозно сказала я.
– Извини, ик-ик-ик.
– Арсений Захарович, вы как сюда попали? О чем вы только думаете? Вы опять хотите в тюрьму?
Осиков попятился и плюхнулся на сломанный стул. Стул, как ему было и положено, завалился набок вместе с Арсением Захаровичем. Не жалко. Вернее, стул жалко, а Осикова – нет.
– Я, кажется, упал?
– Да ну, бросьте, – махнула я рукой, – это вам только кажется.
– Напрасно ты, Аня, иронизируешь, я уже пожилой человек, и ты могла бы помочь мне... ик-ик-ик.
– Как через двухметровый забор лазить, так вы молодой, как за маман моей волочиться, тоже вроде прынц, а как отвечать за свои поступки – так старый и хворый!
Я бы с удовольствием все это выкрикнула ему в лицо, но приходилось шипеть, причем практически в темноту.
