Елена Логунова - Декамерон по-русски
– И кто же это? – немного оттаял примороженный Баринов.
– Да как обычно! Полюбовничек!
– Пороховщиков?! – Сашка оттаял окончательно. – Неужто сам, своими руками?!
– Именно своими руками, – кивнул Денис, откровенно обрадованный возросшим интересом к его рассказу. – Свидетелей мы нашли! Один видел, как Лютова с Пороховщиковым вышли из его «Феррари» и потопали в соседний сквер, другой наблюдал, как они шумно ссорились, а третий заметил, что вернулся Георгий в свою машину один. По времени все более или менее совпадает.
– «Феррари» красная, с открытым верхом? – быстро спросила я.
– Откуда знаешь? – Милый посмотрел на меня с подозрением.
– Да это все знают! – спас меня Эндрю. – Фотки Пороховщикова с его тачкой в последнем выпуске «VIP-авто» половину номера занимали! Витька Завалишин фотосессию делал.
– А как Пороховщиков убивал свою подругу, свидетели видели? – спросил Баринов, равнодушный к автомобильной теме. – Или же его обвиняют на основании косвенных улик?
– Думаю, мы получим чистосердечное признание, – сказал капитан Кулебякин и почему-то посмотрел на часы.
– В убийстве? – уточнила я.
– Может, даже в двух! – Денис мечтательно улыбнулся. – Видите ли, со смертью супруги Пороховщикова тоже не все понятно.
– Она же оставила записку? Мол, сама, по собственной воле, прошу никого не винить? – припомнила я.
– Чего только не напишешь под дулом пистолета! – разнеженным тоном сказал мой милицейский милый и снова посмотрел на часы. – Подумаешь, записка! Сама ли она в омут прыгнула, никто не видел, и тело до сих пор не нашли! Мотивчик у Пороховщикова имелся неслабый: почти все его имущество было записано на супругу, а она все завещала мужу!
– А любовницу ему убивать какой резон? Она вроде неимущая? – спросил Баринов. – У нее даже своей квартиры в городе не было, она у Пороховщикова в отеле жила!
– Саша, откуда ты это знаешь? – Я только ресничками хлопнула растерянно.
Ну и ну, я тут корчу из себя детектива, а бесценный источник информации, оказывается, сидит со мной в одном кабинете!
– Понимаешь, это такой специальный отель, не для широкой публики, а для встреч в узком кругу, – потупился Баринов.
– Частная гостиница «The Bat», она же «За баб», – кивнул Кулебякин.
– А ТЫ откуда это знаешь?! – взвилась я.
– Да это все знают! – Эндрю опять выступил в роли спасителя. – Любого таксиста спроси, куда бы закатиться с девочкой…
– Или с мальчиком, – быстро вставил Баринов.
– В общем, знатное это место! – закончил Денис.
И под моим тяжелым взглядом завилял:
– В смысле, знаменитое! Ну, всем известное. Понаслышке, конечно… Мне вот мужики рассказывали…
– Что за мужики? – встрепенулся Баринов.
– Сначала про бабу расскажи! – разозлившись, грубо потребовала я. – Какой повод был у Пороховщикова, чтобы убить любовницу?
– Знаешь, милая! – проникновенно сказал Денис и, кажется, даже скрипнул зубами. – Иногда никакого повода не нужно, чтобы задушить любимую женщину!
– Ха! – с вызовом сказала я и подбоченилась.
Кулебякин сменил тон:
– Впрочем, Лютова Пороховщикову повод дала. По его словам, она у него деньги украла! Почти триста тысяч долларов, из секретного сейфа в спальне, о котором никто чужой не знал, не ведал. А Лютова знала – Пороховщиков пару раз в отсутствие законной супруги привозил любовницу поблудить с привычным комфортом у семейного очага. Ну, и похвастался заначкой, идиот!
– Дурачок, – вздохнул Баринов.
– Кретин полный, – сказал Сушкин. – Да если бы у меня было триста тысяч баксов, разве я сказал бы об этом телке?!
– Знаете, кто вы? – тихо кипя, спросила я.
И сама ответила:
– Вы безнравственные женоненавистники!
– Так не бывает, – подумав, возразил Эндрю. – Это парадокс!
– Бывает, Андрюшенька, бывает! – игриво улыбнулся Сашка.
– Тьфу на тебя!
Эндрю ушел в монтажку. Я тоже решила удалиться и холодно повелела Кулебякину:
– Бери попугая – и за мной!
– Заключенный попугай, пройдемте! – провозгласил мой капитан и снял со стола крупногабаритную клетку. – Ох, неудобная какая, дура!
– Что? – Я притормозила на пороге.
– Я говорю – иду, дорогая! – проворковал Денис, едва не выронив клетку с заметавшейся птицей.
– Дур-ра! – заголосил потревоженный Кортес. – Шур-ра дура! Шур-ра дур-ра!
– Женоненавистники! – с большим чувством повторила я и пошла по коридору.
2Наскоро пообедав, капитан Кулебякин вновь уехал на работу, а я осталась дома, мотивировав прогул необходимостью обустроить жизнь и быт усыновленного попугая.
На самом деле это богоугодное дело не заняло у меня много времени. Я просто позвонила в магазин товаров для животных и заказала на дом попугаичий корм с подробной инструкцией по его употреблению. Но и дожидаясь посыльного из зоомагазина, Кортес не голодал, а с большим удовольствием клевал мюсли, которыми с ним великодушно поделилась мамуля.
Я не ошиблась в ожиданиях – наше семейство с энтузиазмом приветствовало появление нового питомца. Бабуля сразу же полезла в энциклопедию за рекомендациями по содержанию редких пернатых в неволе, хлебосольный папуля пошел колоть фундук, а мамуля удостоила Кортеса светской беседы на французском.
Пока они ворковали и клевали мюсли в гостиной, я позвонила знакомому фотографу – тому самому Виктору Завалишину, который, как сказал Эндрю, делал фотосессию Пороховщикова с его «Феррари». Снимки я посмотрела в Интернете, на сайте журнала, так что могла беседовать с автором вполне предметно.
– Витя, ты где снимал-то? – спросила я первым делом.
На одной фотографии в кадре вместе с Пороховщиковым и его выдающимся авто была небольшая пирамида из желтого песчаника, на другом – пожелтевшие обломки мраморных колонн, на третьем – типичный японский садик. Если бы сам автовладелец на всех фотографиях не был в одной и той же рубашке, я бы подумала, что он путешествовал по странам и континентам непосредственно на своем стальном коне.
– Снимали у Жорика на даче, а ты где думала? – противно захихикал Витька. – Ясное дело, руины не древнегреческие и пирамида не египетская. Пороховщиков сам себе фараон: выкупил у колхоза четыре гектара земли и на них построил все, что захотел, включая скоростную автотрассу с петельками.
– Хорошая дача у Жорика, – похвалила я. – А жену его ты видел?
– И видел, и слышал, а что?
– Да так, просто интересно, какие жены у наших местных фараонов, – отговорилась я.
– Что, небось думаешь, не охмурить ли богатенького вдовца? – еще противнее захихикал циничный Витька. – Ну, не знаю, не знаю! Ты, Инка, конечно, девица видная, а только Шурочка была совсем другой породы.
– В смысле? – приготовилась обидеться я.
– Серьезная она была женщина! Сказала – сделала! Не финтифлюшка.
– А я, по-твоему, финтифлюшка?! – Я таки обиделась.
– А ты, по-моему, слишком хороша, чтобы сесть на царство в четыре га, – ловко выкрутился Витька. – Шурочка и за ворота-то почти не выходила, к ней даже маникюрша, парикмахерша, массажистка и личный тренер по фитнесу – все на дом ездили. Тебе это будет скучно.
– Пожалуй, ты прав, – согласилась я. – Только не пойму, почему ты жену Пороховщикова Шурочкой называешь? Она вроде Алей была.
– Аля – это тоже сокращенное от «Александра», – уверенно поправил меня Завалишин. – Близкие ее вообще Шуркой кликали. Так они с мужем друг друга и звали – Жора и Шура.
– Шура? – Мне кое-что вспомнилось. – Ладно, Витя, бывай!
Неприлично поспешно попрощавшись со своим собеседником, я побежала в гостиную и лишила мамулю пернатого компаньона.
– Дюша, подожди, мы еще не закончили!
Заложив пальчиком томик стихов Маларме, родительница побежала за мной, но я решительно закрыла дверь своей комнаты перед ее носом:
– Мама, извини, нам с Кортесом нужно серьезно поговорить!
Судя по шорохам, не в меру любопытная мамуля осталась под дверью подслушивать, поэтому я унесла клетку с птицей подальше. Поставила ее на диван, села на пол, чтобы наши с Кортесом глаза оказались на одном уровне, и в подражание капитану Кулебякину строго сказала:
– Заключенный попугай, приступим к допросу!
– Просо, просо, зер-р-рнышки! – моментально откликнулся Кортес, ясно показав, к чему ему было бы желательно приступить.
– Будут тебе зернышки, только не обмани моих ожиданий, – попросила я и почесала висок, формулируя первый вопрос.
Или запрос? Я не рассчитывала, что говорящая птица будет сознательно делиться со мной информацией. Я надеялась, что попугай в присущей ему манере машинально отреагирует на знакомые слова.
– Шура, – сказала я и выжидательно уставилась на Кортеса.
Он промолчал, и я повторила с эмоциональным нажимом и отчетливой артикуляцией:
– Шура! Шу-ра! Шу-ра!
– Шу-ра мы-ла шку-ру! – донесся громкий шепот из-за двери.
