Елена Логунова - Декамерон по-русски
– А нельзя ли нам еще и вот этот шарфик забрать? – вдохновленная успехом с зонтиком, спросила я. – Я знаю его хозяина, мы с ним вместе работаем.
– Вы ошибаетесь, – возразила румяная дама, заглянув в потрепанную тетрадь. – Эту вещь забыла в машине девушка.
– Серьезно?
Я нахально подвинула румяную даму, подошла поближе к стеллажу, рассмотрела цифры на наклейке, украшающей соответствующую ячейку, и легко расшифровала:
– И было это в понедельник.
– Так ведь в понедельник Севу Полонского арестовали! – слишком громко припомнила Трошкина.
Румяная дама слегка побледнела. Я прочитала в ее глазах невысказанный тревожный вопрос «Где же это вы все вместе работаете?» и дала на него единственно правильный ответ:
– Мы из спецагентства.
– Вы можете описать внешность той девушки? – не дав даме опомниться, с нажимом спросила Трошкина.
– Я – нет, но могу Виктора спросить, это он сдал находку…
– Спросите Виктора! – разрешила я.
Водитель Виктор Сидоров был допрошен по рации. Дамочку, потерявшую бирюзовый шарф, он запомнил очень хорошо – главным образом потому, что при посадке она назвала конечным пунктом следования городскую окраину, а сама выскочила из машины за первым же поворотом. Правда, сунула водителю сто рублей, так что сильно сердиться он не стал, только удивленно посмотрел вслед странной дамочке, которая перебежала, качаясь на каблуках, через улицу и там сразу же села в другую машину.
– Это был красный «Феррари» с откидным верхом! – откровенно смакуя воспоминание, сказал таксист.
Девушка у него такого слюноотделения не вызвала. Таксист пренебрежительно назвал ее пигалицей и с некоторым трудом припомнил, что «она была в чем-то синем».
– Похоже, то была Алиса Лютова! – озарило меня.
– Так ведь Алису Лютову в понедельник убили! – моментально откликнулась Трошкина.
Некогда румяная дама сделалась вовсе серой. Мне стало ее жаль. Немногие женщины способны, как мы с Трошкиной, мужественно и доблестно переживать детективные истории!
– Спасибо, вы нам очень помогли, – благосклонно сказала я даме, имеющей во всех смыслах бледный вид, и мы с моей боевой подругой удалились из диспетчерской.
Нежно обнимая вернувшийся к ней австралийский зонтик, богатая бездельница Алка поехала домой, а я, бедная наемная труженица, на работу. Открыть дверь офиса я не успела – она распахнулась сама, и из кабинета неожиданно и шумно, как засадный полк из укрытия, выскочила рыдающая Липовецкая. Я отшатнулась, пропустила коллегу в коридор и встревоженно посмотрела – куда это она?
«В туалет, – предположил внутренний голос. – Ты видела, на что похоже ее лицо?»
Лицо у Зойки было бледное, припухшее, в сложных разводах голубых теней и синей туши. Лицом зареванная Зойка здорово походила на большой гжельский чайник.
– Ну, что у нас плохого? – нарочито ровным тоном Айболита, прибывшего по срочному вызову, спросила я Сашку Баринова.
Он сидел на подоконнике, что вообще-то у нас категорически запрещено – не всем повально, а персонально Баринову. Сашка поразительно вертляв и при посадке на подоконник обязательно сбивает на пол хотя бы один цветочный горшок. Как куратор нашей офисной флоры, Зоя категорически требует от Баринова не приближаться к горшечным растениям на расстояние хоть чего-нибудь вытянутого. Но сейчас одернуть Сашку было некому.
– Это что за боди-арт? – спросила я, через плечо указав на коридор, откуда доносились затихающие завывания расписной Липовецкой-Гжельской.
– Арт хэз эн энэми кэллд игнорэнс! – с апломбом ответил знакомый голос из кабинета Бронича.
Принадлежал этот голос, впрочем, вовсе не шефу. Бронич никогда не стал бы говорить, что «у искусства есть враг, который зовется невежеством». Во-первых, он не разделяет это мнение, во-вторых, вовсе не знает английского.
– Кто там? – Я подняла брови выше и указала пальчиком на кабинет.
– Эт-то я, почтальон Печкин! Принес заметку про вашего мальчика, – мрачно пробасил из своей каморки Эндрю.
– Это птица розовая, – грустно ответил мне Сашка.
– Фламинго, что ли?!
– Почему фламинго? Попугай, – так же грустно объяснил Баринов, и до меня с опозданием дошло, что я неправильно поняла: он сказал не «птица розовая», а «птица Розова».
– Эдькин Кортес? – Я бросила на стол сумку и пошла в кабинет Бронича. – А что он тут делает?
– Сиротеет, – всхлипнул Сашка.
Я резко развернулась:
– В смысле?
– Залечили нашего Эда эскулапы проклятые! – злобно прорычал Андрюха из кромешного мрака затемненной монтажки. – Не спасли, а наоборот, отравили окончательно!
– Господи! – Я почувствовала слабость в ногах и присела на подоконник рядом с Бариновым. – Эдик умер?!
– Тсс! – Сашка замахал руками, самую малость не попав по кактусу. – При попугае не говори! Он еще не знает!
Я внимательно посмотрела сначала на Баринова, потом на Сушкина. Не похоже было, что это дурацкий розыгрыш. Да и Зойку до истерики довести не так просто – у бухгалтеров стальные нервы…
Я слезла с подоконника, закрыла дверь в кабинет шефа, вернулась к Сашке и страшным шепотом потребовала:
– Расскажи толком, что случилось!
На один и тот же стресс люди реагируют по-разному. Зоя разрыдалась, Эндрю сделался агрессивен, а Сашку словно пришибло. Он говорил тихо, монотонно, без эмоций, но даже в таком виде его рассказ произвел на меня большое впечатление.
Эдик Розов, яркий и шумный при жизни, умер тихо и незаметно – ночью, когда все спали. Перед сном он, как обычно, принял несколько таблеток – вечернюю порцию лекарств в бумажных фунтиках разнесла всем пациентам отделения дежурная медсестра. А утром Эда нашли мертвым.
– Вот и вся история, – безразлично закончил пришибленный Баринов.
– Не вся! – яростно рявкнул Сушкин. – У мамы Эдика инфаркт, отец, бедняга, тоже еле дышит, а мы унаследовали попугая!
– Насовсем? – спросила я.
– Как получится, – равнодушно молвил Баринов. – Если старики оклемаются, то, конечно, заберут Кортеса к себе. А пока кто-то из нас должен стать ему родной матерью. Ты как насчет того, чтобы временно усыновить попугая?
Я немного подумала. Оставлять птицу в офисе было бы негуманно. Это же не вещь, это живое существо, нуждающееся в общении! Бронич попугая не возьмет, у него дома собака со щенками. К Зойке тоже нельзя – у нее аллергия. Парни наши в попугаичьи опекуны никак не годятся, у обоих образ жизни нездоровый – один бабник, другой наоборот. Остаюсь только я. У меня дома никакой подшефной живности нет, зато есть предки, которые давно уже жалуются на отсутствие внуков. Отлично, пусть продолжают практиковаться на животных: с Барклаем отрабатывают навыки «кормить» и «гулять», а Кортесу рассказывают сказки и поют колыбельные!
– Я возьму его, – решила я и без промедления пошла в кабинет шефа за клеткой с птицей. – Прямо сейчас отвезу бедолагу к себе, чтобы Зойка не травмировала его своими бурными переживаниями!
Внутренний голос одобрил мое решение, заодно отметив, что сам собой образовался повод увильнуть от работы.
Клетка оказалась достаточно легкой, но из-за большого размера нести ее было неудобно. Я решила, что это тот самый случай, когда прекрасная дама может призвать для совершения небольшого и совершенно безопасного подвига своего верного рыцаря, и позвонила Денису.
Сначала он удивился:
– Кого тебе надо перевезти? Попугая в клетке?
Потом продемонстрировал специфическое чувство юмора:
– Кому же везти птичку в клетке, как не капитану милиции!
И наконец проявил долгожданное благородство:
– Конечно, дорогая, я сейчас буду!
– Сейчас? – тут удивилась я.
По первому зову капитан Кулебякин бежит только на службу, к столу и в постель со мной.
– Сюрприз!
Голос Дениса раздвоился. Я отлепила от уха телефонную трубку и с легкой обидой посмотрела на живого милого, возникшего на пороге. Верный рыцарь не прибыл по первому зову прекрасной дамы, он уже был поблизости, когда я позвонила!
– Может, хватит сюрпризов? – с прискорбием вопросил Эндрю.
– Кхгм!
При виде пасмурных лиц капитан Кулебякин убрал улыбочку и одернул рубашечку.
– Уважаемые дамы и господа! Я к вам с важной новостью. Спешу сообщить первым, и все такое…
– Знаем мы ваши важные новости! – с горечью воскликнул Сушкин.
– Эта хорошая, – Денис коротко улыбнулся и снова построжал: – Во всяком случае, для вас – хорошая. Где там прячется ваш друг Полонский? Пусть возвращается, обвинение в убийстве гражданки Лютовой с него снято.
– Ура! – искренне обрадовалась я.
– А на кого повешено? – с подозрением спросил Сушкин, не спеша ликовать.
– На кого надо, на того и повешено! То есть мы нашли настоящего убийцу, – поправился Денис.
– И кто же это? – немного оттаял примороженный Баринов.
– Да как обычно! Полюбовничек!
– Пороховщиков?! – Сашка оттаял окончательно. – Неужто сам, своими руками?!
