Елена Логунова - Декамерон по-русски
– Мама, молчи! – прикрикнула я. – Не мешай, пожалуйста, у меня серьезное дело!
– Басенька, а что они там делают? – спросил в коридоре папуля.
– Кажется, Дюша учит попугая читать, – ответила мамуля.
– Деточка, воспользуйся карточками! – громко посоветовала бабуля, педагог со стажем.
Я вздохнула и подкатила глаза. Какие тайны могут быть в этой семье? По общительности моих родственников превосходят только лесные комары!
– Пожалуйста, не мешайте! – громко попросила я и тихо, но настойчиво спросила попугая: – Так что там с Шурой? Ну же, давай! Шура!
– Шура – дура! – сварливо отозвался Кортес и повернулся ко мне задом.
Я покрутила на месте клетку, разворачивая допрашиваемого к себе передом, и обрадованно повторила:
– Шура – дура. А Жора?
– Деточка, «Шура – дура» – это хорошая рифма, но плохая педагогика! – упрекнула меня из-за двери бабуля.
– Рифма тоже так себе, – высокомерно заметила наша великая писательница.
– А вот мне интересно, как же они зарифмуют Жору? – задумался папуля.
– А Жора как-нибудь обойдется без нашего семейного хора! – в бешенстве выдала я не слабый рэп. – Помолчите, прошу вас!
– Я пр-рошу вас! У-мо-ляю! – отчеканил попугай.
– Не о том ты говоришь, – упрекнула его я. – Давай про Жору. Жора! Жоры, Жору, Жоре, Жору, о Жоре!
– Они уже склонения проходят? – удивилась мамуля.
– Это же программа пятого класса! – припомнила бабуля.
– Молчите все! – рявкнула я. – Это не игра, это допрос!
– Тогда зачем же молчать? – снова удивилась мамуля.
– Ах, говорила я, что милиционеры – неподходящая компания для девочки из хорошей семьи! – громко вздохнула бабуля. – С кем поведешься, от того и наберешься! Вот уже и допрос у нее…
– Дюшенька, если тебе нужны клещи, я как раз закончил колоть фундук! – предупредительно сообщил папуля.
Я застонала.
– Шура – дура! – сочувственно сказал попугай.
– Да если бы только Шура! – пожаловалась я. – А родственнички мои тебе как? Убила бы!
– Убила бы! Убила бы! Убью, убью, убью! Уничтожу! – заволновался Кортес.
Я встрепенулась:
– Кого? Шуру?!
– Шура – дура! – пренебрежительно отмахнулся попугай. – Убила бы дрянь!
– Какую дрянь? Жору? – допытывалась я, забыв о шумах в коридоре.
– Жора мер-рзавец! – убежденно сказал Кортес. – Тварь, дрянь, адюльтер-р-р!
– Жора – и адюльтер?! – ахнула я. – Так Шура знала?!
– Шура – дура!
– Шура-дура узнала про Жорин адюльтер и грозила его убить?
– Не дури, Шурочка! – пророкотал попугай.
И тут же взвизгнул:
– Жора мерзавец!
И снова протянул миролюбиво:
– Брось, Шурочка!
И запальчиво выкрикнул:
– Но Жора др-рянь!
Похоже было, что у птички случилось раздвоение личности и она разговаривает сама с собой.
– Спокойно, – сказала и я, похлопав себя ладошками по раскрасневшимся щекам.
– Спокойствие, только спокойствие! – Разговорившийся попугай без промедления откликнулся одной из любимых фразочек Эдика Розова.
Это уже смахивало на растроение птичьей личности.
– Та-ак, – протянула я, собираясь с мыслями. – Давай-ка проверим, правильно ли я поняла твои показания. Значит, Шура, она же дура, узнала, что Жора, он же тварь, мерзавец и дрянь, ей изменяет. И пригрозила его убить! И сказано это было при тебе, а также при Эдике, который призывал Шуру-дуру сохранять спокойствие. И называл ее при этом Шурочкой. Или Шурочкой ее называл кто-то третий?
Я крепко задумалась:
– Третий – это интересно… Хм, третий…
– Терциум нон датум! – Попугай перешел на латынь.
– Откуда ты знаешь, что третьего не дано? – возразила я. – Мне тут как раз катастрофически не хватает действующих лиц! Все либо уходят в аут, либо валятся со сцены замертво!
– Мементо море! – веско обронил попугай.
– Спасибо за комментарий, но это уже лишнее! – Я сдернула с кресла накидку и накрыла ею клетку, чтобы не слышать птичьих текстов.
Глас вопиющего в постели затих. Из коридора тоже не доносилось ни звука. Это, впрочем, не значило, что мои любимые родственники потеряли интерес к происходящему в моей комнате и разошлись по своим.
Я погрузилась в размышления. В самом деле, многовато в этой истории самоотводов и ликвидаций! Жена Пороховщикова Александра умерла, любовница Пороховщикова Алиса тоже умерла, умерли Эдик Розов и деревенская красавица Клава Пятакова. Самого Пороховщикова арестовали. Эпизодического ухажера любовницы Пороховщикова – нашего Севу Полонского – тоже едва не арестовали…
– «А» упала, «Бэ» пропала. Кто остался на трубе? – спросила я вслух.
– Ну вот, они вернулись к алфавиту! – довольным шепотом прокомментировала бабуля в коридоре. – Говорила же я, что до склонений попугай еще не дорос!
Я встала с пола, бесшумно подошла к двери, резко распахнула ее и вовремя поймала мамулю, падающую ниц развернутым ухом вперед. Папуля из-за плеча бабули молча подал мне клещи, развернулся и ушел в кухню. Я посмотрела сначала на инструмент, потом на мамулю.
– Надо бы паркет заново отциклевать, – оживленно сказала она, высвобождаясь из моих объятий. – Я споткнулась на ровном месте!
Я перевела взгляд на бабулю.
– А я не споткнусь! – пробормотала родная старушка и быстро удалилась прочь, часто оглядываясь на меня через плечо.
Я звучно пощелкала клещами и недобрым голосом Бабы-яги спросила:
– Куда это вы все? – И снова пощелкала.
В этот момент входная дверь затряслась. Я открыла, и Трошкина, прекратив возвратно-поступательное движение бедром, коим она размеренно билась в дверь, с разворота вплыла в прихожую.
– Кончай маникюриться! – распорядилась она, увидев у меня в руке клещи, и без спросу вломилась в мою комнату.
У самой Алки руки были заняты открытым ноутбуком. Она разбежалась удобно устроиться с ним на диване, но увидела там клетку, накрытую покрывалом, и оробела:
– Это у тебя что?
– Это переносная плаха! – заглянув из коридора, съязвил взлохмаченный Зяма и широко зевнул. – Дюха сегодня играет в гестапо!
– А вас, Штирлиц, я попрошу остаться! – сказала я и щелкнула клещами.
Зяма закрыл дверь с другой стороны.
– Это не что, а кто! – объяснила я подружке и жестом фокусника сдернула драпировку с птичьей клетки. – Вуаля!
Пробудившийся попугай по случаю тут же выдал длинную тираду на французском.
– Это что – стихи? – удивилась Трошкина.
– Да, перед сном мамуля читала ему Маларме в оригинале, – горделиво сказала я. – У нас чертовски смышленый попугай!
– По-моему, это не ваш попугай. По-моему, это попугай Эда? – прищурилась Алка.
– Ох, боже, ты же еще не знаешь! – Я огорчилась оттого, что вынуждена буду огорчить Алку. – Случилось страшное несчастье, Эдик Розов умер. Случайно принял чужую таблетку.
Я рассказала подружке то немногое, что знала о смерти Эда, и побледневшая Алка сквозь зубы процедила:
– Не поняла… Кого-то лечили ядом?
– Ну, Алка, ты же знаешь: лекарство, которое жизненно необходимо одному больному, для другого может быть смертельно опасным. Вспомни, как твоя бабушка прятала от нас свои таблетки, которые мы считали витаминками!
– У моей бабушки, царство ей небесное, была саркома легкого! Но даже ее таблетки при однократном приеме насмерть усыпили бы разве что кошку, – напомнила Алка. – А с Эдиком в палате лежали пациенты с кишечными проблемами! Зачем им сильнодействующие препараты? И потом, такие лекарства без присмотра не оставляют!
– Ты намекаешь, что Розова специально отравили? – Я тоже прищурилась. – Подбросили ему под видом лекарства смертельную дозу настоящего яда?!
– Конечно! – Алка кивнула. – Ты видела капсулы с лекарством от диареи? Из них запросто можно вытряхнуть правильный порошок и натолкать внутрь неправильный!
– И подкинуть фальшивую капсулу на тумбочку, пока пациенты в столовой куксятся над жидкой кашкой! – подхватила я. – А в отделение это пройти легче легкого, я сама вчера бродила там совершенно беспрепятственно и бесконтрольно!
– Никому об этом не говори, – посоветовала Трошкина. – Так, знаешь, на всякий случай. А то еще кто-нибудь подумает, что это ты укокошила Эдика, чтобы завладеть его редким говорящим попугаем!
Я поспешно отбросила в сторону компрометирующие клещи и сменила тему, подбородком указав на ноутбук:
– А у тебя-то что?
Алка покосилась на дверь и понизила голос до еле слышного шепота:
– Тот самый поклонник! Хочешь фотки посмотреть? Я сходила на его страничку в «Одноклассниках».
– Покажи!
Я плюхнулась на диван рядом с подружкой и вперилась в монитор.
– Ничего, да? Симпатичный ведь? – с легким беспокойством поинтересовалась моим мнением подружка.
– Даже очень, – согласилась я. – И, слушай, я же его знаю!
– Он тебя тоже знает, – вздохнула Алка. – Я видела, он и к тебе на «Одноклассниках» заходил. Он вообще, оказывается, поначалу думал, что я – это ты.
