Дарья Донцова - Концерт для колобка с оркестром
– Ты куда? – зевая, спросила Томочка.
– В издательство.
– Вчера же там была, неужели все дела не переделала?
– Ну… сегодня фотокорреспондент приедет, из журнала.
– Какая ты, Вилка, у нас знаменитая, – покачала головой Томочка, – а для какого издания тебя снимать станут?
Я вздохнула, честному человеку намного легче жить, чем вруну. Стоит сказать ложь один раз – потом не остановишься. Вот сейчас, например, я солгала про фотографа, теперь нужно продолжать.
– Для «Космополитен».
– Ой, как здорово! Тебя оденут в шикарную одежду, да?
Я кивнула, надеясь, что Тома закроет тему, но она не успокаивалась. Увидев, что на веранду входит Кристя, она сказала:
– Вилку сегодня снимают для «Космо».
Глаза девочки вспыхнули огнем.
– Возьми меня с собой!
– Куда?
– Ну Вилка! – заныла Кристя. – Я всегда мечтала посмотреть, как фотки для «Космо» делают. Это же мой любимый журнал, я его фанатка. Что тебе стоит, а?
– Э… э… да… а… – замямлила я, пытаясь сообразить, как поступить, – ну… того, нельзя!
– Нельзя?
– Категорически, – принялась я вдохновенно врать, – нас строго-настрого предупредили: никаких детей с собой не брать!
– Детей?! Но я же не Никитос! – возмутилась Кристина.
– То есть я имела в виду школьниц, – быстро поправилась я, – фотограф решительно настроен против того, чтобы на съемках присутствовали граждане моложе восемнадцати лет!
Кристина замолчала, я перевела дух. Слава богу, нашла нужный аргумент!
– Знаешь, Вилка, – протянула Кристя, – ты в другой раз ври более убедительно! Если не хочешь брать меня с собой, так и скажи.
– Что ты, – я попыталась оправдаться, – я рада бы, да не могу. Условие такое поставили – никаких несовершеннолетних.
– Вилка, – очень серьезно сказала девочка, – многим моделям сейчас по пятнадцать-шестнадцать лет, а кое-кто еще моложе. Никаких фотографов не смутит даже десятилетняя девочка, если у нее есть соответствующие фигура и лицо!
– Да? – изумилась я. – Думала, что приглашают к работе на подиуме лишь совершеннолетних.
– Так вот, – закончила Кристя, – ври, но не завирайся. Ладно, не стану навязываться. Спасибо, сто лет мне поездка с тобой не нужна!
Хлопнув дверью, она вынеслась во двор, я осталась сидеть над чашкой кофе в самом скверном расположении духа.
Мерзкое настроение стало еще хуже, когда я прибежала на станцию. Над кассой трепыхался на ветру листок, вырванный из школьной тетради. Корявым почерком кто-то нацарапал на нем «Электропоезда на Москву отменяются до полудня, идет ремонт путей».
Обозлившись, я хотела идти назад, но тут мимо платформы с ревом пронесся товарный состав. Я вернулась к кассе.
– Один до Москвы.
– Поезд будет в двенадцать десять, – меланхолично ответила кассирша.
– Почему?
– Объявление гляди.
– Уже видела.
– Чего спрашиваешь тогда?
– Почему электрички не ходят?
– Так написано же! Путя ремонтируют.
Тут мимо платформы опять просвистел поезд, на этот раз пассажирский, скорый.
– Но странно получается! – возмутилась я. – Товарные идут, экспрессы тоже!
– Правильно, грузы пропускают и скорые, – кивнула кассир.
– А электрички нет?
– Да.
– По какой причине?
Тетка потеребила воротник кофты.
– Груз оплачен, экспресс по расписанию следовает, все верно! Для электричек ремонт.
– Идиотство!
– Ты тут не ругайсси, это не мы придумали.
– А кто? – закричала я, полная решимости разорвать в клочья «автора» замечательной идеи.
Кассирша подумала мгновение и сообщила:
– Министр путей, ему жалуйсси.
– Но мне срочно в Москву надо.
– Садись в автобус, – посоветовала баба, – и ехай до следующей станции…
Она не успела договорить. Издавая отчаянные вопли, мимо пролетела электричка.
– Почему она не остановилась? – затопала я ногами.
– Так ремонт путя!
– Но электричка идет!
– Верно, к Москве.
– Как же так, она едет, а пути чинят?
– Ага.
Нет, «умом Россию не понять». Объявлен ремонт железнодорожного полотна, но составы идут.
– Простите, – поинтересовалась я, – объясните, в чем суть починки? Вы ведь только что посоветовали мне добраться на перекладных до другой станции, следовательно, там электричка остановится, я в нее сяду и доберусь до Москвы?
– Да, – кивнула кассир.
– Тогда в чем суть ремонта? – взвыла я.
– В Пырловке до полудня посадки не будет.
– Почему???
– Ремонт путя.
Я открывала и закрывала рот, словно выброшенная на берег рыба.
– Тьфу, пропасть, – рассердилась кассирша, – чего пристала? Русским языком талдычу: ремонт путя!
Жди двенадцати. Меньше пить вечером надо, тогда утром шибче соображать будешь!
Окошечко с треском захлопнулось, перед моим носом закачалась табличка «Закрыто»!
Глава 20
В столицу я попала к часу и в полном унынии приехала к дому Людочки. Навряд ли она сидит в квартире, скорей всего, что и сегодня придется весь день шляться по городу, прижимая к себе пачку стодолларовых купюр. В шикарном подъезде дорогу мне опять преградил охранник. Но не успела я раскрыть рта, как знакомый голос произнес:
– Арина, свет очей моих, плюшевый котик, с какой стати ты тут толкаешься?
Я попятилась, есть только один человек на свете, разговаривающий подобным образом: милейший Федор, начальник отдела рекламы издательства «Марко».
– Козленочек мой, – вещал рекламщик, – что ты здесь потеряла?
– А ты? – пошла в атаку я.
– Ну у меня тяжкая обязанность, выразить заклятому другу «Марко», хозяину «Нодоба» Алексею Мирскому соболезнования в связи с трагической кончиной жены. Эй, ты чего так в лице изменилась?
– Людмила умерла? – в полном ужасе воскликнула я. – Когда? Позавчера она выглядела совершенно здоровой, бодрой!
Федор нахмурился.
– Ну-ка цыпа-дрипа, колись. Откуда знаешь Людмилу? Что связывает тебя с «Нодобом»? Очень интересно.
– Я просто была знакома с Людой.
– Да?
– Да.
– Ой, врешь.
– Вовсе нет.
– Зачем тогда сегодня к ней явилась? Не знала о ее смерти?
Глаза Федора вспыхнули нехорошим огнем. Я испугалась. На первый взгляд рекламщик кажется идиотом, на второй – грубияном, на третий – шутом, человеком, для которого нет ничего святого. Но, пообщавшись с ним некоторое время, я очень хорошо поняла:
Федор великолепный актер, старательно играющий роль хамоватого дурака. На самом деле он хитер, умен и расчетлив. И еще, ради «Марко» Федор готов на все, хозяева издательства ценят своего сотрудника, прислушиваются к его мнению. Если сейчас Федор подумает, что Арина Виолова за спиной «Марко» ведет тайные переговоры с издательством «Нодоб», мне мало не покажется. Надо быстро выкручиваться.
– Понимаешь, влипла в неприятную ситуацию… – начала сочинять я.
– Ну, это не новость, – оскалился Федор, – насколько я знаю, госпожа Арина Виолова генератор неприятностей: у нее если не понос, так золотуха, каждый день новое приключение!
– Ты говоришь, как мой муж! – возмутилась я.
– Мужики-то по большей части одинаковые, – заржал Федор, – сволочи, думают только об одном, как бы обидеть милых дам.
Любому другому человеку могло показаться, что рекламщик веселится от души, но глаза его оставались холодно-мрачными, и я, испугавшись еще больше, принялась оправдываться.
– Понимаешь, мне срочно понадобилась большая сумма.
– Сколько?
– Десять тысяч. Долларов.
– Так.
– Просто очень срочно!
– Усек.
– А где их взять?
– Дома, в коробочке.
– У нас нет столько, а потом, как извлечь их из домашней кассы? Незаметно от Олега? – продолжала я врать.
– Та-ак! – протянул Федор.
– Вот я и попросила у Людмилы, на пару дней всего, – фантазировала я, – сейчас хотела вернуть долг.
Федор хмыкнул:
– Очень интересно. Сделай одолжение, покажи тугрики.
Я обрадовалась, раскрыла сумочку и вытащила оттуда толстую пачку зеленых купюр, перехваченную белой бандеролькой.
– Вот.
Федор удивленно вскинул брови:
– Ну-ну… Деньги есть. Но остался невыясненным один вопрос. Зачем тебе такая огромная сумма понадобилась, да еще тайно от мужа?
Я растерянно смотрела на рекламщика.
– Уж не авансик ли за рукопись получила? – хмыкнул парень. – А дал тебе его Алеша, наш милый дружок, всегда готовый перехватить перспективного автора. Писатели люди жадные… Ой какие жадные…
Хуже их только журналюги…
Я ухватила Федора за рукав.
– Включи мозги. Я иду в квартиру к Алексею, а не выхожу от него. И потом, насколько я поняла, Людмила скончалась внезапно. По-твоему, муж, потерявший любимую жену, станет заниматься у ее гроба делами?
Я просто торопилась отдать долг, Алексея вообще никогда не видела, о кончине Людмилы не знала.
