Иоанна Хмелевская - Смерть беспозвоночным
— Да ничего особенного. — отмахнулась я. — Просто трупы. Это ты говори, что у вас происходит?
А Лялька обрадовалась, услышав мой ответ.
— Ну конечно, трупы! Эва говорила то же самое, она этого опасалась…
И только тут до меня дошло: раз Эвы не было в Польше уже полгода, не могла она принимать участия в преступлениях, так что не было у меня никакой необходимости увиливать и умалчивать, давая показания полиции и даже разговаривая с Гурским. И тогда Гурскому тоже не придется выкручиваться и лгать, как он мне пообещал. Значит, надо как можно скорее сообщить ему эту радостную новость! Я уже потянулась к телефону, да отдернула руку. Успеется, ведь кто его знает — вдруг сразу захочет приехать, узнать, что я могу ему еще рассказать без утайки. И отнимет у нас с Лялькой время, а его и без того кот наплакал. Позвоню позже.
— …А она себе локти теперь кусает, что тогда выдержала, не впала в депрессию, только не могла уже всего этого переносить и, чтобы не впасть, из Польши сбежала. Что издатели вокруг пальца ее обвели — наплевать, как‑нибудь перетопчусь, говорит, о процессах даже не думает, останусь, говорит, белой и пушистой, нег желания ввязываться в их дерьмовые войны. И про ее мужа, что в Швейцарии сидит, я тоже узнала. Три года с ним прожила, потом развелись… А тот шум поднял, дескать, какая‑то ненормальная ей из Польши звонила…
— Это я! — радостно сообщила я.
— А я так и подумала. Номера телефонов, которые просили передать Эве, он ей факсом переслал, дескать, некогда висеть на телефонах…
— А сын?
— Ему тоже некогда. Лечение и школа, до них ли… Что‑то много там было номеров, так?
— Может, вместе с твоими он ей и мой переслал?
— Вот и хорошо. Она разобралась, выискала мои, вышла на фирму, та ей сообщила, что я как раз сдаю объект, и адрес назвали, ну она и приехала. Слушай, она и в самом деле боится. Нашу прессу читает, знает, какая у нас резня на беспозвоночных, опасается, что она тоже каким‑то боком в этом замешана. А вчера утром узнала, что некий Заморский — гнида во всех отношениях, ни ума ни культуры, тоже убит, пришили, уже третий из кровопийской братии, хотя ей, Эве, лично хватило бы и первых двух, меня же очень заинтересовал Вайхенманн, я уж подумывала — не твоя ли работа. Даже попыталась вычислить, уложилась бы ты во времени…
— Не уложилась бы.
— Нет? Какая жалость. А то была бы у тебя заслуга перед нашей общественностью, да еще какая! Но Эве жизнь отравил третий, именно гнида Заморский, и потому, как только она узнала, что и его замочили, страшно перепугалась, что теперь на нее подумают…
— А почему?
— Как бы не перепутать… Погоди… там у вас остался один такой…, ну, мразь полнейшая, гадюка ядовитая, прет вверх по головам тех, кто на пути стоит. Вот забыла, как его… Потащ? Пружняк?.. ну да не важно так он их приканчивает и Эве приписывает. Ему такое сварганить и не своими руками — раз плюнуть. Знаешь, о нем никто и не подумает, а подлец Парчак так устраивает, чтоб думали на Эву. Ее врагов пришивает, а заодно и своих. Мстит ей и распускает сплетни про нее, и такой, паскуда, активный, чего только не выдумает, чтоб на Эву думали. Деловой, гад, я б его сама вырубила, да где мне. А уж Эва чего только ему не желает, меня колотун бьет, когда на нее смотрю, а она говорит: простой черной оспы на него мало…
— Теперь может успокоиться, — перебила я Ляльку и подлила ей вина. Остановленная на полном скаку, она только рот раскрыла.
— Почему?!
— Во–первых, ты говоришь о Поренче…
— Как? Повтори.
— Поренч!
— Ага, такой, что при лестнице?..
— Нуда, поручни… И ради бога, называй кошку как‑нибудь по–другому, Флорка, Флориан… Видишь ли, этого паскуду Поренча зовут, точнее, звали Флорианом…
Лялька так была занята кошкой, что даже пропустила мимо ушей прошедшее время в моем сообщении.
— Да не могу я менять ее имени, она уже привыкла, ей шесть лет, а для кошки — это возраст, поздно ее переучивать. Пускай твой Флориан сменит свое!
— Он не может. И не только имя поменять, вообще уже ничего не может. Так получилось, что именно сегодня, часа за два до твоего появления, я узнала, что его тоже пришили. Четвертый по счету, улавливаешь? Вдобавок к тем предыдущим. В Кракове его прикончили.
Схватив свой бокал, Лялька поскорей сделала хороший глоток и почему‑то долго смотрела на кошек за окном. Поскольку передо мной тоже стоял бокал с вином, я дала время гостье прийти в себя.
Наконец Лялька что‑то для себя решила. Во всяком случае, так я заключила из ее мрачного резюме:
— Ну и что? Опять могут Эве приписать. Дескать, подзуживал, подставлял ее, вот она и расправилась с ним. А почему в Кракове?
Я только плечами пожала.
— А черт его знает! Разве что специально позволил себя там убить, чтобы теперь еще и на Мартусю пало подозрение.
— Я не знаю Мартуси. Кто такая?
— Моя приятельница. Трудно описать ее в двух словах.
— А ты попробуй.
— Ну ладно. Молодая… еще молодая, очень красивая. Прекрасная документалистика на телевидении. Режиссер. Давно мечтает перейти на художественные фильмы, и совсем недавно именно Поренч перебежал ей дорогу, причем еще напакостил…
— А он сам каков? — поинтересовалась Лялька. — Делал ли он когда что‑нибудь не отвратительное?
— Даже если и делал, я о таком не слышала. А Мар тусю он подкузьмил, можно сказать, со всех сторон: и в любовном плане, и в служебном, да еще назанимал у нее денег и, разумеется, не вернул долг…
— И она его убила? Да что ты такое плетешь! Никто не убедит меня, что кредитор убивает своего должника. Вот если бы наоборот. Она нормальная?
Я ответила, подумав:
— В общем да, вполне нормальная. Хотя… кто знает, если в аффекте — могла и забыться. А в некоторых отношениях иногда бывает несправедливой, ссорится с людьми напрасно…
— В каком смысле напрасно?
— Когда слишком многого требует от них, чаще всего разогнавшись… Уж если она разойдется, то действует необдуманно, очень требовательна и от людей порой требует невозможного, даже не отдавая себе в том отчета.
— Выходит, тоже пиявка, но такая… не отдает себе в этом отчета, а от людей требует не для собственной выгоды…
— …а просто считает, что так будет лучше. Не для нее лично.
— Значит, суть ее мы с тобой определили. А что дальше?
— Определили также территориально. Она живет в Кракове.
— Погоди, не так быстро, не догоняю. И мне надо перестроиться. Она что же, и в самом деле прикончила этого, как его… Поренча… в Кракове?
Я заставила себя притормозить.
— Во–первых, это страшная тайна, мне ее сообщили с условием никому не говорить, и я пообещала. Так что ты…
— Могила!
— То‑то. Во–вторых, откуда мне знать, что это сделала именно она? Так считают краковские менты.
— Что‑то очень торопятся, если это только сегодня…
— Вчера вечером. Да я никаких подробностей не знаю, хотя кому только не звонила. Потому и все телефоны у меня были заняты, ведь мне сразу же перезванивали знакомые. Так что мне ничего неизвестно — только место, где произошло убийство. Там я была лишь один раз и чуть насмерть не убилась. Это старинное здание, сплошные лестницы, причем и лестницы, и даже полы жутко неудобные, каменные и неровные, освещение никакое, кругом все загажено, а я принарядилась и туфли на высоких каблуках надела. Кстати, в полутьме этого никто, увы, не заметил.
— Адидасы надо было напялить, — поучающее заметила Лялька.
— Да у меня нет никакой удобной спортивной обуви. И сразу хочу тебя предупредить — действительно этому твоему Поренчу удалось основательно запутать дело, так что тут почти утвердилось мнение, что это именно он всех убивал. Устранял конкурентов. А теперь сам подставился под топор, чтобы всем вконец задурить головы, того и гляди общественное мнение опять свернет в сторону нескольких убийц, когда каждый убивает следующего и сам погибает.
Лялька отрицательно помахала пальцем у меня перед носом.
— А тогда при чем же она, эта твоя полупиявка? Еще неизвестно, не она ли вообще поработала над всеми вашими беспозвоночными.
— Исключено, разве что действовала на расстоянии: она в Кракове, они в Варшаве — убивала дистанционно.
— Не могла сюда на минутку заехать?
— Сомневаюсь, но это легко проверить.
— В черную магию не верю, не могла же в самом деле слепить из воска фигурку и проткнуть ее шляпной булавкой. Вот только откуда ей взять шляпную булавку?
— В Кракове, как известно, сохранилось много памятников старины, — заметила я ни к селу ни к городу.
— Вот я и говорю: дистанционное управление — это вполне реально, поэтому Эва так и нервничает. Ведь чего проще — нанимаешь специалиста — и дело в шляпе, все так поступают, правда энную сумму придется выложить. Эта твоя Мартуся богатенькая?
— Нет, так что можешь ее сразу исключить.
— Она любила их? Я имею в виду убитых.
— А это исключи еще быстрее.
— Но ты сказала — она красивая. А это те же деньги. Ведь или наличные, или расплата натурой: красивая баба из мужика что хочешь сделает. Впрочем, и смазливый мужик из бабы запросто веревки вьет… Хотя бывают и исключения, равноправие им мозги перемешало…
