Дарья Донцова - Штамп на сердце женщины-вамп
– К сожалению, придется подождать, пока … на ноги встанет, и лишь тогда ее прочь из моего дома отправить.
– Значит, не окажись Марфуша в реанимации, ты бы от нее срочно избавился?
– Поганке требуется суровое воспитание.
– Я за девочкой постоянно смотрю.
– Тупые песни исполняй за порогом моего дома. Вешай лапшу на уши дурам-подругам. Вся семья знает, что Марфой занимается Мария Ивановна, пока ты о своих любовниках думаешь.
– Что?! Не смей на меня клеветать. И по какому праву ты говоришь «мой дом»? Особняк общий.
– Я его купил, а сейчас содержу. Будешь спорить, тоже вон вылетишь.
– Мой муж один занимался ремонтом, – возмутилась Флора. – Ты раз в месяц приезжал и орал на Михаила: «Почему до сих пор паркет не положили?» Ты вел себя так, словно младший брат на тебя прорабом пашет. В особняк вложена куча нервов Миши. Не имеешь права брата на улицу выставить. И Марфу в Риверс отправить я не позволю. Девочке там не место, в эту школу запирают подонков, детей, от которых родители мечтают избавиться.
– Во-во, ей, твоему счастью, как раз туда дорога!
– Да за что?
– За воровство. Вранье. Двойки, дерзость. Хорошо, что соседка неконфликтной оказалась. Другая могла бы вой поднять. Короче, Марфа улетает в Риверс, или вы валите вон из моего дома.
– Дом общий! И моя дочь тут остается.
– Нет. Я хозяин.
– Ты нас ненавидишь!
– Прикажешь любить нахлебников?
– Миша зарабатывает!
– Чем? Пижамами?
– Да!!!
Геннадий расхохотался.
– Не смеши. Если один халат в месяц продает, уже здорово.
– Миша – прекрасный модельер. Его пижамы…
– Дрянь несусветная! – перебил Геннадий.
– Миша больше тебя получает, – взвизгнула Флора.
– Да ну?
– Просто он помалкивает о своих доходах, понимает, что ты хочешь главным в семье быть!
– Будет по-моему! Или расскажу Михаилу кое-что интересное о том, как дочь на свет появилась, – объявил Геннадий.
– Ты на что намекаешь? – закричала Флора. – Очередную гадость придумал?
– Перестаньте шуметь, – вклинился в беседу голос Михаила. – У мамы голова болит.
– Вечно Марию Ивановну здоровье подводит, если кто-то в семье всерьез заболевает, – ехидно заметила Флора. – Не может она в тени оставаться. Ей больше всех внимания требуется. Генка хочет Марфу в Риверс отправить.
– И правильно, – одобрил ее муж.
– …! – выругалась Флора. – Через мой труп. Только попробуйте, вот только попытайтесь, едва вам в голову придет идея Марфуньку вдали от меня запереть, то…
И она закашлялась.
– Да хватит, заткнись! – велел муж.
– Не делай ей замечаний, – вдруг сказал Геннадий.
Я беззастенчиво подслушивала чужой разговор и удивилась: неужели мебельщик решил встать на сторону Флоры, которую терпеть не может? Но следующая фраза Геннадия Борисовича расставила все на свои места.
– Бесполезно девушке из Нижнезадрипанска объяснять, как должна вести себя леди, – продолжил старший сын Марии Ивановны, – сколько кирпич ни шлифуй, он бриллиантом не станет. Генетика играет огромную роль. На примере Марфы мы это видим. Девчонка, несмотря на то, что с младенчества имела перед глазами много достойных примеров, все равно стала воровкой.
На пару секунд установилось молчание, потом Михаил пробормотал:
– Давайте не будем торопиться. Девочке плохо. Я звонил в клинику, сказали, пока улучшений нет. А Екатерина только что умерла, сейчас «Желтуха» по телевизору объявила.
– Теперь, братцы-кролики, слушайте меня, – сказала Флора. – Очень внимательно. Знаю, на что намекает Генка. Мария Ивановна, когда меня с младенцем выписали, заявила: «Не наша порода. Не демидовская. Ни на кого не похожа». Геннадий думает, что я дочь нагуляла. Ладно, скажем ему правду.
– Она моя дочь, – поспешно заявил младший брат, – стопроцентно.
– Я бы на твоем месте анализ ДНК сделал, – посоветовал Геннадий, – девчонка на тебя конкретно не похожа! Ни лицом, ни характером. Я бы засомневался и, чтобы себя успокоить…
– Если еще раз услышу о том, что я родила девочку не пойми от кого, изменила мужу, то отвечу адекватно, – спокойно сказала Флора. – Марфа поступила глупо, когда она выздоровеет, я приму меры, накажу ее. Но о Риверсе слышать не желаю. Иначе я…
– …отвечу адекватно, – засмеялся Геннадий. – Ух как страшно, я прямо вспотел. Что ты сделаешь? Подсыплешь мне пурген в чай?
– Да нет, – пропела Флора, – поеду к Светлане Зинкиной и заставлю ее рассказать правду об Артеме. Думаю, ее интересно будет послушать редактору «Желтухи». Гена, чего притих? Понял, какие неприятности у тебя начнутся?
Послышался звук шагов, затем хлопок двери, похоже, Флора ушла.
Глава 19
– Светлана Зинкина, – пробормотал Миша, – знакомые имя и фамилия. Зинкина… где-то я ее слышал…
– Наша соседка по старой квартире, – ответил Гена, – той, что в доме, построенном в начале прошлого века, была. Баба жила в подвальном помещении, чтобы к ней попасть, следовало за лифт завернуть и по лестнице спуститься.
– Точно, – воскликнул Михаил, – рыжая такая, кажется, у нее был брат, имя его не помню, странный парень.
– Сумасшедший, – дополнил Геннадий, – его звали Артем. Злой очень. Шизофреник. Учился в школе для идиотов.
– Вроде детство не так давно было, а все из памяти вымело, – пожаловался Михаил. – А Флора-то откуда про Зинкину знает? Я сейчас еле ее вспомнил. Она дворником работала. Жила в служебной квартире. Но Флорке откуда про нее известно?
Геннадий Борисович кашлянул.
– Ума не приложу, кто ей насплетничал, хотя правду не скрывали. Дай бутылку воды, в горле першит.
Раздалось звяканье, плеск, Геннадий продолжил:
– Все знали, что Артем странный, способен из‑за ерунды в драку полезть, и не связывались с ним. Родители Зинкиных умерли, когда Светка уже школу окончила, а вот Артем еще в садик ходил. Девушка брата в интернат не сдала, сама стала его воспитывать, хлебнула полной ложкой неприятностей, Артем был неуправляемый. Когда вся история замутилась, милиция выяснила, что Артема из нескольких детских учреждений за агрессивное поведение выгнали и в коррекционной школе у него полно проблем. Я его боялся, когда засиживался в училище, возвращался после девяти вечера. В подъезде вечно кто-то лампочку выворачивал, темнота была, как в аду. У меня с собой поэтому фонарик имелся, маленький. Я зажигал его, чтобы пройти, и часто видел у почтовых ящиков темную фигуру Артема. Стоит молча, покачивается.
– Фу, – выдохнул Миша, – но я с ним никогда не сталкивался.
– Правильно, – согласился Геннадий, – когда все случилось, мне было девятнадцать, а тебе четырнадцать. Отец нас с тобой строго воспитывал. Я обязан был не позже десяти дома быть, а тебе комендантский час – полвосьмого. Артем же в школе для олигофренов до восьми сидел, потом его Светлана забирала. Он только с девяти в подъезде мог стоять! Из подвала уходил, видно, ему там скучно было. А ты в это время уже в квартире сидел, поэтому вы и не встречались.
– Точно! – вспомнил Миша. – Здорово я на отца злился за его приказ в детское время домой возвращаться. Но с ним было не поспорить.
– Ну да, – согласился Геннадий. – А потом у лифта нашли изнасилованную и убитую женщину.
– Первый раз про это слышу, – воскликнул Миша.
– Летом это случилось, – пояснил брат, – в июне, тебя отправили на дачу к бабушке. Я сессию в училище сдавал, поэтому в Москве кантовался. Я в тот день в библиотеке до закрытия просидел, к зачету готовился, потом домой потопал, вошел в парадное, лампа, как всегда, не горит, зажег фонарик… Луч света упал на туфлю, одну. Я удивился, кто это потерял обувь? Стал освещать подъезд, ну и заметил в закутке у лифта женщину. Она лежала на спине, а рядом стоял Артем, руки у него были в крови. Перепугался я не по-детски, побежал к маме, не зная, что делать. А она милицию вызвала. Началось расследование, психа арестовали, я показания давал: как вошел в парадное, как Зинкина увидел. Нам очную ставку устроили. А сумасшедший вел себя неадекватно, орал, оскорблял всех. В конце концов Артема отправили в психушку. Что с ним дальше было, понятия не имею. Нашей семье пришлось переехать, потому что я не мог в подъезд входить. Открываю дверь, сразу в жар бросает, потом в холод, тошнит.
– Мне ничего про найденный тобой труп не рассказывали, – протянул Михаил.
– Ты в том году в школу позже пошел, помнишь? – спросил Геннадий.
– О! Да! – оживился Миша. – Очень расстроился. Все друзья в Москву уехали, мне к ним хотелось, а я с бабой Дусей на грядках ковыряюсь. Мама по выходным только приезжала, за мной старуха присматривала. Что-то мне сказали про переезд, вроде отец новую работу получил, хочет жить поближе к ней, чтобы много времени на дорогу не тратить. Потом меня домой вернули. Жилье у нас уже другое было, школа новая, я приуныл, все друзья в прежней остались. И квартира мне не понравилась, она меньше старой оказалась, наша с тобой комната вообще крошечная была, один стол на двоих.
