Эльвира Барякина - Нежное притяжение за уши
— А на что приходится? — с надеждой спросил Ковров, судорожно потирая щеки.
Машуня авторитетно посмотрела ему в глаза.
— Я что-нибудь придумаю. Скорее всего, мы займемся переквалификацией вашего преступления с одной статьи на другую. Пока вам вменяют покушение на убийство. А за это на суде запросто могут вкатить лет десять. — При этих словах Ковров застонал, но Машуня продолжала психологическую атаку: — Наша с вами задача представить дело так, как будто все произошло случайно, и вы вовсе не хотели убивать Колю Соболева.
Губы Коврова задрожали, он весь подался вперед и опять вцепился в Машунины руки.
— Но я ведь вправду вовсе не хотел его убивать! Честное слово! — горячо зашептал он. — Я вам все расскажу как было… Только вытащите меня!
— Рассказывайте! — приказала Машуня.
По заросшему горлу Коврова прокатился комок, и он едва слышно произнес, глядя прямо перед собой:
— В последнее время у меня была не жизнь, а просто дерьмо собачье… Все шло одно к одному… Где-то с месяц назад я очень крупно проигрался в казино. Примерно тысяч на пять долларов. К тому же это были не мои деньги. Представляете?
Машуня кивнула.
— Ну так вот… — продолжил он. — Я наворачивал круги по всему городу, искал, где бы занять, но у меня ничего не выходило. Со станцией — тоже беда. В последнее время развелось множество конкурентов, объем продаж рекламы резко упал. «Пирамида» едва-едва покрывала свои затраты. А с меня уже начали трясти… Я просто не знал, что и делать: повеситься? податься в бега? И тут как раз подвернулся этот случай с Сергеем Дроздом.
До этого момента Машуня слушала жалобы своего клиента чисто по профессиональной необходимости, но стоило ему упомянуть псевдоним Стаса, как она тут же навострила уши.
— Какой случай?! — пожалуй, слишком поспешно переспросила Машуня.
— Как? — растерянно произнес Ковров. — Так вы ничего об этом не знаете?
— О чем?
И тут его понесло…
Стас работал на радио «Пирамида» уже в течение трех лет, но все его функции сводились к увеселению публики: остроумные комментарии на поведение той или иной звезды, пародирование слов известной песенки, треп по телефону со слушателями… А он хотел большего. В своих мечтах Стас представлял себя отважным журналистом, ведущим расследования, вскрывающим социальные язвы, обличающим бюрократов и коррупционеров. Он давно уже обивал пороги в кабинете у Коврова и просил дать ему эфир хотя бы для пробной передачи. Но директор «Пирамиды» сомневался: радиостанция имеет молодежную аудиторию, а ей на политику и экономику плевать с шестого этажа… Да и неизвестно, как почтеннейшая публика отнесется к смене имиджа своего любимца. В общем, Ковров медлил, тянул, но под конец все же сдался.
Стас целых две недели готовился к своей Настоящей Передаче: копался в архивах, расспрашивал людей, брал интервью… Перед эфиром волновался так, как будто ему в первый раз предстояло браться за микрофон. Но все прошло не просто благополучно — грандиозно! Он рассказал о судьбе разоренного приватизацией завода: как благодаря действиям некоторых предприимчивых дельцов сотни людей потеряли работу, а крайне дорогостоящее оборудование уплыло за границу.
По окончании передачи на радиостанцию обрушились множество звонков. Звонили благородные старушки, радующиеся, что наконец-то стали прищучивать «паразитов», звонили разобиженные работники завода, нервные акционеры и просто поклонницы Сергея Дрозда…
Он никак не ожидал такого отклика слушателей. Несколько дней ходил как пьяный от успеха, а потом с удвоенной энергией занялся подготовкой новой передачи.
Но однажды в квартире Коврова раздался звонок от одного очень уважаемого и известного лица в городе. И директору радиостанции в мягких, но настойчивых выражениях посоветовали не затрагивать щекотливые темы. На прощание лицо пожелало Коврову крепкого здоровья и хорошего сна.
Разумеется, на следующий день Стас был оповещен, что в связи с отсутствием финансовых возможностей его передача временно прекращает свое существование. Шорохов бесился, умолял и вообще чуть не плакал. Но начальство было непреклонно: оно больше не хотело, чтобы ему звонили домой известные лица.
— А что, если я сам найду финансирование под свой проект? — цепляясь за последнюю соломинку, спросил Стас.
Директор смерил его сочувствующим взглядом. Он-то знал, что даже под коммерческие идеи очень сложно найти деньги. А передача Стаса была не только не коммерческой, а коммерчески вредной… Но чтобы не лишать парня веры в светлое будущее, он сказал:
— Ищи. — Однако на всякий случай добавил: — Только ведь для спонсирования хотя бы полугодового цикла передач требуется не менее пяти тысяч баксов.
Стас побледнел, нахмурился, а потом упрямо пообещал раздобыть необходимую сумму.
… - И знаете что, Мария Владимировна? — привстав от возбуждения, произнес Ковров. — Когда я приехал к нему на свадьбу, он подошел ко мне такой счастливый, и сказал, что «Полет-банк» уже дал ему денег на передачу. Наличкой!
Машуне было крайне сложно представить себе такое.
— Ничего себе! Ну, а дальше что?
— Дальше? — Ковров опять сник. — Дальше я сошел с ума… Я решил, что это просто дар свыше, что эти деньги меня и спасут от долгов. Я спросил Стаса, когда они поступят в кассу. Он ответил, что передал их своей подруге Нонне Маевской… Не знаю, вы в курсе или нет, но по нашим правилам рекламный агент, заработавший для радио какую-либо сумму, имеет право на десять процентов. Таким образом он дал ей заработать… Но в эту же ночь Стаса убили…
— Так вы хотели вытащить Нонну из тюрьмы, чтобы стрясти с нее эти пять тысяч? — спросила Машуня подозрительно.
Ковров кивнул.
— Да. Я ходил к ней на свидание, но она отрицала, что получала что-либо от Стаса. Документов не было никаких, все выплачивалось черным налом. Я подумал, что она просто украла деньги, которые должны были пойти в кассу радиостанции. Они жили все втроем в квартире моей покойной бабушки: и Стас, и Коля Соболев, и Маевская. Стаса похоронили, Нонна сидела в СИЗО, а Коля — он ведь работоголик, он не должен был возвращаться домой раньше девяти вечера… Я взял ключ от квартиры и пошел посмотреть, не оставила ли Нонна деньги где-нибудь в шкафу или под матрасом. Ей-Богу, я не хотел ничего украсть! Мне нужно было просто удостовериться!
— А зачем же вы Колю-то ударили? — в сердцах воскликнула Машуня.
— Да не хотел я! Я уже собирался домой, одевал ботинки в прихожей, а тут входит он… Сам не знаю, как так получилось… Просто напугался не знаю как, схватил вазу с тумбочки — да ему по голове…
Некоторое время Машуня молчала, пристально глядя на своего подзащитного.
— А что вы можете сказать насчет убийства Стаса Шорохова? — спросила она на всякий случай.
Ковров уронил руки на стол.
— Я этого не делал! — посерев еще больше, прошептал он.
— А все-таки? — не отставала Машуня. — Где вы были во время фейерверка?
— Да на кухне! — завопил Ковров, у которого окончательно сдали нервы. — Дрых я там! В пьяном виде я всегда засыпаю!
— Ладно. Что-нибудь придумаем. Во всяком случае, я постараюсь.
Машуня постучала конвоиру, торчавшему за стеклянной перегородкой.
— Свидание окончено. Вопросов больше не имею.
Но на самом деле это было далеко от истины. Вопросов было более чем достаточно.
* * *Колька сидел перед телевизором и занимался просмотром сразу трех фильмов, которые шли по разным каналам. В первом голливудская звезда Сильвестр Сталлоне раскачивался на краешке скалы, во втором пышнотелые индианки отплясывали что-то в честь неземной любви, а в третьем громадные пауки набрасывались на людей и их пожирали. Когда один из пауков вцепился в ногу главного героя, Колька снова переключил на индианок. И сцена, которую он здесь увидел, заставила его призадуматься.
Одна старая индианка выдала молодой склянку с какой-то зеленой жидкостью и велела накапать ее в вино мужу. Та проделала, что ей велели, и преподнесла бокал юному красавцу в халате. Красавец употребил жидкость и тут же начал признаваться в любви.
— Блин, как же это я раньше не догадался?! — проговорил вслух Колька.
Половину доходов Нонны составляли деньги, вырученные с продажи приворотных средств. Время от времени она начинала что-то варить в кастрюльках и любимой Колькиной утятнице, а потом заставляла весь холодильник и шкафчик под подоконником склянками с готовым продуктом. Чтоб не запамятовать, кому чего раздавать, Нонна прикрепляла к ним бумажки с полуграмотными надписями: «Жорке из бизнес-центра», «Серафиме со второва этажа» или же «Никаму не пить. Эта мое».
Нонна была просто обязана изготовить для своего друга Кольки соответствующее зелье! Эта мысль была особенно ценна в связи с разочарованием в теории любви-жалости.
