Эльвира Барякина - Нежное притяжение за уши
Колька зачерпнул воды из-под крана и брызнул ей в лицо.
— Сука! — заявила сквозь сон Маевская.
— А ну вставай живо!
— Отстань!
— Это ты это называешь озарением, да? — не унимался Колька. — Вставай! А то… А то я тебя сейчас в вытрезвитель сдам!
* * *Когда Иван с Машуней вошли в дверь, радостные и с влажными от дождя волосами, у Кольки защемило в груди. Он решительно не понимал, как они могли сочетаться друг с другом! От этого Машуня казалась завлеченной в сети, а Федорчук — злым, дурацким и лишенным обаяния.
Колька мысленно проклинал Нонну всеми имевшимися в его запасе плохими словами. По ее милости идея с любовным зельем провалилась, квартира провоняла другим зельем, а настроение было испорчено окончательно.
— Вы чего так долго? — спросил Колька, на самом деле радуясь, что они задержались и дали квартире хоть чуть-чуть проветриться.
— Все из-за нашего транспорта! — объяснила Машуня, скрыв, что минут двадцать они с Федорчуком процеловались в подъезде. — Вообще-то мы только на минуточку. Нам надо переговорить с Маевской.
— А чем это у вас здесь пахнет? — подозрительно принюхался Федорчук.
Колька схватился за сердце, враз представив, что сейчас его заподозрят в контрабанде наркотиков.
— У нас ничем не пахнет, — нервно проговорил он. — Вернее, пахнет, но это я обед готовил. По корейской кулинарной книге. Но в любом случае у меня еда подгорела, и я выкинул все в мусоропровод.
— Врет как сивый мерин! — утомленно застонала Нонна из комнаты. — Это он мне специально в сигареты конопли натолкал, и вот теперь я вся об-обжжжаханная!
С трудом выговорив последнее слово, Маевская триумфально посмотрела на вошедших сквозь открытую дверь.
Колька припал к стене и только открывал и закрывал рот, как рыба-вуалехвост. Но к его великому счастью ни Федорчук, ни Машуня не поверили клевете. Они только переглянулись и, сняв обувь, прошли в комнату.
Нонна лежала на диване и томно листала порнографический журнал. Из одежды на ней имелась только шелковая комбинация, весьма фривольно обрисовывающая ее пышные телеса.
— Капитан-исправник с супругой пожаловали! — провозгласила она, поглядывая на Машуню с Иваном поверх очков. — Ничего, что я не в смокинге?
Чтобы не видеть позорища, Колька отправился на кухню ставить чайник и распаковывать пачку печенья.
Из-за стенки доносился сладостный голос Нонны, пользующейся моментом:
— Иван Борисович, вы такой импозантный мужчина… Почему вы не пользуетесь косметикой «Грин Форест»?
Здасьте-здорово! Она опять взялась за свое распространительство! Колька сердито макал чайные пакетики в кружки и старался не обращать внимания на происходящее. Но его уши против воли все равно прислушивались.
— Чего? — крайне удивилась за Федорчука Машуня. — Зачем ему косметика? Он не женщина.
— Я вижу! — захохотала Нонна. — Только ведь у него все равно имеется крем для бритья, парфюм… Вы, Иван Борисович, какую фирму предпочитаете?
— Ну «Вагнер», — буркнул Федорчук.
— «Вагнер», дорогой мой, это косметика для грузчиков! А «Грин Форест», между прочим, работает на рынке вот уже тридцать семь лет. Это вам о чем-то говорит?
— А швейная машинка «Зингер» на рынке — сто пятьдесят лет! — заявил Колька, появляясь в дверях с подносом. — Ты бы им еще погадать предложила!
Нонна презрительно обмахнулась своей порнографией.
— Тебя не спрашивали!
Тем временем Федорчук оправился от изумления и перешел к делу.
— Нонна, нам сказали, что Стас передал тебе пять тысяч долларов, полученные им на финансирование его передачи. Это правда?
Маевская тут же посерьезнела. Откинув в сторону журнал, она села, спустив ноги на пол.
— Какой передачи? — Ее недоумение было совершенно естественным.
Машуня в двух словах объяснила ей ситуацию.
… - Поэтому, если ты не брала никаких денег, то Ковров врет, и все его оправдания гроша ломаного не стоят, — закончила она свой рассказ.
Маевская пожала плечом.
— Бред какой-то! Я ничего не брала!
Колька молчал, сощурив глаза, но в душе у него бушевала буря. Эта Маевская — просто воплощение наглости! Он готов был убить ее за сегодняшнее. И зелья не сделала, и на него наврала, дрянь такая! К тому же если бы дело касалось кого угодно, но не Стаса, он бы, может, и не стал вмешиваться…
— Ты что, Нонн, уже не помнишь?! — как можно более ядовито поинтересовался Колька. — Ты Стасу напрогнозировала, будто бы он получит деньги на свою передачу. Он не поверил, и вы поспорили, что если твои предсказания сбудутся, то он даст тебе заработать на этой сумме как рекламному агенту. И Стас отдал тебе все! Я сам видел: там целый пакетище денег был!
Его слова произвели надлежащий эффект. Тяжкое молчание длилось где-то минуту.
— Тебе известно, что за такие вещи можно опять сесть? — сурово спросил Федорчук, всем своим видом олицетворяя карающую длань закона. — Это ведь чистой воды мошенничество!
Маевская кривила губы и думала. А Колька, вздрагивающий всей кожей от снедавшего его тихого бешенства, все так же стоял со своим подносом, и чашки на нем слабо позвякивали.
— Нонн, ты знаешь, кто выдал Стасу эти деньги? — спросила Машуня, в которой с неимоверной силой клокотал охотничий азарт.
Нонна помотала головой, ни на кого не глядя.
— Не знаю.
Колька наконец поставил поднос на письменный стол и с видом народного трибуна напал на Маевскую.
— Нет, знаешь! — выкрикнул он, срываясь на высокие нотки. — Это твой Вовка Поленов, генеральный директор «Полет-банка»!
— Ни фига себе! — пораженно проговорила Машуня. — Наверное, он заплатил из своих личных денег, раз Кукин ничего об этом не знал.
— А наша Ноннка, вероятно, решила, что раз Стас умер, то это удобный случай, чтобы обокрасть его! — Бушуя, Колька почти вплотную подступил к Маевской. — И тебе не стыдно в конце-то концов?!
— Стыдно?! — Нонна вскочила с дивана, сжимая кулаки. — Тебе зарплату когда последний раз платили? Полтора месяца назад! А есть-то ты хочешь каждый день! И нечего меня упрекать, если я зарабатываю тебе же на булку с маслом!
— Но ведь не мошенничеством!
Придав лицу безразличное выражение, Нонна откинулась на диван.
— Поленов никогда не увидит этих денег! — твердо сказала она и сделала вид, что снова углубилась в чтение журнала.
Все тут же кинулись к ней и принялись увещевать отдать деньги. Федорчук грозил возбуждением нового уголовного дела, Машуня сердито уговаривала не дурить, а Колька просто с ненавистью выкрикивал определения Нонниному поведению:
— Воровка! Врушка! Шарлатанка!
Но ничего не помогло. Тогда Федорчук как представитель власти сказал:
— Гражданка Маевская! Даю тебе срок до завтрашнего утра. Если Поленов не позвонит мне и не скажет, что получил от тебя все до копеечки, ты у меня сядешь лет на пять. Поняла?
Нонна обвела всю компанию тяжелым взглядом.
— Я не хочу разговаривать на эту тему. Мне все равно ничего не будет!
Провожаемая изумленными взглядами, она прошествовала в коридор и накинула пальто прямо на комбинацию.
— Всего хорошего! Ведите себя прилично.
Входная дверь лязгнула о косяк.
* * *Федорчук тайно радовался и ликовал: профессиональное чутье все же не подвело его! Он-то сразу понял, что эта Маевская не так проста, как кажется! И вот вам, пожалуйста, — всплывают факты, говорящие сами за себя.
— Коль, — позвал он, повернувшись к Соболеву, — а Нонна могла убить из-за денег? Она наверняка заранее знала от Поленова, что тот собрался спонсировать Шороховскую передачу, спланировала его убить, а потом начала кликушествовать и насчет денег, и насчет Стаськиной смерти…
Колька истово затряс головой.
— Нет! Она на многое способна, но не на убийство! Да она крови боится как припадочная!
Машуня коснулась Федорчуковской руки.
— Вань, она не может быть убийцей. Свидетели сказали, что видели ее во время фейерверка среди толпы… Помнишь?
Иван все помнил, и от этого расстроился. Но чтобы не выдать себя, он решил сменить тему.
— Почему она сказала, что не отдаст Поленову деньги? — спросил он Кольку.
— Вовка раньше был ее любовником…
— Ни фига себе! — изумился Федорчук, которому мысль о том, что Маевская может являться хоть чей-то любовницей казалась дикой.
— Может, — отозвался Колька. — Но у них все плохо было: она водила Поленова за нос. Скорее всего, Ноннка обокрала его, чтобы просто поприкалываться.
— Ничего себе прикол! Ведь за это можно загреметь в тюрьму! — воскликнула Машуня. Она уже совсем не знала, как ей относиться к Маевской.
— А ей все по фигу! — махнул рукой Колька. — Она из любой ситуации выберется. Напророчит себе удачи во всех махинациях — и дело с концом.
