Ольга Степнова - Уж замуж невтерпеж
– Помоги мне, – попросил он, и просунул руки между тряпок, пытаясь вытащить тело из шкафа.
Я раздвинула вешалки, изо всех сил придерживая их, пока он тащил наружу маленького, сухонького старичка в черном костюме, белой рубашечке и мелких штиблетах. Старичок словно специально оделся, соблюдая ритуальную атрибутику, только вместо гроба почему-то выбрал шкаф.
– Иван Палыч! – Балашов потряс старичка за узкие плечи, но то, что он мертв, было ясно даже такой глупой курице как я.
– Иван Палыч! Черт!
Я за плечи перевернула старичка на бок. На спине, в области сердца у него была рана. Такую мог оставить нож с узким лезвием. Крови почти не было, только чуть-чуть, да и ту было не заметно на черной ткани костюма. Разве могло быть много крови у крошечного, сухого как прошлогодняя ветка Иван Палыча?!
Балашов все нащупывал у него пульс – на запястье, на шее, и почему-то даже на щиколотке.
– Он мертв, – «успокоила» я его. – Я не очень хорошо разбираюсь в покойниках, но он мертв.
– Это не я...
– Тьфу!!! – заорала я, содрала с вешалки серый костюм, и, не обращая внимания на Балашова, быстро переоделась.
Костюм оказался мне великоват, Кира была выше, рельефнее. Но зато я теперь не звенела при каждом вздохе. Подвернув рукава и брюки, я принялась искать в шкафу обувь: моя осталась в снегу, у дома.
Балашов смотрел на меня как собака, которая не понимает, за что ее бьют.
– Это тоже любовник Киры? – я кивнула на тело. Кажется, меня перестали пугать мертвецы.
Балашов молчал. Он меня не слышал, и, по-моему, даже не видел.
– Этот мачо, – я ногой поддела руку-сучок, – тоже спал с твоей женой и воровал твои деньги? Почему ты твердишь, что и его не ты?..
– Заткнись, – очнулся Балашов. – Иван Палыч – мой эконом, или как это там правильно называется... Он заправлял всем домом и всей прислугой. Я привез его из деревни, потому что он остался совсем один, жена умерла, дети разъехались, пенсия мизерная...
– Иван Палыч – твой эконом, – прервала я его эссе. – Его подробная биография нам ни к чему. Он не спал с Кирой и не запускал руку в твой карман. Но все равно кому-то помешал, потому что у него дырка в спине, а значит, он не сам залез в Кирин шкаф и умер там от сердечного приступа. Правильно?
– Правильно, – Балашов становился милым и послушным как домашний котенок.
– Не ты проткнул своего эконома, не ты застрелил Виктора. Кстати, ни ножа, ни пистолета рядом с трупами нет. Значит, кто-то бродит по дому, вырубает свет в коридоре, и убивает все, что шевелится. И это – в новогоднюю ночь!
Я, наконец, нашла себе туфли в шкафу, и поняла, что Сорокина безбожно отстала от моды. Обувь следует носить не длинноносую, а тупорыленькую, со скругленным, коротким носочком, а если это туфли, то желательно с кокетливой прорезью впереди для пальцев. Такие, в каких красуется Мэрлин Монро в знаменитом кадре с задранной ветром юбке. Именно такие я нашла у Киры и поздравила себя, что размер ноги у нас один.
– И это – в новогоднюю ночь!
На резном комоде я увидела трехэтажную кожаную шкатулку, обнаружила там склад драгоценностей и напялила пару колец с камнями, наиболее похожими на мой взгляд на бриллианты. Потом я облилась духами. Теми самыми, что из другой жизни. Не из моей. Балашов смотрел на меня с нескрываемым ужасом, будто на его глазах я надругалась над трупом.
– Пошли, – я кивнула на дверь. – В этой истории нужно расставить все точки над «е».
Он послушно направился за мной к двери, оставив несчастного Иван Палыча лежать на полу, жутко отражаясь в зеркальной створке огромного шкафа-купе.
Я открыла дверь. И замерла на пороге.
В коридоре было темно.
* * *– Кто-то вырубил свет? – шепотом уточнил у меня Балашов.
– Точно! – подтвердила я его догадку. – Фонарик и пистолет! – скомандовала я.
– Что?!
– Давай свой гангстерский наборчик. В руках уставшей, злой, и вечно голодной женщины он будет лучше работать.
Балашов сунул мне в руки фонарь и оружие. Лучом света я пошарила в коридоре, но не обнаружила ничего нового: белые стены, плиточный пол – отделение связи, которому энергетики отключили свет за неуплату.
Я прикрыла дверь и, навалившись на нее, спросила:
– А почему они вырубают свет только в коридорах?
– Они?! – в ужасе спросил Балашов. – Кто «они»?!
– Я не знаю кто. Не знаю зачем. Это какие-то ваши делишки. Деньги, бабы, скука, измены, дележ. Я могу представить, что кто-то убил Виктора из твоего оружия, подставив при этом тебя, но кому помешал бедный Иван Палыч, и зачем его прятать в шкафу? Почему эконом зарезан, а Виктор застрелен? Я не люблю детективы, но в тех, что читала, пишут, что обычно убийцы расправляются с жертвами, одним способом. А этот... и ножом орудует, и пистолетом...
– Кто «этот»?! – вопросил Балашов.
Разговаривать с ним становилось невозможно.
Я порассматривала Кирино кольцо на пальце. Ажурный ободок – наверное, платина, большой прозрачный камень, ловящий своими гранями розовый свет и отдающий его во сто крат сильнее и ярче – наверное, бриллиант. Фантастический, слепящий, необыкновенный...
Сорокина от моды безнадежно отстала.
У Балашова снесло его крышу – крепкую, черную, коротко стриженую башку.
Я не знаю тот ли это Балашов, который мне нужен.
Я даже не знаю, бриллианты ли я напялила, потому что никогда не видела их вблизи.
Трупа два. Пока два. А говорили, что в доме никого нет...
– Кира сказала, – попыталась я пробиться к его сознанию, – что в доме никого из прислуги нет. Что она имела в виду? Что рассовала всех по шкафам?
Балашов дико посмотрел на меня и завел как ученик перед завучем:
– Иван Палыч живет в доме. Жил. Остальная прислуга приходящая – повар, горничная, садовник. Но на праздники он всегда уезжал в свою деревню, километров триста от города. Там живет его друг – фронтовик. Они пьют водку из железных кружек, и поют фронтовые песни.
– Нам ни к чему биография, – напомнила я ему.
– Ни к чему, – повторил Балашов.
– Значит, он не уехал, и кому-то помешал.
– Кому? – впился Балашов в меня черными глазищами, но осекся и продолжил:
– Он уехал. Уезжал. Тридцатого вечером Иван Палыч заказал такси, взял свой черный чемодан и уехал, я сам видел. Он сказал: «Хороших вам праздников, Ярослав Андреевич!» Я не знаю, как он мог здесь оказаться, понятия не имею... Я пришел задолго до двенадцати, с черного входа, в доме не было никого. Свет горел в холле и в коридорах. Кира не любит заходить в темноту, поэтому свет там горит всегда. Я поднялся в гостиную, где был накрыт стол и стоял этот дурацкий торт, уселся в кресло и стал ждать Киру. Остальное ты знаешь.
– Сколько в доме комнат?
– Он уехал, я видел.
– Сколько комнат в доме?
– Эта, гостиная, в которой Кира, еще гостиная, детская, спальня для гостей, моя спальня, две ванные комнаты – это второй этаж. На первом – бильярдная, кабинет, комната для прислуги, комната Иван Палыча, кухня, еще одна детская для игр, две туалетных комнаты. Все. Нет, еще большой подвал – вход из дома, там прислуга хранит запасы продуктов и стоят стиральные машины. Пара балконов. Один здесь, – он кивнул на окно, – другой в моей спальне. Есть мансарда наверху, но она недостроена и необжита. Есть зимний сад – тоже не достроен. Я его строил для Эли, но она вдруг попросила бассейн, и я притормозил работы до лета, чтобы заняться там бассейном. Теперь все.
– Не густо для магната.
Я не знала, как должно быть густо, но решила, что это – не густо.
– Я и не магнат. Мне хватает. И Эле хватает.
Про Киру он ничего не сказал.
Я порассматривала второе кольцо. Зеленый камень, наверное – изумруд. Вокруг россыпью, кажется – бриллианты. Интересно, когда наступает момент, когда всего хватает настолько, что становится скучно? Я поскучала бы так годик-другой.
– Хочешь не хочешь, а придется выяснять, кто это здесь хозяйничает, – сказала я Балашову.
Балашов пожал могучими плечами.
– Или позвоним 02?
Балашов снова пожал плечами. У него было серое, безучастное лицо, и черные дыры вместо глаз – без мысли, без чувства, без зрения.
– Эй!!! – крикнула я. – Какие мы нежные! Ой, нам изменила жена! Караул, убили зама, да так, что дураку понятно – это я его убил, и всем хорошо известно за что! Ужас и кошмар! В шкафу новогодний подарочек – зарезанный эконом Палыч! А ведь он уехал, «я сам видел»! Остается или застрелиться, или сесть в тюрьму. Что тебе больше нравится?! Бизнес это бизнес, дом это дом! Да ни фига! «Да, Кирочка! Конечно, Кирочка!» Тебя дома перестали уважать! Наверное, в бизнесе тоже самое! Как там Виктор сказал? «Ты все просрал, потому что всегда палил в потолок»?! Эй! Магнат! Молоти своими толстыми лапами! Неужели у тебя все в жизни было так хорошо, что никогда не приходилось выкручиваться?!
