Дарья Донцова - Дантисты тоже плачут
– А Ленка, что она?
– Ваша племянница просто молчала, как будто разговор шел о посторонней женщине. Полгода я наблюдал ее, а когда ультразвук с достаточной вероятностью показал плод мужского пола, этот, с позволения сказать, отец решил потратить на беременную деньги и перевел ее к более дорогому доктору. Наверное, решил, что ради будущего сына можно и не скупиться.
– Так и не знаете, где она жила?
– Нет, хотя один раз видел ее выходящей из пансиона Марго Остроумовой. Очень приличное заведение. Марго сдает комнаты только респектабельным клиентам с безупречной репутацией. Навряд ли у нее проживала молодая беременная незамужняя женщина.
Получив от доктора Арутюнова адрес безупречной Марго, я поехала прямо в пансион.
Небольшой узкий дом скорее напоминал гостиницу. И хотя над входом красовалась вывеска «Пансион «Негреско», внутри просторного холла обнаружились конторка и стойка с ключами.
Молодой человек в синей униформе тут же вскочил на ноги при виде хорошо одетой клиентки.
– Чем могу служить?
Сообщила ему, что знакомые из провинции просили найти приличное и не слишком дорогое место, где они могли бы провести пару недель.
Портье изобразил полный восторг и предложил посмотреть номера. Я согласилась. Пансион и правда выглядел респектабельным. Новые, красивые дорожки устилали небольшие коридоры. В здании всего двенадцать комнат, по шесть на этаже. При каждой небольшая ванная и туалет. Кухни нет.
– Готовить в номерах не разрешается, – пояснил портье. – Желающие могут питаться за отдельную плату в нашем ресторане. Подаем завтрак, обед и ужин. Впрочем, в комнатах есть холодильники, и не возбраняется пользоваться электрическим чайником. Мебель, если собираетесь жить больше трех месяцев, поставим какую хотите. На меньший срок – стандартная меблировка: кровать, стол, шкаф, два стула, кресло, торшер, телевизор и ночной столик.
К тому же «Негреско» располагал прачечной, парикмахерской, газетным киоском и автоматами по продаже сигарет и пепси-колы.
Услышав цену, я подняла брови: конечно, «Националь» обойдется дороже, но для заштатного пансиона безбожно дорого.
– Одно время здесь проживала моя знакомая из Украины, ожидавшая ребенка, ей посоветовали «Негреско» как тихое и приличное место.
Портье разулыбался.
– Помню, помню. Лена! Очень милая дама, жаль, что судьба приготовила такое тяжкое испытание.
– Какое испытание?
– Потерю мужа, естественно! Забыли, что ваша подруга осталась вдовой с нерожденным ребенком? Хорошо хоть, брат покойного мужа Лену поддерживал. Приезжал часто, раза три в неделю.
– А как он выглядел?
– Брат? Приятный мужчина, лет сорока пяти и…
– Семен, – раздалось за спиной, – пройди вниз к конторке, там ждут посетители.
Судя по тому, с какой скоростью портье ретировался, передо мной стояла хозяйка – Марго Остроумова. Стройной, сухопарой даме наверняка исполнилось шестьдесят, но выглядела она превосходно. Аккуратная модная стрижка, деловой твидовый костюм, на губах дежурная улыбка, а в глазах весь холод Антарктики.
– Желаете снять комнату?
Я вновь исполнила песню о знакомых из провинции. Марго не поверила ни одному слову, это было заметно по ее улыбке. Тем не менее хозяйка любезно сообщила:
– Номер следует зарезервировать за месяц. Предоплата 25 процентов. Если хотите, сейчас оформим заказ.
Я покорно пошла за ней на первый этаж. Хозяйка, быстро и ловко пощелкав калькулятором, выписала счет и аккуратно убрала полученную сумму в сейф.
– Вы знали Лену? – осведомилась Марго вежливо.
– Да, и очень хорошо!
– Приятная дама. Жаль только, что на ее долю выпало столько испытаний. А кто родился?
– Мальчик, – вдохновенно соврала я, – крупный и здоровый, прелесть, а не ребенок.
Марго с треском захлопнула дверцу сейфа и спросила:
– Вы найдете выход?
Вопрос звучал почти нагло, двери находились в двух шагах от нас. Мило улыбаясь, я отступила с поля боя и с чувством глубокого разочарования отправилась домой.
Глава 17
Во вторник около пяти часов неожиданно приехала Ева. Я сама открыла ей дверь. Девочку почти полностью скрывало длинное зимнее пальто с глубоким капюшоном.
– Ну, – бодро проговорила я, – что сегодня по французскому?
Ева молчала, потом, громко шмыгнув носом, откинула капюшон. Я остекленела. Правый глаз ребенка заплыл, превратившись в щелочку. Красное пятно под ним начинало угрожающе темнеть, обещая через несколько часов превратиться в отвратительный синяк.
– Детка, – еле вымолвил мой язык, – детка, что случилось?
Девочку заколотило, и она безутешно заплакала, опускаясь прямо на пол. Рухнув рядом, я обняла тощенькие плечики и свирепо представила, что скажу Владимиру.
Минут через десять, успокоившись и водрузив на нос мои темные очки, Ева села пить сладкий чай. Я искренне верю в целебные свойства этого напитка. Ничего так не успокаивает разбушевавшиеся нервы, как чашечка ароматного «Липтона», желательно с пирожным или сладкой булочкой.
Слизывая варенье с липких пальцев, гостья попыталась соврать, что упала в школе с лестницы, но, наткнувшись на свирепый взгляд, решила рассказать правду.
Придя из гимназии, села делать уроки, но тут вошла мать и велела сварить кашу для Юры. Страстная кулинарка, Нелли терпеть не могла готовить детское питание. Побоявшись ослушаться, девочка побежала на кухню. Нелли уже была там с ополовиненной бутылкой коньяка. Увидев, что дочь хочет насыпать крупу в еще сравнительно холодное, а не в кипящее молоко, женщина взбесилась от злости, схватила кастрюльку за длинную ручку и треснула ребенка по лицу. Молоко, по счастью холодное, вылилось на Еву, глаз моментально закрылся.
Всегда покорная и боязливая, дочь на этот раз проявила непослушание. Удостоверившись, что Нелли заснула на диване, девочка убежала из дома.
– Не надо бы все вам рассказывать, но идти-то мне больше некуда. Папа уехал на конгресс стоматологов в Питер. Мама, когда его нет дома больше чем один день, всегда напивается. А как напьется, начинает драться. Она и раньше меня била по рукам или по щекам, но не очень сильно, так больно стукнула в первый раз.
Печальный рассказ прервал звонок в дверь. Это явился Казимир с большой коробкой. Он немедленно потребовал Маню. Сказав ему, что Маруська сейчас придет из лицея, я налила художнику чай, но не успел он отхлебнуть и глоток, как в гостиную, словно торнадо, ворвалась Машка.
Казик вскочил и раскрыл коробку. Внутри лежало ярко-синее платье.
– Вот, – вскричал портретист, – померяйте, и немедленно приступим. Где животные?
В гостиной все завертелось колесом. Работу нашли каждому члену семьи. Зайка и Кешка приволокли с кухни любимое вольтеровское кресло кухарки, Наташка набросила на него золотистую парчовую накидку, служившую занавесом во время домашних спектаклей.
На этот своеобразный трон персидской царевны усадили Маню в платье, обтягивающем ее, как перчатка. Русые волосы девочки Казик завязал синей лентой. Справа и слева от Мани, словно сфинксы, застыли Снап и Банди. Ротвейлер в жемчужном ожерелье, пит – с серебряной цепочкой и круглым медальоном. На спинке кресла возлежали кошки в гранатовых бусах. На руках Машка держала Жюли с изумрудной подвеской в челке. У ног девочки Новицкий хотел положить мопса.
Но здесь вышла заминка. Портретист никак не мог подобрать достойное украшение для Хучика. В гостиную приволокли весь наш золотой запас. Больше всего Федору Ивановичу подходила крупная сапфировая брошь. Но мы не могли сообразить, как прикрепить ее на жирненькую грудку мопсика. В конце концов ему повязали на шею белую ленту и прицепили на нее выбранное украшение. Портретная композиция впечатляла диким великолепием.
– Апофигей, – прошептал Аркадий, глядя, как Новицкий добивается от Маруси нужного поворота головы.
Наконец необходимый ракурс нашелся, и из большой сумки появился профессиональный фотоаппарат со вспышкой.
Казик умело защелкал кнопками. Сделав штук пятнадцать кадров, он удовлетворенно хмыкнул и велел всем разоблачаться.
– Я больше не нужна вам? – разочарованно протянула Маня, приготовившаяся и дальше изображать принцессу.
Художник, улыбнувшись, подошел к ней.
– Дорогая, вы нам всегда будете нужны.
И он поднес к губам ее не очень чистую руку с обломанными ноготками. Маня, которой впервые поцеловали руку, как взрослой, моментально стала цвета борща. Ева не сдержала завистливого вздоха.
– Приятно видеть картину безоблачного семейного уюта, – проговорил неожиданно вошедший в гостиную Левка.
Складывавший сумку Казик напрягся. Левка заметил медленно краснеющую шею художника и успокаивающе сказал:
– Да не стану я бросаться предметами, мы же интеллигентные люди, к тому же почти родственники, – и он улыбнулся с видом довольной гиены.
