Фредерик Дар - У кошечек нежная шкурка
— Так вот, — продолжает он, — я в полной растерянности… Из Лондона пришла шифровка, что начальник бельгийского гестапо фон Грессен будет сегодня вечером на приеме в итальянском посольстве. Этот тип обычно вообще не показывается на людях, и по мнению начальства лучшей возможности избавиться от него и ждать нечего.
— Вполне вероятно.
— Да, — вздыхает Буржуа, — только Лондон не в курсе, что сделать это сейчас крайне сложно. Группа наша в полном развале; остаюсь только я, но и мне нужно быть начеку…
— Короче, вы бы хотели, чтобы этим делом занялся я? Он не ожидал прямого вопроса и забормотал:
— Но… значит… но, черт возьми, ведь вы полны энергии, отваги…
— Бросьте, Буржуа. Я вроде еще не собираюсь под венец, так что расхваливать меня рано. Ладно, так и быть, позабочусь о вашем фон… как его там, забыл…
Он с благоговением пожимает мне руку — так в кино отцы благодарят героя, помешавшего их любимой доченьке попасть под поезд или под какого-нибудь маньяка.
— Дельце будет не из легких, — замечаю я.
— О да!
— Вы мне понадобитесь…
— Надеюсь, буду полезен.
— Но это может стоить вам жизни!
— Она уже давно предоставлена общему делу, комиссар, по этому располагайте ею, как вам заблагорассудится.
— У вас сигареты есть? Во рту сушняк такой…
Буржуа протягивает пачку — мы закуриваем. Выпуская в гнусную утреннюю серость аккуратненькую струйку дыма, обмозговываю предстоящую операцию.
— Нам понадобится быстроходная тачка, оружие и смокинги.
— Достанем!
— Чудесно, тогда в восемь у мадам Брукер.
Весь день мы только и делали, что пили да веселились.
Прав был чувак, сказавший, что аппетит приходит во время еды. Вчера вечером малышка Тереза не очень впечатляла, пытаясь отправить меня на седьмое небо. Несмотря на свое искреннее желание заставить меня скрипеть зубами и позабыть дату собственного рождения, она была слишком скована. Но за несколько часов ей удалось добиться некоторого прогресса в этой области, и, если бы существовал экзамен, который сдают, задрав ноги кверху, сестричка получила бы неплохую отметку.
Ох и любит она играть в зверя о двух спинах! Иногда мне даже приходилось зажимать ей рот, чтобы заглушить звериные стоны наслаждения. Хороши бы мы были в нашей хибаре голышом, зайди туда служанка кюре… Будем надеяться, Буржуа уведомил своего симпатягу-братана о нашем присутствии.
Убивая время, я, тем не менее, даром его не теряю. Можете быть спокойны, единственного сына моей матушки Фелиции Тереза будет еще долго вспоминать. А уж если в мужья ей попадется тип, в котором темперамента будет не больше, чем в диванном валике, несладко же ему придется!
Семь вечера; пора завязывать. Я тих и кроток, как ангел, а Тереза просто с ног валится от усталости. У санитарочки моей сейчас так трясутся руки, что она не попала бы клизмой в задницу, будь та даже шире главного входа в Лионский вокзал.
— Так, последний ломтик ветчины, и будем закругляться, не то мы с тобой в обморок хлопнемся. Меня ждет одно дельце, и силы мне еще понадобятся.
— Возьми меня с собой, а? — мурлычет она мне прямо над ухом.
— Ты это о чем?
— Не дури, я все слышала утром, когда приходил этот господин. Вы, похоже, собираетесь на какую-то вечеринку, чтобы ухлопать одного сукиного сына из гестапо. Ну возьми, прощу тебя… Я могу быть тебе полезна, ведь женщине всегда доверяют больше.
— Прекрати, я не привык брать женщин в опасные переделки.
— Я ничего не боюсь, когда ты рядом!
Короче, она не отставала, пока я, в конце концов, не уступил. Она действительно может пригодиться со своей глуповатой мордочкой — но об этом я, понятное дело, умолчал.
Будь у Лауры вместо глаз пистолеты, орать мне тогда, как маршалу Нею: «Цельтесь в сердце, только поберегите лицо». Завидев меня, входящего к мамаше Брукер с другой телочкой, она подскочила так, словно уселась на змеиный выводок. Я непринужденно целую ее в щечку.
— Знакомься, это Тереза, наша новая сотрудница… Девушки невнятно пробормотали что-то вроде приветствия; сестричка, надо сказать, не обращает ни малейшего внимания на разгневанное лицо Лауры.
— Скажите, мадам Брукер, — разряжаю я обстановку, — у вас не найдется вечернего платья для мадемуазель?
— Что за вопрос! — всплескивает та руками. — Моя дочка — она работает в Париже, в модном ателье — оставила кучу платьев, которые напяливает здесь на себя, чтобы покрасоваться перед подружками. Идемте со мной, милочка!
Они исчезают.
— Однако, — медленно произносит Лаура, — ты всегда так общителен?
— Ты что, ревнуешь? Вот уж не из-за чего; ты только посмотри, во что она одета…
— Ну, в постели ей тряпки не нужны!
— В постели?! Послушай, Лаура, эта девочка — всего лишь несчастная санитарка, которая из-за меня влипла в прескверную историю, ничего в ней не смысля. Я занимаюсь ею, потому что… ну, не последнее же я дерьмо, в конце концов! Мы держимся на расстоянии, по-дружески, вот и все!
— Конечно, именно поэтому ты берешь ее с собой.
— Просто у нее такая физиономия, которая вызывает доверие.
— Что еще у нее вызывает доверие?
— Да ты взгляни на нее! У этой девицы вид, как у хрустальной салатницы, ее даже к причастию без исповеди допустят…
— Ну да, а я, значит…
— Слушай, оставь меня в покое, а?
— Что?!
— А то… Ревновать меня к такой простушке, да неужели ты до такой степени не уверена в себе?
Довод убийственный — Лаура отворачивается и больше ни гу-гу. Подхожу к ней сзади и запускаю руку в вырез ее блузки. Она пытается заехать мне по физиономии, что, право слово, в таком положении нелегко. Тогда малышка резко поворачивается, наши губы встречаются… и вот уже от ее злости не осталось и следа.
— Ну, а мне что делать?
— Когда?
— Пока тебя не будет…
— Молиться, чтобы все кончилось хорошо, дорогая.
— А что, если…
Догадавшись, что она хочет сказать, нежно прикрываю ей рот рукой:
— А что, если тебе немного помолчать? Сглазишь еще… И мою руку сменяют губы.
ГЛАВА 21
Тереза, не без помощи мамаши Брукер, выглядит теперь гораздо лучше. Так она, правда, еще сильнее смахивает на подгулявшую колбасницу, ну да ладно, будем надеяться, сойдет.
Через несколько минут заявляется разодетый в пух и прах Буржуа, в весьма и весьма элегантном смокинге. В каждой руке у него по чемодану; в одном — тряпье для меня со всеми необходимыми причиндалами, в другом — автомат. Конечно, две эти вещи не очень смотрятся рядом, и трость с серебряным набалдашником была бы, может, и уместнее, чем этот скобяной товар, да эффект не тот…
Лаура помогает мне одеться.
— А план действий у вас есть? — беспокоится Буржуа.
— Нет, разберемся на месте…
Наскоро распрощавшись с обеими дамами, мы выходим. Буржуа садится за руль — город он знает, как свои пять.
— Итальянское посольство — вон тот особняк, весь в огнях, — не оборачиваясь, говорит он.
— О'кей, остановите здесь и подождите меня.
Выйдя из машины, напяливаю поверх смокинга плащ, в кармане которого — добавочная артиллерия в виде новенькой девятимиллиметровки, и достаю помятую шляпу.
— Вы куда?
— На разведку. Или вы думаете, что перед нами распахнут все двери только потому, что мы прилично одеты? Надо еще поискать лазейку…
И я направляюсь к посольству. С тротуара напротив хорошо виден освещенный холл, утопающий в зелени и цветах, весь увешанный знаменами, швейцары при входе… Сдается, тут не пройти!
Продолжая обход, замечаю расположившийся под платаном на углу особняка вооруженный патруль. Да, охрана здесь, что надо… Что ж, зайдем с другой стороны.
Взгляду открывается так же основательно прикрытый служебный вход. Туда-сюда снуют халдеи, а в сторонке попыхивает сигарой толстый повар-итальяшка, болтая с одним из часовых. В голову мне вдруг приходит любопытная мысль, и я возвращаюсь к машине.
— Ну как? — спрашивает Буржуа. — Можно пролезть?
— Надеюсь, но для этого нам понадобится ящик шампанского.
— Вы шутите…
— Ничуть.
— Тогда поехали к мадам Брукер.
Та действительно немедля нам его выдает.
— Аж слезы на глаза наворачиваются, стоит только подумать, что такой хороший товар придется оставить каким-то итальяшкам.
— Искусство требует жертв, — вздыхает она. — Только вы там поосторожнее, ребятки…
Подмигиваю на прощание Лауре, и мы отправляемся.
— Остановитесь у ближайшего цветочного магазина — не надо жадничать, когда едешь развлекаться.
Слава Богу, цветов там навалом. Раскошеливаюсь на этакую клумбу, вроде тюильрийских, которую и взваливаю на Терезу.
