Фредерик Дар - У кошечек нежная шкурка
— Так вот, нас бы не разлить водой в пятьдесят восьмом, но сейчас война, и… — беру со стола револьвер, — ведь это будет справедливо, Тьерри, не так ли?
— Да, — выдыхает он и отворачивается.
От этих малокалиберных револьверов все-таки так мало шума!
ГЛАВА 19
Через час возвращается Буржуа, уже в сопровождении шестерых заключенных.
— Немцы, скажу я вам, не семи пядей во лбу, — торжествующе бросает он, входя в помещение склада. — Десятилетний мальчуган почуял бы липу в моем поведении… Но как они прокололись, это совсем уже!
— В смысле?
Он помрачнел.
— Дело в том, что одна из наших сотрудниц, Джейн Спакен, этим утром покончила с собой во время допроса, выбросившись в окно.
Я похолодел, представив себе, чем могла закончиться для нас неосведомленность о случившемся.
— Но этот остолоп, дежурный офицер, немного поколебавшись, привел мне взамен другую заключенную. Вот она; наше вторжение, таким образом, спасло жизнь прекрасной незнакомке…
Подойдя к группе освобожденных, с великим изумлением вижу, что незнакомка эта — не кто иная, как та самая сиделка, что дежурила у постели «мисс с фотокамерой» в ля-паннской больничке!
Она меня тоже узнает:
— Как… вы?.. — бормочет она, распахнув удивленные глаза.
— Потрясен не меньше вашего. Как же это вы, любезная сестричка, угодили в лапы к гестаповцам?
Она насупилась:
— Как, как… Из-за вас, как же еще?
— Из-за меня?
— Ну конечно, ведь это вы убили бармена в Ля Панн, вы же и в девушку стреляли. Началось расследование, один из моих коллег сказал в полиции, что видел, как мы мило беседовали — вот меня и схватили. Сколько я ни уверяла, что ничего не знаю, а вас вообще ни разу в жизни не видела, мне не поверили и упекли, в конце концов, в эту каталажку.
— Ну что ж, пусть невольно, но я все-таки исправляю причиненные мной неприятности — так как вы здесь именно благодаря мне. Справедливости ради замечу, что ничего такого, о чем вы говорите, я в Ля Панн не совершал. Кстати, как поживает та девушка?
— Умерла.
— Вот те клюква! Досадно… Я бы с удовольствием с ней пообщался — это, похоже, была опасная немецкая шпионка, и я не совсем ясно себе представляю, что за роль она играла во всей этой истории.
Пожимаю руку пятерым оставшимся беглецам — бравым ребятам от признательности покрасневшим до ушей. Кажется, Буржуа уже порассказал обо мне, и они готовы теперь считать меня чуть ли не самим Господом Богом.
— Надо как можно скорее спрятать ваших людей, — поворачиваюсь я к Буржуа, — да и вас, кстати, тоже — засветились вы порядочно!
— За меня не беспокойтесь, комиссар. Я позаботился о том, чтобы меня не узнали, и одел очки, слегка изменив внешность…
— Браво, вот что значит школа!
— А что до наших друзей, так я отвезу их в Лимбург, на ферму к моим родственникам, там они будут в полной безопасности.
Он осматривается вокруг:
— А где Тьерри?
— Уехал.
Буржуа аж подпрыгнул:
— Что?!
— Уехал занять адольфовой своре местечко у Святого Петра; будем надеяться, оно вскоре пригодится. Помогите мне погрузить его в машину.
— Что вы собираетесь с ним делать?
— Наехать автомобилем на какое-нибудь дерево и поджечь — пусть немцы думают, что это авария.
— А как вы его убили?
— Пушкой мамаши Брукер.
— И вы думаете, что, найдя в теле пулю, немцы поверят в аварию?
— А зачем им находить в теле пулю? Я его прихлопнул рукояткой — лучшее, к слову сказать, применение для этой мухобойки, да и шуму меньше…
— Да вы просто…
— Ужасный, сногсшибательный и вместе с тем восхитительный тип — знаю, знаю, мне это повсюду талдычат!
Один из беглецов, здоровенный детина с огненно-рыжей шевелюрой — ни дать, ни взять раскаленная жаровня! — спрашивает:
— Эти места вам знакомы?
— Честно говоря, не очень…
— Тогда предоставьте мне заняться машиной и ее содержимым.
— Хорошо, — кивает Буржуа, — только побыстрей; мы ждем вас здесь, — и обращается к остальным: — А вы, прежде, чем уйти, расскажите, как задание с баржей…
Прерываю его:
— Так, это уже дело не мое, и тем более не этой молодой особы. Если позволите, засим мы вас покидаем.
— Вы идете к Брукер?
В голову мне сразу приходит мысль о Лауре, которая, должно быть, ждет, ломая руки. Если я ввалюсь с подобной сменой караула, она может и взбунтоваться. Когда две хорошенькие женщины рядом — жди электрического разряда!
— Знаете, не сейчас… Скажите женщинам, что я зайду их навестить. Кстати, мы можем, наверное, и с вами там встретиться?
— А где вы тогда спрячетесь?
— Подумаем… Он не отстает:
— Только не в гостинице, это будет верхом неосторожности.
Буржуа, как всегда, прав, и такое положение дел меня озадачивает. Бросить вот так свою санитарочку я не могу, бедняга и так уже хлебнула горя. С парой симпатичных буйков под кофточкой и нежным взглядом она выглядит так беззащитно!..
Буржуа отводит меня в сторону:
— За домом моего брата, священника, есть большой сад, а в глубине — маленькая лачужка. Не думаю, что там сейчас очень тепло… но возьмите, на всякий случай, ключ от садовой калитки.
— Спасибо, старик!
— Итак, до завтра?
— До завтра. И не наделайте тут без меня глупостей!
Протягиваю санитарке деньги:
— Ты тут еще не сильно примелькалась, сходи купи чего-нибудь пожрать. Да, и не экономь на качестве — сама королева Англии башляет это дело!
Скрывшись в одном из подъездов, вижу, как она заходит во всякие лавчонки, торгуется… Любезные коммерсанты, надо думать, заливают ей про разные там карточки, но с такими бабками никакие нормы не страшны!
Она возвращается, обильно навьюченная провиантом.
— Кстати, — говорю, — а как тебя зовут?
— Тереза.
— Тереза?.. Очень мило… Тебя не смущает, что я на «ты»? Я, видишь ли, человек чувствительный, и стоит мне завидеть такую потрясающую малышку, я просто таю, как клубничное мороженое!
— Да нет, ничего, — мурлычет она, краснея.
— И не сердись на меня, что я тебя тогда вечером продинамил, ладно? У меня просто фрицы на хвосте висели… Надеюсь, это достаточно уважительная причина?
— Я не сержусь.
— Вот и славно!
Ну просто очаровашка! Нет в ней, конечно, той возбуждающей красоты, как у Лауры, но в определенном шарме ей не отказать. А что — здоровая, как молодая кобылица, скромная, застенчивая… От таких, как я уже говорил, не приходится ждать сногсшибательных подвигов, да и здравого смысла тут немного, но что в ней берет за душу, так это ее наивная чистота!
Быстро отыскав сад кюре и справившись с замком, я пинком распахиваю калитку, выходящую на уснувшую ночную улицу. Павильончик — справа от входа; так себе хижинка, метра два на четыре, вся заваленная хворостом, соломой, садовым инвентарем, пустыми мешками. Откапываю в этом бардаке огрызок свечки… А тут неплохо вдвоем!
Расправившись с шамовкой, на скорую руку сооружаю из набитых соломой мешков некое подобие кровати.
— Это тебе, конечно, не номер в «Эксельсиоре», дорогая, но, по-моему, все лучше, чем нары в общей камере…
Тереза, по-прежнему молча, без особых манер укладывается на мешки.
— Ты позволишь, я прикорну тут рядышком?
— Да, — еле слышно отвечает она.
Примостившись около нее, слышу ее прерывистое дыхание.
— Что с тобой? Ты прямо задыхаешься… Наверное, тебе жмет лифчик!
Расстегиваю его сзади — она не двигается. Не спеша ощупываю уже упоминавшиеся буйки; забавно, однако — груди у нее не такие большие, как можно было предположить по пухлому корсажу, но упругие и налитые, как спелые яблочки. Да такие тепленькие, податливые… гнездо голубки, одним словом!
Тереза принимается тихонько постанывать — ни дать, ни взять, горлица воркует. Ну, девки, так с вами голубятником станешь!
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ГЛАВА 20
Глубокой ночью я проснулся от странного шума, похожего на торопливые шаги. Приподнявшись на локте, сжимаю револьвер… Надо быть готовым ко всему.
Тихий стук в дверь и голос Буржуа:
— Комиссар!
Открываю. Он совсем озяб, запыхался, как гончая, а усы заиндевели.
— Дружище, дело принимает неожиданный оборот. Город ходуном ходит; я отвез ребят в Лимбург и сразу к вам.
— Что-то не ладится?
— Да так, одно дело…
— Тяжелая вода?
— Да нет, тут как раз все в порядке. Моим людям удалось-таки засечь баржу, перевозившую ее, и уже вчера я отправил радиограмму в Лондон. Сейчас в районе Остенде бомбы должны сыпать, как из ведра!
Говоря это, Буржуа игриво посматривает через мое плечо на Терезу, одна грудь которой аппетитно высунулась из-под простыни. Он, видимо, уже понял, что как донжуан я кое-чего стою!
