Воздушный замок (ЛП) - Уэстлейк Дональд
В конце концов, путешествие стало настолько тягостным, что сэр Мортимер поднялся с узкой койки, накинул халат и вышел из купе. Пошатываясь, он миновал длинный коридор, повернул направо, нашёл открытую дверь и спустился по ступенькам, покинув вагон. Оглядевшись, он увидел множество железнодорожных вагонов, аккуратно расставленных, как игрушки в детском комоде. Высоко над головой виднелся выкрашенный в жёлтый цвет стальной потолок, скудно освещённый тусклыми лампами. Поодаль, едва различимые в просветах между другими вагонами, стояли два жёлтых грузовых вагона, представляющие для сэра Мортимера особый интерес. Он кивнул им, будто старым знакомым. Хоть он и был рад их видеть, его совсем не радовало место, куда эти вагоны его привели.
Ох, ладно; всё это – ради благой цели. Когда-нибудь всё закончится, и он сможет вернуться в поместье Максвеллов, имея достаточно денег, чтобы держать в страхе весь мир. А пока надо держать себя в руках. И не отступать ни на шаг.
Пока же можно посидеть на ступеньках, созерцая вдали проблески жёлтого грузового вагона. Это куда приятнее и спокойнее, чем делить купе с вечно жующим французом.
Но не все пассажиры спальных вагонов испытывали такие же неудобства. В одном из купе, не так уж далеко от сэра Мортимера, в колышущейся тьме звучали два голоса, оба с нижней полки. Один принадлежал Шарлю Мулю, другой – Рене Шатопьер. Они звучали тихо, дрожа от сдерживаемых чувств.
– И вот, – говорил Шарль, – после того, как Клаудию застрелили в Барселоне, жизнь потеряла всякий смысл.
– Ты не обязан рассказывать об этом, Шарль, – сказала Рене.
– Но я чувствую, что должен, Рене.
– В этом нет необходимости.
– Для меня – есть, Рене. После… после того, что произошло между нами, я больше не могу хранить молчание. Сегодня моё перерождение. Я хочу, чтобы ты поняла меня до глубины души.
– Я понимаю тебя, Шарль.
– Понимаешь ли ты, что я чувствовал после Барселоны?
– Но ты никогда не показывал своих чувств, – сказала Рене.
– Как я мог их показать?
– Нет, не мог.
– Я никогда не мог их показать.
В Ле-Бурже, самом старом и самом маленьком из трёх парижских аэропортов, лил дождь. Именно здесь приземлился Линдберг после своего трансатлантического перелёта. [27] Припаркованное возле ограды лондонское такси блестело от влаги под струями дождя. В салоне такси сидели Брадди и Эндрю.
– Этот дождь когда-нибудь кончится? – сказал Брадди. – Когда дело будет сделано, я заберу свою долю и объеду весь мир, пока не найду…
– Вон там! – воскликнул Эндрю, указывая на взлётно-посадочную полосу в отдалении. – Это он!
– Что? О, да, ты прав.
Двое мужчин следили, как приземляется грузовой самолёт DC3, выкрашенный в пурпурный и чёрный – цвета флага Эрбадоро. Шлёп-шлёп – колёса шасси коснулись полосы. Самолёт промчался мимо, разбрызгивая воду.
– Легче, – едва слышно произнёс Брадди. – Помедленней, приятель, не разнеси этот самолёт в щепки.
– Точно по расписанию. – заметил Эндрю. – Сведения от этой девушки, Лиды, безошибочны.
Брадди ещё не был готов предаться ликованию.
– Хоть бы всё остальное прошло, как по маслу, – проворчал он. – И хоть бы этот клятый дождь, наконец, прекратился.
6
В своём скромном гостиничном номере на улице Рю-де-Эколь Лида готовилась ко сну. Надев длинную, до пола, белую хлопчатобумажную ночную рубашку, подчёркивающую как её красоту, так и силу характера, она собиралась улечься на узкую кровать и погасить свет, как вдруг в дверь постучали.
Лида замерла в раздумьях. Кто мог стучаться в такой час? Одинокая беззащитная девушка, проживающая в парижской гостинице, обязана задаваться подобными вопросами.
Снова раздался стук.
Что ж, даже одинокой беззащитной девушке в парижской гостинице не чуждо любопытство. А если дверь заперта – эта точно была заперта – то, пожалуй, не так уж рискованно отозваться на стук и утолить своё любопытство. Ободрённая этой мыслью, Лида на цыпочках приблизилась к двери, приникла к ней и уже хотела заговорить, когда стук грянул в третий раз. Лиде, стоявшей вплотную к двери с прижатым к ней ухом, он показался таким громким, что она отпрянула, невольно вскрикнув и прижав маленький кулачок правой руки к ложбинке между грудей. Она уставилась на дверь широко раскрытыми глазами. Ничего не происходило, и она осмелилась снова подойти к двери и окликнуть:
– Кто там?
Голос, послышавшийся за деревянной преградой, Лида уже не чаяла снова услышать в этой жизни.
– Мануэль, – сказал он.
Мануэль! Обрадованная Лида поспешила отпереть и распахнуть дверь.
– Мануэль!
Он вошёл, прикрыв за собой дверь. Крепкий привлекательный мужчина, с широким носом и мрачным выражением лица, выглядящий как сельский житель, в грубых вельветовых брюках, подпоясанных вместо ремня куском верёвки, в тяжёлых рабочих башмаках и грубой рубашке из хлопка с широким воротом и рукавами.
– Лида, – произнёс он хриплым от волнения голосом и широко раскинул руки.
Лида бросилась к нему. Они страстно обнялись, шепча ласковые слова на испанском – языке Эрбадоро и единственном, которым владел Мануэль.
После первого объятия Лида и Мануэль немного отстранились, любуясь друг другом, словно упиваясь видом. По-испански, чтобы Мануэль её понимал, Лида произнесла:
– О, Мануэль! Я уж думала, тебя нет в живых.
– Даже смерть не удержала бы меня вдали от моей лебёдушки, моей Лиды, – красуясь, ответил Мануэль на том же языке.
– Мануэль, – сказала Лида, – как же тебе удалось спастись от террора, устроенного президентом?
– Джунгли стали моим убежищем, – ответил он. – После множества приключений я, наконец, нашёл путь в Париж – к тебе, моя возлюбленная.
– Сердце моё!
– Жизнь моя!
– Ты всё для меня!
– Моя единственная!
Они снова заключили друг друга в объятия, но, прежде чем они успели продолжить, в дверь деликатно постучали.
Мануэль моментально насторожился. Отстранив от себя Лиду, он уставился на дверь с видом бойцового петуха.
– Кто это? – обратился он к Лиде. – Что за человек?
Испуганная и невинная, Лида была честна:
– Я не знаю.
Но через мгновение она узнала: за дверью явно стоял Юстас, который сиплым голосом, каким обычно говорят люди, не желающие, чтобы их услышали все вокруг, окликнул:
– Лида? Ты в приличном виде?
Мануэль ощетинился.
– Мужчина!
Стараясь его успокоить, Лида прошептала:
– Это мой благодетель Юстас Денч. Я рассказывала тебе о нём.
– Лида? – снова послышался сиплый голос Юстаса. – Ты не спишь, дорогая?
Лида ответила, перейдя на английский:
– Минуточку, пожалуйста. – Затем, уже по-испански, сказала Мануэлю: – Он думает, что ты мой двоюродный брат.
– Двоюродный брат? – Мануэль взглянул на свою возлюбленную с удвоенным подозрением. – Что за выкрутасы?
– Я сомневалась, что он поможет мне, – объяснила она, – если узнает, что я обручена. Кроме того, я считала тебя погибшим. – Она поспешно добавила: – Хотя, конечно, никогда не теряла надежду.
Снова раздался стук в дверь и Юстас окликнул:
– Лида? Ты скоро?
– Пожалуйста, – с тревогой обратилась Лида к Мануэлю, – сделай вид, что ты мой кузен. Мы нуждаемся в помощи этих людей.
Мануэль недовольно фыркнул, но по лицу было видно, что он согласен. Лида, дрожа, открыла дверь, и вошёл Юстас – в бордовом пиджаке, с бутылкой шампанского в одной руке и двумя бокалами в другой. Широкая улыбка на его лице рассеялась, когда Юстас увидел Мануэля. Юстас уставился на Мануэля, тот – на шампанское.