Монс Каллентофт - Дикая весна
Вместе мы станем любовью.
* * *Малин и Зак ждут, решив не будить Юсефину Марлоу, а дождаться, пока она проснется сама.
Их носы постепенно привыкают к запаху нечистот.
Они опускаются на грязный каменный пол. Подсвечивают похожее на пещеру помещение фонариками мобильных телефонов. Смотрят на рисунки – их наверняка сделала сама Юсефина Марлоу при помощи мелков, валяющихся на полу. Фигурки, нарисованные штрихами, – как буквы неведомого алфавита. Они напоминают играющих детей.
Малин и Зака клонит в сон, время приближается к полуночи, они хотят спать, но здесь не могут, нельзя. И, тем не менее, несмотря на твердый пол под ногами и непривычный влажный климат, оба отключаются.
Малин и Зак спят, и им обоим снится замкнутое пространство – вроде того, где они находятся сейчас. И там, в комнате, двое перепуганных маленьких детей, которые зовут на помощь, но криков не слышно – видно только, как открываются их рты.
«Идите сюда, – зовут дети. – Идите скорее!»
И теперь Малин слышит голоса, ощущает, как кто-то трясет ее за руку, кто-то говорит:
– Так вы пришли сюда. Как вы нашли дорогу?
Малин открывает глаза. Зак тоже просыпается, и оба видят Юсефину Марлоу.
Она сидит перед ними на корточках, и ее взгляд кажется особенно пронзительным в свете пылающей стеариновой свечи – они видят, что опьянение отступило и голова у нее совершенно ясная. Малин смотрит на нее, пытаясь сфокусировать на ее лице свои сонные глаза, и произносит:
– Твои девочки. Мы пытаемся выяснить, что с ними случилось, кто их убил. Нам можешь помочь только ты.
* * *Юсефина Марлоу опускается на свой кусок картона, смотрит на них. Рядом с ней лежат ложка и шприц, несколько окровавленных полосок ткани, а все ее локтевые сгибы покрыты следами от уколов.
– Я знаю, – говорит она, – что отец, Юсеф, написал завещание, в котором он назначает меня управлять всем. Несколько месяцев назад он послал за мной двух качков, которые забрали меня и отвезли к нему на Страндвеген. Он скоро умрет, я знаю. И он об этом знает. Возможно, я была там еще раз. Точно не могу сказать.
Никакой дрожи.
Никакого заикания.
Скорее, уверенная речь хорошо воспитанной девочки.
Никакой скорби ни в глазах, ни в голосе.
Но какое-то облегчение. «То же облегчение, которое испытал папа на похоронах мамы, – думает Малин. – То же самое облегчение, которое почувствовала я сама».
– Он рассказал мне, что оставил моих братьев, Хенри и Леопольда, без наследства. Что мне предстоит контролировать швейцарский фонд, куда он перевел все активы. Лежа в постели, он улыбался, когда все это мне рассказывал. Что я должна была сделать? Сказать, что меня это не интересует? Это он и так знал. Может быть, он просто хотел насолить моим братьям… Мне нет дела до его игр.
– Ты не помнишь еще каких-нибудь подробностей вашей с ним встречи? – спрашивает Зак.
– Он сказал, что если я умру раньше него, то он передаст все в Фонд выморочного наследства[14]. Или наймет внешнюю управляющую компанию. Деньги ради денег.
– Как ты думаешь, почему он предпочитает видеть тебя наследницей? – спрашивает Малин, ощущая, как ледяной холод растекается в животе.
Наследство. Миллиарды, которыми будет управлять швейцарский фонд, – или же они исчезнут в Фонде выморочного наследства. Двое братьев, лишившихся всего. Мотив взрыва бомбы, гибели девочек может заключаться именно в этом.
Некоторое время Юсефина Марлоу сидит молча, потом отвечает:
– Он хотел дать мне яд. Свой яд вместо моего. Он ненавидит меня за то, что я отвернулась от него и живу по своему разумению. Пусть самым ужасным образом. Он желает, чтобы я стала как он. И при этом ему нравится, что я такая, какая есть, и ни в чем не сомневаюсь. Что я идеально подхожу для своей жизненной роли.
– А почему он не захотел оставить ничего твоим братьям, как ты думаешь?
– Они не стали такими, какими он хотел их видеть.
– Хотел их видеть?
– Да. В детстве он экспериментировал с ними. Пытался сделать из них безукоризненных, алчных, беспардонных бизнесменов.
– Что именно он с ними делал?
– Отец пытался дать им ощущение своей особенности, избранности, предоставлял им полную власть над питомцами, которых им покупал, – морскими свинками, кроликами, золотистым ретривером. Научил их, как при помощи побоев заставить животных подчиняться. С самого детства он давал им распоряжаться большими деньгами, ощущать власть над продавцами в магазинах – ради того, чтобы сыновья помешались на деньгах, на той власти, которую дают большие деньги. Дома у нас была прислуга, которой они могли командовать, но те имели право их наказывать. И он никогда их не утешал, бил их, сурово наказывал за малейшую провинность, стремясь привить им беспощадность. А еще у него был варан; иногда он натравливал его на моих братьев, чтобы напугать их, указать им их место.
Чучело в спальне Юсефа Куртзона.
Юсефина Марлоу умолкает и закрывает глаза, но потом продолжает:
– И еще он заставлял их бить меня, – говорит она. – В подвале. А если они не били, потому что не хотели меня бить, то он наказывал их электрошоком. Так что они били. И мучили меня электрошоком. Он хотел показать им, как важно оставаться последовательным и жестоким.
Малин чувствует, как крошечная комнатка расплывается перед глазами.
К горлу подступает тошнота.
Однако она заставляет себя собраться.
Неужели Юсеф Куртзон пытался сделать своих сыновей психопатами? Некий извращенный тип человека, идеальный для сделок, – такими ты хотел сформировать своих детей, Юсеф Куртзон? У Малин возникает острое желание поехать назад в его квартиру на Страндвеген и вдавить невидящие глаза ему в череп. А братья Куртзон, на что они способны во взрослом возрасте? Убийство, взрыв бомбы на площади?
– Отец всегда презирал их, – говорит Юсефина, открывая глаза.
– Почему?
– Потому что та сила и успешность в делах, на которые он надеялся, обернулись слабостью и неудачами. Иногда он поддерживал их коммерческие проекты, но под конец уже только ради того, чтобы поиграть с ними, так мне кажется, поиздеваться над неудачниками. При этом он ненавидел их желание самоутверждаться через богатство.
– Самоутверждаться?
– Они обожают демонстрировать, что богаты. Отец же считает, что деньги важны сами по себе. Покупать себе внешние признаки высокого статуса и демонстрировать свою состоятельность – у него это вызывает тошноту. Он считает, что настоящий мужчина должен быть выше этого.
– Стало быть, они любят показывать, что у них есть деньги?
– Да. Как и мама. Для нее важнее всего было показать идеальный, роскошный фасад.
Юсефина умолкает.
– Именно этому мама пыталась научить их, – продолжает она после паузы. – Что единственная истинная ценность человека измеряется тем, сколько у него денег. И тогда ты должен показывать свое богатство, иначе какой в нем смысл? Мама была помешана на деньгах. Дома у нас был унитаз с золотым сиденьем.
– Твой отец и она были очень разными?
– Да. Но в чем-то они были похожи. Деньги значили все, любовь – ничего.
– Расскажи о своих братьях, – просит Малин.
– Да что тут еще рассказывать? Хенри самый старший из нас, он на два года старше меня. А между ним и Леопольдом разница всего в один год. Леопольд всегда доминировал, хотя он и младший брат. Хенри по большей части следует за ним. Во всяком случае, мне так всегда казалось. Но в глазах отца и матери они оба были слабаками.
– Наверное, такое разное отношение родителей должно было сбить их с толку? – спрашивает Малин. – Она любила демонстрировать богатство, а он презирал такое поведение.
– Кто бы ни разговаривал с ними в детстве, по сути все было одно – деньги. Деньги и еще больше денег! Отними у них деньги, обещания наследства – это все равно что отнять у них жизнь.
Малин чувствует, как ледяной холод в животе нарастает, когда Юсефина произносит эти слова.
– А где сейчас твои братья? – спрашивает Зак.
– Отец купил им по квартире на Страндвеген. Мне он тоже там купил квартиру, но она уже давно вот здесь… – Марлоу указывает на свои исколотые руки.
– На Страндвеген их нет, – говорит Малин. – И нам не удалось найти никакого другого адреса. Ты не знаешь, где они могут быть? Нет ли у кого-то из них другого жилья? Дачи? Может быть, недвижимость за границей?
– Не знаю ничего такого, – отвечает Юсефина, и ее глаза постепенно тускнеют. – Я давно уже всем этим не интересуюсь.
Вид у нее такой, словно она более всего желает исчезнуть с лица земли.
«Но если это так – почему не броситься под поезд? Или спрыгнуть с моста Вестербурн, или просто до смерти накачаться героином? – думает Малин. – Зачем оттягивать развязку?»
В глубине души она осознает, что невозможно понять до конца такого человека, как Юсефина Марлоу, – что движет ею, как она оказалась в такой ситуации, какие страхи загнали ее сюда.
