Луиза Пенни - Разные оттенки смерти
– Минералку «Перье», s’il vous plaît, Жером, – сказал Гамаш, следуя за хозяином по знакомой гостиной мимо кип раскрытых справочников, а также головоломок и шифров Жерома.
Они вышли на передний балкон, с которого открывался вид на улицу и тенистый зеленый парк за нею. Трудно было поверить, что сразу за углом находится авеню Лорье с ее многочисленными бистро, пивными барами и бутиками.
Гамаш и Рейн-Мари жили в нескольких кварталах отсюда и бывали частыми гостями в этом доме, приходили на обеды и коктейли. Брюнели тоже нередко наведывались к ним.
И хотя в данном случае приезд Гамаша нельзя было назвать визитом, Брюнели сделали все, чтобы Гамаш чувствовал себя удобно. Если нужно говорить о преступлениях и убийстве, то почему не сделать это за выпивкой, сыром, пикантными сосисками и оливками?
Это полностью отвечало чувствам Гамаша.
– Merci, Жером, – сказала Тереза Брюнель, протягивая поднос с едой мужу и беря бокал с белым вином.
Они стояли на балконе в лучах вечернего солнца и разглядывали парк.
– Прекрасное время, правда? – сказала Тереза. – Все такое свежее.
Она посмотрела на стоявшего рядом с ней Гамаша, а он – на нее.
Арман Гамаш видел перед собой женщину, которую знал более десяти лет. Не только знал – он ее обучил. Читал ей лекции в академии. Она выделялась среди других учеников не только своим умом, но и возрастом – она им всем годилась в матери. Да и Гамаша она была старше на целое десятилетие.
Она поступила в полицию после успешной карьеры в Музее изящных искусств Монреаля, где дослужилась до должности старшего куратора. Блестящий историк и пропагандист искусства, она консультировала Квебекскую полицию в связи с появлением одной загадочной картины. Не пропажей, а неожиданным появлением!
В том случае, в том деле она обнаружила в себе любовь к загадкам. Оказав полиции помощь в расследовании еще нескольких дел, она поняла, что это и есть ее настоящее призвание, то, для чего она родилась.
И она пришла в отдел кадров, удивив его начальника, и написала заявление о приеме на работу.
Это случилось двенадцать лет назад. А сегодня она была одним из старших офицеров полиции, обогнав в звании своего учителя. Но они оба знали: это произошло только потому, что он избрал другой путь и получил возможность идти по нему.
– Чем могу помочь, Арман? – спросила она, указывая изящной, тонкой рукой на одно из балконных кресел.
– Мне вас оставить? – спросил Жером, поднимаясь со своего места.
– Нет-нет, – возразил Гамаш, жестом усаживая его назад, – пожалуйста, оставайтесь, если хотите.
Жером всегда хотел. Врач отделения скорой помощи, вышедший на пенсию, он всегда увлекался разгадыванием загадок и был немало удивлен тем, что его жена, всю жизнь легонько подкалывавшая его за любовь к разгадыванию шифров, теперь сама по уши погрузилась в разрешение тайн. Но конечно, более серьезных по своей природе.
Старший инспектор Гамаш поставил стакан с минеральной водой и вытащил из сумки папку.
– Я бы хотел, чтобы вы посмотрели на это и сказали свое мнение.
Суперинтендант разложила фотографии на кованом чугунном столике; чтобы ветерок их не унес, она использовала в качестве грузов стаканы и тарелки.
Мужчины тихо ждали, пока она разглядывала снимки. Она не спешила. По улице проезжали машины. Ребятишки в парке играли в футбол, качались на качелях.
Арман Гамаш отхлебнул шипучую воду и пошевелил пальцем пористый кусочек лайма, глядя, как Тереза разглядывает картины из квартиры Лилиан Дайсон. Вид у Терезы был строгий – умудренный годами исследователь оказывает помощь в деле об убийстве. Она переводила взгляд с одной фотографии на другую. Постепенно движения ее глаз стали медленнее, она подолгу задерживала их то на одной картине, то на другой. Потом стала перекладывать фотографии на столе, наклонив голову с аккуратно уложенными волосами.
Смягчились не ее глаза – смягчилось выражение лица: она целиком погрузилась в мир этих картин, в их загадку.
Арман не сказал ей ни слова о том, что это за картины. О том, чьей кисти они принадлежат и что ему хочется узнать о них. Он не дал ей никакой информации, только сказал, что они проходят по делу об убийстве.
Он хотел, чтобы у нее сформировалось собственное мнение, незамутненное его вопросами или комментариями.
Старший инспектор учил ее в академии, что место преступления не только там, где найден труп. Оно в головах людей. В их воспоминаниях и восприятии мира. В их чувствах. И не следует искажать их наводящими вопросами.
Наконец Тереза закрыла папку, откинулась от стола и подняла взгляд. Сначала, как всегда, на Жерома, потом – на Гамаша.
– Итак, суперинтендант?
– Итак, старший инспектор, я могу вам сказать, что никогда не видела прежде работ этого художника. Стиль совершенно уникален. Такого еще не было. Обманчиво простой. Не примитивный, но и без претензий. Прекрасные работы.
– Они могут высоко цениться на рынке?
– Это вопрос. – Она снова принялась рассматривать изображения. – Прекрасное нынче не в моде. Провокативное, темное, жестокое, циническое – вот что ищут кураторы галерей. Они, кажется, думают, что такие работы сложнее, актуальнее, но я могу вам сказать: это не так. Свет не менее актуален, чем темнота. Мы можем очень многое узнать о себе, глядя на красоту.
– А что вам говорят эти работы? – Гамаш показал на картины на столе.
– Обо мне? – с улыбкой спросила она.
– Можно и о вас. Но я в большей степени думал о художнике.
– А кто он, Арман?
Он помолчал немного, потом сказал:
– Я вам скажу через минуту, но сначала хочу услышать ваше мнение.
– Кто бы это ни написал, он блестящий художник. Я думаю, он не молод. Здесь слишком много оттенков. Я уже сказала: это обманчивая простота, если присмотреться, то увидишь очень изящные детали. Вот как здесь. – Она показала дорогу, огибающую здание, словно река – камень. – Эта едва заметная игра света. И здесь, вдалеке, где небо, здание и дорога сливаются и одно от другого отличить вообще невозможно. – Тереза чуть ли не мечтательно посмотрела на картины. – Они великолепны. Я бы хотела познакомиться с художником. – Она взглянула в глаза Гамаша, задержала взгляд на секунду дольше, чем необходимо. – Но я подозреваю, что это невозможно. Он мертв, верно? Он и есть жертва?
– Почему вы так подумали?
– Если не считать того факта, что вы глава отдела по расследованию убийств? – Она улыбнулась, и Жером удивленно фыркнул. – Потому что если вы принесли это мне, то художник либо подозреваемый, либо жертва, а тот, кто это написал, не может быть убийцей.
– Почему?
– Художники склонны писать то, что они знают. Картина – это чувство. Лучшие художники раскрывают себя в своих работах, – сказала суперинтендант Брюнель, глядя на фотографии. – Тот, кто это написал, был удовлетворенным. Возможно, не идеальным, но удовлетворенным мужчиной.
– Или женщиной, – сказал старший инспектор. – И вы правы: она мертва.
Он рассказал ей о Лилиан Дайсон. О ее жизни и смерти.
– Вы уже знаете, кто ее убил? – спросил Жером.
– Я близок к раскрытию убийства, – сказал Гамаш, собирая фотографии. – Что вы можете сказать о Франсуа Маруа и Андре Кастонге?
Тереза подняла тонкие брови:
– Торговцы предметами искусства? Они тоже замешаны?
– Да, вместе с Дени Фортеном.
– Так, – сказала Тереза, пригубив белого вина. – У Кастонге собственная галерея, но бóльшая часть его доходов поступает от договора с «Келли». Он заключил этот договор много лет назад и сумел его сохранить по сей день.
– Судя по вашему тону, вас одолевают какие-то сомнения на этот счет.
– Меня удивляет, что договор все еще действует. За последние годы, когда стали открываться новые, более современные галереи, Кастонге растерял немалую часть своего влияния.
– Новые вроде галереи Фортена?
– Именно вроде Фортена. Очень агрессивные. Фортен встряхнул мир искусства Квебека. Не могу сказать, что я виню его в этом. Они не пускали его в дверь, так он проник в окно.
– Кажется, Дени Фортен не удовлетворится окном, – сказал Гамаш и взял тонкий ломтик итальянской сосиски и черную оливку. – У меня такое впечатление, что он сломает и дверь, а если понадобится, надает Кастонге по ушам. Фортен хочет получить все и будет бороться, пока не достигнет цели.
– Ухо Ван Гога, – сказала Тереза и улыбнулась, глядя, как Гамаш, прежде чем отправить в рот ломтик сосиски, внимательно его разглядывает. – Закуска холодная, но не очень, Арман. Вы в безопасности. А вот за оливки не поручусь.
Она посмотрела на него озорным взглядом.
– Вы только что сказали «ухо Ван Гога»? – переспросил старший инспектор. – Кто-то в начале этого следствия уже использовал это выражение. Не могу вспомнить кто. Что оно означает?
– Оно означает, что человек скупает все из боязни пропустить что-то ценное. Как не обратили внимания на гений Ван Гога много лет назад. Именно этим и занимается Дени Фортен. Скупает всех художников, подающих надежды. Вдруг кто-то из них окажется Ван Гогом. Или Дамьеном Херстом[70]. Или Анишем Капуром[71].
