Скрип на лестнице - Айисдоттир Эва Бьерг

– Ты в детстве часто там бывала, – улыбнулась Адальхейдюр. – Взяла себе какие-нибудь книги?

– Нет, у меня нет времени читать.

– Ну что за глупости, время читать есть всегда. Я каждый вечер перед сном читаю, а иначе заснуть не могу.

– И свет забываешь сразу выключать. – Папа Эльмы вошел в кухню и достал из холодильника банку мальта [16]. Мама лишь улыбнулась и продолжила помешивать лук, шипевший в сковородке и издававший сладковатый запах жареного.

Вдруг входная дверь распахнулась.

– Ау! – раздался из прихожей голос сестры. – У вас кофе есть? – сказала она, войдя в кухню, села за стол и задрала ноги на один из стульев.

– Ты одна? – спросила Адальхейдюр, наливая ей кофе.

– Видар повез мальчиков на тренировку по футболу. – Дагни зевнула. – Мы домой пиццу купим. Я совсем выдохлась.

– Ну что за глупости, еды здесь на всех хватит, – сказала Адальхейдюр. Она поставила чашку на стол и продолжила готовить.

– Ой, я им эту пиццу уже обещала, и, если я нарушу это обещание – там такое начнется!

– Ты помнишь Андрьеса? – спросила Эльма.

– Андрьеса чудика? Конечно, – ответила Дагни. – А зачем ты спрашиваешь?

– Затем, что я только что в библиотеку сходила, – сказала Эльма.

– Однажды он притащился на вечеринку к Бьяртни, хотя его не приглашали. – Дагни покачала головой. – У него была с собой полная бутылка самогона. И он к ней уже как следует приложился. Через некоторое время прибежала его мама, вне себя от злости, и утащила его с вечеринки. А сама была в ночном халате и бигуди. Кажется, я более странного зрелища никогда не видела.

– А ты была на вечеринке у Бьяртни? – удивилась Эльма. Он был по крайней мере на пять лет старше ее сестры.

Дагни пожала плечами:

– Да. Как-то давно. Мне тогда было, наверное, лет семнадцать. На эти вечеринки к нему ходили все. Ну да, пока его папа не запретил.

Эльма никогда не ходила на эти вечеринки. Она знала о них, но ее не приглашали.

– А почему он их запретил?

Дагни удивленно посмотрела на Эльму:

– Эльма, ты вообще где была? Ты действительно этого не помнишь?

Эльма помотала головой и попыталась не раздражаться возмущенным тоном сестры.

Дагни вздохнула:

– Туда одна девочка пришла пьяная в стельку, а кроме этого явно еще под чем-то. Она отрубилась в одной комнате, а когда проснулась, то как начала обвинять!

– Кого в чем обвинять?

– Она сказала, что ее изнасиловали. Вроде бы она собиралась подавать жалобу, но из этого ничего не вышло, потому что у нее доказательств не было. Она на той вечеринке вообще была не в этом мире.

– А кто изнасиловал?

– Она сама не знала. Наверное, как раз по этой причине жалоба и не получила хода.

– Ты считаешь, она наврала?

Дагни вздохнула:

– Я считаю, никто ей ничего не делал, во всяком случае, нарочно, но, наверное, она сама была с каким-нибудь парнем, а потом об этом пожалела. На этих вечеринках разнузданность была полная, вполне могло быть, что кто-нибудь что-нибудь сотворил в таком состоянии, а потом сам об этом пожалел.

– А ты что делала на этих вечеринках, Дагни? – раздался голос Адальхейдюр.

Дагни закатила глаза:

– Мама, я туда и ходила-то всего раза два-три, и в отличие от многих этих ребят, я не улетала в другой мир.

– А что это была за девочка? – спросила Эльма. Она сомневалась, что ее сестра – прямо такой уж ангел, каким хочет выглядеть.

– Вроде бы ее звали Вильборг. По-моему, она в Акранесе больше не живет, уехала вообще сразу после этого. – Дагни начала рассеянно листать газету.

– А какое у нее отчество, ты помнишь?

Дагни помотала головой, не отрываясь от газеты:

– Нет, она на два года старше меня. Но это несложно выяснить.

Эльма смерила сестру взглядом. Иногда она все еще желала, чтобы они общались теснее. Дагни еще не ходила к ней в гости в ее новую квартиру. Они виделись только у родителей. Эльма помнила, как в детстве отчаянно желала, чтобы Дагни обратила на нее внимание. Она считала сестру примером и так хотела делать все как она – и быть как она. Но Дагни заговаривала с ней лишь для того, чтобы она отстала, или когда пропадала какая-нибудь вещь, и она обвиняла в пропаже младшую сестру. Сколько ни пыталась мама уговорить Дагни, та не желала водиться с младшей. О том, чтобы она брала ее с собой в гости или сидела с ней, и речи не было.

Эльма порой задавалась вопросом: не хотела ли Дагни, чтобы ее сестра не рождалась. Мама порой посмеивалась над завистливостью Дагни. Что, мол, она не желала держать сестренку на руках и плакала, когда все внимание сосредоточивалось на Эльме, а не на ней. Может, тогда все и началось. Эльма всегда считала, что это как раз она такая непутевая. В детстве она винила себя в том, что Дагни не хочет с ней дружить. У Дагни много друзей, она красивая – значит, это с Эльмой что-то не так. С годами она поняла, что они просто непохожи, и к подростковому возрасту ее обожание Дагни переросло в злость. Она любила сестру и была без ума от ее детей, но сомневалась, что когда-нибудь сможет простить ей, как она обходилась с ней в детстве.

– Ну, мне пора. – Дагни наконец оторвала взгляд от газеты. Она допила кофе и встала. – Пока, мама, – крикнула она из прихожей.

Эльма закатила глаза и крикнула как можно громче:

– Пока, милая сестрица!

До них донеслось хлопанье входной двери, и Эльма усмехнулась матери, которая издала стон, с трудом пытаясь спрятать улыбку.

Они пригласили их на ужин. Такое бывало нечасто. Они редко собирались вместе, только по особым случаям: дни рождения, Рождество, Пасха. Правда, Ауса видела Бьяртни почти каждый день, когда приносила в офис обед для отца и сына или когда он забегал к ней по дороге с работы. Бьяртни не забывал мать – этого у него было не отнять. Зато Магнея приходила редко и только если ее заставляли. Потому Ауса удивилась, получив приглашение. Приглашение на ужин без торжественного повода. Это что-то новенькое, подумала она про себя, вешая трубку телефона утром.

Она оделась в ту же одежду, что на ужин у Тоурни. Уже готовая к выходу, она сидела на диване в гостиной и вязала, когда домой пришел Хендрик. Она довязывала комбинезон. Светло-розовый, в прикрепленными к нему варежками и носками. Она отложила его и ненадолго забылась, любуясь своей работой. Погладила мягкое вязание, приложила к нему различные пуговицы. Когда наконец пришел Хендрик, он только сменил рубашку и побрызгался одеколоном, хотя последнее было и не нужно. Ауса думала, что упадет в обморок от гнетущего запаха в машине. Но она не открывала окно, а сидела неподвижно и молчала.

Они тихонько постучались в дверь Бьяртни и Магнеи. Когда к ним приходил Бьяртни, он никогда не стучался. У него были ключи, он приходил и уходил, когда ему вздумается. У них, конечно, тоже были ключи от дома Бьяртни и Магнеи, но им не хотелось ими пользоваться. Сейчас это было некстати.

К двери подошел Бьяртни. Как и всегда, Ауса не могла сдержать улыбки при виде него. Такой он пригожий! Ребенком он был красив – миленький мальчик, – и сейчас вырос в красавца. Высокий, мощный, светловолосый, голубоглазый.

– Привет, мама. – Он обнял ее, а отцу всего лишь подал руку. Он повесил ее пальто в шкаф.

– Да ладно, я бы и сама это сделала, у меня еще руки не отсохли, – начала возражать Ауса. Но все же благодарно улыбнулась Бьяртни. Но едва в дверях появилась Магнея, улыбка пропала.

– Привет, – сказала Магнея, и как всегда, ее голос звучал как-то чересчур весело, из-за чего Ауса не верила ни единому ее слову. Магнея поцеловала их обоих в щеку – Ауса не могла справиться с раздражением, которое охватывало ее при виде того, как Хендрик в это время обнял ее за талию.

– Что будете пить? Воду, кофе? Вино?

– Голубушка, будь так любезна налить мне капельку виски, – сказал Хендрик тем самым тоном, которым всегда разговаривал с Магнеей. Он уселся в кресле в парадной гостиной и откинулся на спинку. Куда бы Хендрик ни приходил, он везде вел себя как дома. Ауса примостилась на краешек дивана.