Питер Джеймс - Клеймо смерти
Но даже розыгрыш с «валентинкой» был пустяком по сравнению с той ночью, когда они незаметно подобрались к кровати и стащили простыни, явив его во всей красе: с фонариком во рту, развернутым «Плейбоем» в левой руке и членом в правой.
Как же ему было плохо.
Он решил тогда, что еще покажет им всем. В следующем году все будет иначе. А подружку на рождественские каникулы он все же нашел. Вроде как. Может, она и не дотягивала до высоких стандартов Клойстерс, но зато у нее были большие груди. То есть под блузкой они выглядели большими. Он даже почти – почти – мог разглядеть соски. Он представлял их – красные, набухшие, сладкие. Представлял, и ему становилось жарко. Направляясь вместе с Мэнди Уайт к Лагуне, приходилось держать руку в кармане. Чтобы никто не видел, как оттопырились штаны. Впрочем, о чем беспокоиться? Мэнди сама хотела, он в этом не сомневался. Ее мать работала уборщицей в доме его родителей. Мэнди была обычной дешевой шлюшкой с большими грудями.
Но в Клойстерс никто ничего не узнает.
Перед этим они были в танцзале «Марджори Бентли», возле железнодорожного вокзала. Танцевали, прижавшись друг к другу так тесно, что она не могла не чувствовать. Она даже шепнула ему на ухо, что не прочь отсосать. Но мать ждала на улице, чтобы отвезти его домой.
Сегодня – другое дело. Он сводил ее в паб возле набережной, и они там выпили – его не прогнали, потому что он выглядел старше своих лет. Потом он предложил проводить ее домой – она жила в доме напротив Шорэмской бухты. Вечер был холодный, ветреный, температура упала ниже нуля, и такая погода держалась целых две недели. Он угостил ее сигареткой; они шли и курили – как взрослые. Его трясло от желания, а вот она, даже после выпивки, держалась отстраненно и была непривычно молчалива, не то что в тот вечер, когда они танцевали.
Ему удалось, хотя и с трудом, уговорить ее спуститься с променада в темноту, к спортплощадке. Часы показывали десять, и вокруг не было ни души. Только два замерзших заливчика да чахлый, мерцающий отсвет уличных фонарей на чернильно-черном льду. И груди Мэнди тоже мерцали под пальто, теснясь в низком вырезе блузки. Маня его. Сжимая пружину желания.
Они шли по периметру большего из двух заливов, когда он вдруг остановился, развернул Мэнди к себе и прижался губами к ее губам.
Она тут же отвернулась и решительно его оттолкнула:
– Нет!
– Не беспокойся, у меня есть эти штучки. Ну, знаешь… для защиты. – Он жадно ткнулся лицом в ее груди.
Мэнди толкнула его так сильно, что он едва не упал спиной на лед. А потом повернулась и зашагала прочь:
– Я хочу домой.
Он схватил ее за руку:
– Ты обещала… сказала, что отсосешь… на прошлой неделе, перед Рождеством, в танцзале!
– Да, сказала, только тогда у тебя не было этих пятнышек на лице. И одеколоном не воняло. – Она вырвала руку.
Угревая сыпь высыпала в самые последние дни, и он очень ее смущался. Некоторые прыщи, прямо-таки настоящие гнойнички, ему пришлось маскировать «клирасилом». Вдобавок перед сегодняшним свиданием он щедро полил себя лосьоном «Брут», который рекламировали по телику – там женщины сходили от него с ума.
– Так не пойдет. Обещала – давай! – Он побежал за ней, догнал и схватил за руку.
– Отпусти! – взвизгнула Мэнди.
Он снова попытался поцеловать ее, но она ударила его коленом в пах.
– У-у-у-у-у! – взвыл он.
Она побежала. Он рванул за ней, схватил за пояс пальто.
– Отпусти, извращенец прыщавый!
– Ладно, ты хотя бы подрочи.
– Ага. Отвали.
Он обхватил ее и попытался прижать к себе. Она отшатнулась, и он, споткнувшись, потерял равновесие, но ее не выпустил. Они упали вместе на тонкий лед и, продавив его, оказались в ледяной воде.
– Помогите, насилуют! – завопила Мэнди. – Полиция! Помогите!
В испуге он надавил ей на лицо так, что оно ушло под воду, и зло прошипел:
– Заткнись, дрянь! Дешевка! Шлюха!
Она трепыхалась под ним на мелководье, отбивалась руками и ногами, но он продолжал удерживать ее под водой, обеими руками давя на лоб. Она извивалась как бешеная, но он не уступал и из последних сил не давал ей подняться.
А потом надавил сильнее, еще сильнее, и ее лицо растворилось в чернильной тьме.
Сопротивление ослабевало, движения становились вялыми, а потом Мэнди затихла. Он лежал, дрожа от холода, чувствуя, как немеют руки, как окоченение распространяется на все тело. Мысли метались в поисках выхода.
Наконец, убедившись, что девушка пробыла под водой достаточно долго, он кое-как поднялся, выбрался на сухое место и побежал по траве к ведущим на променад ступенькам. Размахивая как сумасшедший руками, отряхивая воду, выскочил на дорогу.
– Помогите! Помогите, кто-нибудь! Господи, помогите!
Рядом остановилась какая-то машина, и он, размазывая слезы, подбежал к водительскому окну.
– Спасибо… спасибо… Пожалуйста, помогите мне.
69
Четверг, 18 декабря
Поручив Ийну Маклину проведение утреннего совещания, Рой Грейс с сержантом Кейл отправились в пригородный район Патчем. Припарковавшись перед растянувшимися вдоль дороги домиками, они торопливо прошли по загаженной конскими лепешками травянистой дорожке. День выдался солнечный, холодный и ветреный, но, к счастью, ливший последние дни дождь наконец прекратился.
Через несколько минут он увидел впереди, на вершине холма, небольшое, украшенное куполом и напоминающее храм строение. Чаттри – одна из самых красивых и наименее известных достопримечательностей Брайтона и Хоува. Круглый, белый мемориал, к которому ведут каменные ступеньки, находится в чудесном месте национального парка Саут-Даунс. Открытый стихиям, он представляет собой купол, покоящийся на круге колонн.
В годы Первой мировой войны многих раненых солдат-индийцев, сражавшихся за Британскую империю, доставляли в импровизированные английские госпитали. Один из них располагался в брайтонском Королевском павильоне. Мемориал Чаттри установлен в том месте, где кремировали умерших.
Приблизившись к монументу, Грейс внезапно остановился. Впереди на земле, сложив под головой руки, лежали бок о бок две женщины. На первый взгляд они как будто спали. Но были слишком неподвижны. Невозможно неподвижны. Он предостерегающе поднял руку и сделал знак сержанту Кейл следовать за ним.
Подойдя ближе, Грейс снова остановился. Повидав за годы службы немало трупов, он научился без труда и даже на расстоянии отличать мертвых от живых.
Эти две женщины были определенно мертвы.
Обе молодые. Одна – в джинсах, кедах и дутой куртке поверх вязаного свитера; другая – тоже в джинсах и грязной футболке. У обеих длинные каштановые волосы.
Смерть меняет выражение человеческого лица. Оно становится инертным, как у восковой фигуры в музее. Но Грейс знал, что перед ним не восковые фигуры. Он видел их фотографии, хранил в памяти и теперь сразу понял, что смотрит на тела Эммы Джонсон и Эшли Стэнфорд. Лица у обеих были белыми, как алебастр, открытые глаза невидяще смотрели на белый след, оставленный самолетом в высоком небе.
Грейс не стал подходить ближе и прикасаться к телам, чтобы не наследить на месте преступления, а достал из кармана телефон.
Никогда еще он не был так близок к отчаянию. И тут его внимание привлекло что-то трепещущее на ветру, под шеей женщины, которая могла быть Эммой Джонсон. Знаком показав сержанту Кейл оставаться на месте, он шагнул вперед и опустился на колени. Между ее пальцами была вставлена записка.
Грейс натянул перчатки, вытащил листок и прочитал.
«ЭТО ПОДАРОК, РОЙ. УВЕРЕН, ТЫ ПОДТВЕРДИШЬ ПОЛУЧЕНИЕ. ЖИЗНЬ – СУКА, ДА? ТАК ПУСТЬ СУКА ПОДОХНЕТ. УДАЧНОЙ ОХОТЫ. НЕ ОБЛАЖАЙСЯ, ШЕРЛОК! УГАДАЕШЬ, КТО СЛЕДУЮЩАЯ ЖЕРТВА? МОЖЕШЬ ЕЕ СПАСТИ? РАЗРЕШАЮ ОПУБЛИКОВАТЬ ЗАПИСКУ В ЛЮБОЙ ГАЗЕТЕ, КАКАЯ ТОЛЬКО ПОНРАВИТСЯ. С НАИЛУЧШИМИ ПОЖЕЛАНИЯМИ. МИСТЕР КЛЕЙМОВЩИК».
70
Четверг, 18 декабря
Худшие страхи Роя Грейса подтвердились через шесть часов в морге. Клеймо у обеих женщин нашли на внутренней стороне правого бедра – «ТЫ МЕРТВА».
Патологоанатом Надюшка де Санча стояла над обнаженным телом Эшли Стэнфорд. Она брала образцы жидкостей из желудка и мочевого пузыря, хотя и была уже вполне уверена в причине смерти обеих женщин. Крошечные, напоминающие кляксы красные пятнышки петехиального кровоизлияния в белках глаз, на веках и верхней части скуловых костей были вызваны кислородным голоданием вследствие асфиксии. Кровоподтеки на шее отсутствовали, подъязычная кость не сломана, но легкие наполнены водой. Их утопили. Обе подверглись сексуальному насилию, но ДНК обнаружено не было.
Синяки на теле и царапины на лице Эшли Стэнфорд были результатом падения с велосипеда. Большой синяк на лбу – след удара, который мог вызвать сотрясение мозга. Семнадцать синяков на теле указывали на то, что ее били каким-то тупым предметом, а ушибы на костяшках пальцев – на то, что она пыталась сопротивляться.
