Просроченное убийство - Джеймс Миранда

Я сел.

Канеша уселась в полуметре от меня и вцепилась в спинку сидений переднего ряда с такой силой, что костяшки пальцев побледнели.

– Вам следует думать, прежде чем говорить! – прошипела она.

– Да-да, конечно, – пробормотал я, чувствуя себя невероятно глупо. – Простите. Но мне кажется, я знаю, кто убил Годфри, и хочу, чтобы это поскорее закончилось.

Канеша на секунду закрыла глаза, словно молила Бога послать ей терпения. Ее пальцы по-прежнему стискивали спинку.

– Вы знаете, кто убил Годфри Приста? – спросила она. – Полагаю, вы считаете, что это сделал Вилли Кларк.

– Да, – я подался вперед, спеша рассказать, что привело меня к такому выводу. – Ведь сначала мы выяснили, что кто-то писал за Годфри его книги, а потом узнали, что Вилли входил в группу писателей. И все встало на свои места.

– Что встало на свои места? – Канеша наконец отпустила многострадальную спинку и сложила руки на груди.

– Отношение к женщинам в его книгах, – выпалил я. – Послушайте, вы хоть их читали?

– Читала, – ответила Канеша. – Мне нравится читать подобные книги и выискивать ошибки в описании полицейских процедур. В этом плане триллеры Приста оставляют желать лучшего. – Она покачала головой. – Но я понимаю, о чем вы говорите. Женщин он не любил.

– Нет, Годфри-то как раз любил женщин. Кого угодно спросите. Он просто не мог остановиться на какой-то одной. А вот Вилли у нас знатный женоненавистник. Слышали бы вы, как он разговаривает со студентками или коллегами противоположного пола. Поверьте, вам бы это не понравилось.

– Хорошо, – вздохнула Канеша. – Вилли Кларк не любит женщин. Но вы же понимаете, что этого недостаточно для обвинения в убийстве. Даже если он действительно писал за Годфри Приста.

– Джулия сказала, что видела его в отеле. Должно быть, он пришел поговорить с Годфри, – меня задело то, что Канеша не спешила поддержать мою версию. Я думал, что после разговора с Терезой и Джулией ей все стало предельно ясно.

Но она была помощницей шерифа, а я – всего лишь библиотекарем. И расследование убийства было ее работой.

– Я спрошу его об этом, – сказала Канеша. – Но если он не признается, одних слов миссис Уордлоу будет недостаточно. В конце концов, она сама не уверена, его ли видела во вращающейся двери.

– Конечно, – кивнул я. – Для дела вам нужно доказательство посолиднее, – я все-таки прочел достаточно детективов, чтобы это понимать. – Зато с Вилли у вас хотя бы есть мотив и возможность.

– Как и с другими подозреваемыми, – безжалостно произнесла Канеша.

– Ладно, вы победили, – сдался я.

Я-то думал, что принес ей преступника на блюдечке, а она привередничает. Но что, если я ошибаюсь? От этой мысли мне стало не по себе. Возможно, Канеше известно что-то, о чем я не знаю – в конце концов, в ее распоряжении эксперты и улики с места преступления. А я даже не в курсе, что послужило орудием убийства.

– Вы помогли следствию. Благодаря вам я кое-что выяснила быстрее, чем могла бы, – признала Канеша не слишком охотно. Впрочем, глупо было ждать, что она рассыплется в благодарностях.

Поэтому я молча кивнул.

– Но на этом все, – строго сказала она. – Прекратите лезть не в свое дело. Я сама доведу его до конца.

Я заметил странный блеск в ее глазах.

– Вы знаете, кто убийца?

Канеша внимательно посмотрела на меня.

– Знаю. Но мне нужно еще кое-что проверить, и я не хочу, чтобы вы снова путались у меня под ногами.

– Обещаю, больше не буду вам мешать, – сказал я.

– Хорошо, – Канеша встала и без лишних слов направилась в зал для собраний.

А я не торопился возвращаться, предпочитая обдумать наш разговор в относительной тишине часовни. Канеша, кажется, была абсолютно уверена насчет убийцы. Может, из-за того, что мы с Джулией рассказали ей о Вилли? Или она знала еще раньше?

Не исключено, что я поспешил с выводами. А теперь оставалось только сидеть и ждать, чем все закончится. Но я весь изведусь за это время! Может, Канеша специально сказала, что знает убийцу, желая поддразнить меня? Что ж, она имела право на маленькую месть – учитывая, сколько раз я выводил ее из себя.

Но пора было возвращаться на прием. И впредь быть осмотрительнее с тем, что и кому говорю. Я уже и так разозлил Канешу, не стоит добавлять ей нервотрепки.

В дверях зала я огляделся в поисках Джулии и нашел ее в дальнем углу. Она с кем-то говорила – я не видел, с кем именно. Подойдя поближе, разглядел через толпу миниатюрную блондинку Андреа Феррис, а рядом с ней – Пемберли Голсуорси, пожилого профессора английского, который славился любовью поговорить. Многие подозревали, что имя он выдумал себе сам – слишком уж помпезно оно звучало. Я же считал, что оно ему очень подходит. Этот напыщенный пустозвон никогда не упускал возможности поделиться своим мнением со всеми, кто стоял в радиусе слышимости. Сегодня жертвой его словоблудия стали мисс Феррис и Джулия. Поймав ее полный мольбы взгляд, я понял, что не могу просто развернуться и уйти. Судя по всему, Голсуорси вошел в раж, и остановить его неудержимый монолог не было никакой возможности.

И как только Джулию угораздило? Мы с ней вместе посещали на первом курсе лекции Голсуорси по литературе, и она не хуже меня знала, на что он способен.

Тяжело вздохнув, я встал рядом с ней.

Голсуорси тут же меня заметил, что само по себе было удивительно, и прервал свою речь.

– Харрис, да? – спросил он, уставившись на меня цепким взглядом. – Библиотекарь?

Не дожидаясь ответа, профессор возобновил монолог, на сей раз обращаясь к литературному агенту Годфри:

– Современную литературу низвели до уровня вопиющей банальности. Во главе угла стоит непроходимый меркантилизм. Книгоиздание изначально было уделом джентльменов, образованных, культурных, утонченных; они выбирали литературное поприще, чтобы просвещать людей и изменять этот мир. А не для того, чтобы продавать миллионы экземпляров, удовлетворяя вкусы общества, которые опростились до такой степени, что впору опасаться интеллектуального вымирания нашего вида.

Он мог долго разглагольствовать в подобном ключе, но еще на лекциях я научился отключаться, не теряя восторженного выражения лица. К счастью, за тридцать лет я этот навык не растерял.

Я покосился на мисс Феррис. Для поминальной службы она выбрала стильный темный костюм и каблуки, которые прибавляли ей пару сантиметров роста. Остекленевший взгляд литературного агента был знаком каждому, кто хоть раз посещал лекции Голсуорси. Или слушал его больше десяти секунд.

Джулия пихнула меня в бок, и я посмотрел на свою подругу. Она сердито хмурилась и кивала на Голсуорси. Я понимал, чего она хочет, но не представлял иного способа заткнуть Пемберли, кроме как зажать ему рот и запереть в кладовке. Нет, мы, конечно, могли просто уйти, но многие поколения наших бабушек, истинных южанок, перевернулись бы в могилах от подобного пренебрежения этикетом. С этим проклятием приходилось мириться всем, кого воспитывали в уважении к старшим, какими бы раздражающими они ни были.

Но Голсуорси вдруг упомянул Годфри, и я снова начал слушать:

– …Печальный пример юноши, наделенного острым разумом – подчеркиваю: острым, но не блестящим! Так вот… Юноша, наделенный быстрым разумом, мог достичь куда большего, выбери он иную литературную стезю. Вспомнить хотя бы, как он изображал женщин в своих произведениях. Это же кошмар! Боюсь, для того, чтобы разобраться с этой проблемой, бедняге потребовался бы психиатр. Но сильно сомневаюсь, что его читательницы подозревали, сколь невысокого мнения о них он придерживается.

Я переглянулся с Джулией: та была изумлена не меньше моего. Голсуорси явно приобщился к творчеству Годфри, хотя, казалось бы, зачем ему тратить свой могучий интеллект на образчик столь низменной литературы.

Голсуорси был готов бесконечно развивать свою мысль, но в планы Андреа Феррис, судя по всему, это не входило. Она оборвала его на середине предложения.

– Я обязательно поделюсь вашими наблюдениями о современном книгоиздании с моими коллегами в Нью-Йорке, – обманчиво сладким голосом произнесла Андреа. – Не сомневаюсь, они сразу прекратят выпускать низкопробное развлекательное чтиво и обратятся к литературе, призванной просвещать и изменять. Это произведет переворот в мировом книгоиздании, и ваше имя, профессор, будет у всех на устах.