Рут Уэйр - В темном-темном лесу
Я снова падаю на диван, кутаясь в покрывало, тщетно пытаясь согреть под ним закоченевшие ноги. Господи, как я устала… Но спать нельзя. Я должна разобраться.
Клэр подменила патрон.
Выходит, она убийца.
Полный бред. У нее нет мотива. И она единственный человек, который не мог отправить сообщения, – они начались до ее приезда.
Думать!
Я все время возвращаюсь к одному вопросу: зачем?! Зачем Клэр убивать своего жениха накануне свадьбы?
И тут я холодею, но уже не оттого, что в нетоп-ленном доме жуткий дубак. У меня в голове всплывают слова Мэтта: «У них не все было гладко».
Нет-нет, это смешно… Предположим, Клэр важно, как она выглядит в глазах окружающих, предположим, у нее все должно быть идеально… Но ведь ее уже бросали, не то чтобы такая неприятность происходит в первый раз! При мне от нее ушел Рик; она страшно злилась, сидела и подписывала адрес его электронной почты на все существующие в интернете спам-рассылки. Но не пыталась же она его убить!
С другой стороны, тогда рядом с ней не было Фло.
Чокнутой обожательницы Фло, которая может воскликнуть со слезами в голосе: «Она моя каменная стена, и я для нее на все готова. Вот на все!»
На все, значит?
Я помню, как она обещала убить меня, если я испорчу девичник. Тогда я не приняла ее слова всерьез. А наверное, стоило.
И речь-то шла лишь о девичнике. Что бы она сделала с тем, кто хотел бросить ее драгоценную подругу у алтаря?
И на кого повесить убийство, как не на злую бывшую подружку, которая украла у Клэр ее собственность и упорхнула на десять лет?
А дальше все вышло из-под ее контроля.
Я вспоминаю про манеру Фло копировать одежду Клэр и думаю: а вдруг на крыльце была куртка Фло? Может, Клэр в суматохе схватила ее с крючка по ошибке?
Фло сняла ружье со стены.
Фло заверила всех, что оно не заряжено.
Фло устроила этот девичник и настойчиво уговаривала меня приехать.
И у Фло была возможность отправить сообщения с моего телефона.
Я чувствую, что вокруг мня сплетается паутина и чем больше я дергаюсь, тем сильнее увязаю.
Джеймс мертв.
Клэр умирает.
Фло умирает.
Нина сидит где-то в гостинице на грани нервного срыва. Их с Томом мучают вопросы, на которые они не могут ответить, подозрения, которые они не могут стряхнуть.
Это кошмар, и я хочу проснуться…
Я ложусь на бок и сворачиваюсь под покрывалом калачиком, прижимая колени к груди. Надо думать, надо что-то решать, но я так устала, что мысли впустую ходят кругами.
У меня есть выбор. Либо я остаюсь здесь, дожидаюсь полиции, пытаюсь им все объяснить в надежде, что мне поверят. Либо я ухожу отсюда, как только рассветет, в надежде, что меня не поймают.
Только куда мне деваться? В Лондон? К Нине? Куда, а главное – как?
Все равно меня найдут. И будет гораздо лучше, если найдут здесь.
Помимо моей воли глаза закрываются, окоченевшие мышцы понемногу перестают дрожать и болезненно сокращаться. Я засыпаю. Все равно сейчас я ничего не решу. Завтра будем разбираться.
Я обо всем подумаю завтра.
Мне снится Джеймс у подножия лестницы. Я стою над ним на коленях, и сверху на меня льется золотой свет, а вокруг собирается лужа крови.
Кровь у меня в ноздрях, на руках, под ногтями.
Он смотрит на меня блестящими темными глазами и хрипло шепчет: «Сообщение… Лео…».
Я протягиваю руку к его щеке, и все исчезает.
Нет ни Джеймса, ни крови, ни света.
Я лежу в темной гостиной с колотящимся серд-цем и пытаюсь сообразить, что меня разбудило. В доме тишина.
Потом я замечаю две вещи.
Во-первых, сквозь стеклянную стену снаружи я вижу большое темное пятно, которого раньше не было. И я практически уверена, что это машина.
Во-вторых, из кухни доносится негромкий звук. Как будто кто-то двигает стул по кафельному полу.
Стул, которым я подперла дверь.
Глава 32
В доме кто-то есть.
Я резко вскакиваю, роняя покрывало. Сердце колотится так сильно, что к горлу подкатывает дурнота.
Сперва мне хочется закричать «Стой-кто-идет!» или что-то в этом духе. Но я успеваю сообразить, что это глупо.
Кто бы это ни был, он явился не с добрыми намерениями. Иначе не крался бы под покровом ночи через заднюю дверь. Нет, тут два варианта: либо какому-то мимо проходящему грабителю посчастливилось набрести на открытую дверь, либо за мной пришел убийца.
И как бы я сейчас обрадовалась грабителю!
Медленно-медленно я поднимаюсь на ноги и плотнее оборачиваюсь в покрывало, словно мягкая красная шерсть может послужить мне броней.
Одно радует – незваный гость так же, как и я, побоится включить свет. Надо попробовать скрыться в темноте.
Только вот куда тут скроешься?!
Стеклянная дверь заперта, я дергала ее снаружи. У Фло был ключ, и я понятия не имею, куда она его убрала.
Я слышу чьи-то осторожные шаги по кафельному полу.
Во мне борются два очень сильных противоречивых желания. Первое – бежать. Вылететь в коридор, наверх, на второй этаж, и запереться там в ванной. Второе – драться.
Вообще-то в любой непонятной ситуации я бегу. Однако рано или поздно наступает момент, когда бежать уже не можешь.
Я стою, сжав кулаки, кровь стучит в ушах, дыхание хрипло вырывается из горла.
Бежать или драться? Бежать или драться? Бежать или…
Шаги останавливаются под дверью кухни.
Убийца стоит с той стороны. Стоит и прислушивается. Я замираю, не дыша.
А потом дверь распахивается.
Я вижу фигуру в проеме. В полумраке я не могу разобрать, кто это. Человек в куртке, лица не видно – это может быть кто угодно. Но потом фигура двигается, и я различаю проблеск светлых волос.
– Привет, Фло, – с трудом выговариваю я.
И тут она начинает смеяться.
Она смеется и смеется неизвестно чему.
А потом, хрустя стеклом под ногами, выходит на полосу лунного света, и я понимаю, что ее так развеселило.
Это не Фло.
Это Клэр.
Она держится за стенку – очевидно, что сил у нее не больше, чем у меня. Может, в больнице она и притворилась лежащей без сознания, но к монитору ее подключили не случайно. Она еле стоит и сутулится, как старуха. Как будто избита до полусмерти и только начала подниматься на ноги.
– Зачем ты вернулась? – спрашивает она. – Что же ты никак не успокоишься?
– Клэр… – выдыхаю я.
Бред какой-то. Это просто бред.
Клэр медленно плетется к дивану и со стоном на него оседает. В тусклом лунном свете она выглядит ужасно. Хуже меня. У нее изрезано лицо, на одной стороне лба набухший черный кровоподтек.
– Клэр, зачем?
Это не укладывается у меня в голове.
Она молчит. Тянется к столу, где лежат забытый Ниной кисет и бумага для самокруток, хватает их и с удовлетворенным вздохом откидывается на подушки. Начинает вертеть папироску – руки у нее в перчатках и дрожат, так что она дважды просыпает табак, прежде чем ей удается закончить это дело.
– Несколько лет не курила, – сообщает она, щелкая зажигалкой и с наслаждением затягиваясь. – Господи, как хорошо-то…
– Зачем? – повторяю я. – Зачем ты сюда приехала?
Мой мозг просто отказывается это понимать. Клэр здесь, значит, она убийца. Но почему? И как? Она не могла отправить первое сообщение – единственная из всех присутствовавших.
Мне бы надо бежать. Надо бы забиться в угол с кухонным ножом. Но я никак не могу в полной мере осознать, что происходит. Это же Клэр. Моя подруга. Она сует папироску мне, я машинально беру и затягиваюсь. Потом хочу отдать назад, но Клэр отмахивается.
– Оставь себе, я еще сверну. Господи, как же холодно! Чаю хочешь?
– Спасибо, – отвечаю я как в полусне.
Клэр убийца, но убийцей она быть не может. Я не представляю, что теперь делать, и потому не нахожу ничего лучше, чем на автопилоте следовать обычным правилам вежливости.
Она с трудом поднимается на ноги и, пошаты-ваясь, идет на кухню. Через минуту там начинает шуметь чайник.
Что мне делать?
Самокрутка прогорела, и я осторожно кладу бычок на стол.
Я закрываю глаза, потирая ладонями лицо, и как наяву вижу Джеймса на полу и кровь, яркую, как краска. Ее запах до сих пор у меня в ноздрях, а в ушах по-прежнему отдается его хриплый голос.
Шарканье ног в коридоре. Клэр возвращается с двумя дымящимися кружками. Ставит их на стол, осторожно опускается на диван, достает из кармана упаковку с каким-то лекарством, высыпает содержимое двух капсул в свою кружку.
– Обезболивающее? – спрашиваю я, потому что не знаю, что еще спросить.
Она кивает.
– Ну да. Вообще их положено просто глотать, но я не могу. – Она отхлебывает и морщится. – Мерзость какая. То ли это таблетки, то ли молоко успело испортиться.
Я тоже отпиваю из кружки. Действительно, мерзость. Чай в принципе мерзкая штука, а этот на вкус еще гаже, чем обычно: кисло-горький, несмотря на добавленный сахар. Зато, по крайней мере, горячий.
Какое-то время мы сидим молча, прихлебывая чай. Наконец я не выдерживаю:
