Луиза Пенни - Разные оттенки смерти
Каждый вечер он засыпал, видя перед собой один и тот же образ: Анни глядит на него через стол. Потом он накроет ее руку своей. А она не станет возражать.
Он погрузился в сон, положив одну руку на другую. Вот что он будет чувствовать.
А потом оксикодон поглотил все. И Жан Ги Бовуар больше ничего не чувствовал.
Глава пятнадцатая
Клара спустилась к завтраку. Пахло кофе и поджаренными английскими булочками.
Клара проснулась, удивленная, что ей вообще удалось уснуть. Питера не было. Ей потребовалось какое-то время, чтобы вспомнить, что случилось ночью.
Их ссору.
Как близка она была к тому, чтобы одеться и уйти от него. Взять машину и уехать в Монреаль. Снять номер в дешевом отеле.
А потом?
А потом – что-нибудь. Остальная жизнь. Ей было все равно.
Но тут Питер наконец сказал ей правду.
Они проговорили далеко за полночь, а после уснули. Не соприкасаясь. Пока. Они были слишком изранены для этого. Словно их лишили кожи и расчленили. Вытащили из них кости. Внутренности. Обследовали. Обнаружили одну гниль.
У них был не брак, а какая-то пародия на партнерство.
Но еще они обнаружили, что, возможно – возможно, – они снова смогут сойтись.
И тогда все будет иначе. Лучше?
Клара не знала.
– Доброе утро, – сказал Питер, когда она появилась, с волосами, торчащими в одну сторону, и помятым со сна лицом.
– Доброе утро, – ответила она.
Он налил ей кружку кофе.
Ночью, когда Клара заснула и раздалось ее тяжелое дыхание и посапывание, он спустился в гостиную. Нашел там газеты. Нашел глянцевый каталог ее выставки.
И просидел там всю ночь. Заучивал рецензию в «Нью-Йорк таймс». Заучивал рецензию лондонской «Таймс». Чтобы знать их наизусть.
Чтобы он тоже мог выбирать, во что ему верить.
Потом он начал разглядывать репродукции ее картин в каталоге.
Они были великолепны. Он и без того это знал. Но в прошлом он смотрел на ее портреты и видел недостатки. Настоящие или вымышленные. Чуть кривой мазок кисти. Руки, которые можно было прописать лучше. Он намеренно сосредоточивался на мелочах и не хотел видеть целого.
Теперь он смотрел на целое.
Сказать, что при этом он чувствовал себя счастливым, было бы ложью. А Питер Морроу был полон решимости больше не лгать. Ни себе, ни Кларе.
Истина состояла в том, что ему все еще больно было видеть такой талант. Но впервые со времени его знакомства с Кларой он не искал недостатков.
И еще кое с чем он боролся всю ночь. Он рассказал ей все. Обо всех гадостях, которые делал и думал. Чтобы она знала все. Чтобы не осталось ничего тайного, что могло бы стать сюрпризом для них обоих.
Кроме одного.
Кроме Лилиан и того, что он сказал ей на студенческой выставке много лет назад. Число тех слов можно было пересчитать по пальцам. Но каждое было как пуля. И у каждого была своя цель. Клара.
– Спасибо, – сказала Клара, взяв кружку густого, крепкого кофе. – Пахнет хорошо.
Она тоже приняла решение не лгать, не притворяться, что все хорошо, в надежде, что фантазия может превратиться в реальность. Кофе и в самом деле пах хорошо. Эти слова, по крайней мере, были безопасны.
Питер сел, пытаясь заставить себя сказать Кларе, что он сделал. Он набрал в грудь побольше воздуха, на миг закрыл глаза, открыл рот, собираясь заговорить.
– Рано они вернулись, – кивнула Клара на окно.
Питер увидел, как подъехал и остановился «вольво». Из машины вышли старший инспектор Гамаш и Жан Ги Бовуар и направились в бистро.
Питер закрыл рот, решив, что время сейчас неподходящее.
Глядя на двух мужчин за окном, Клара улыбалась. Ей казалось забавным, что инспектор Бовуар перестал запирать машину. Когда они впервые появились в Трех Соснах, чтобы расследовать убийство Джейн, полицейские непременно запирали машины. Но вот прошло несколько лет, и они стали считать это лишним.
Наверное, им было известно: жители Трех Сосен могут время от времени забирать чужую жизнь, но машину – никогда.
Клара посмотрела на кухонные часы. Почти восемь.
– Они, верно, выехали из Монреаля в начале седьмого.
– Угу, – сказал Питер, глядя на Гамаша и Бовуара, которые исчезли в бистро.
Потом он перевел взгляд на руки Клары. В одной она держала кружку, а другая, не сжатая в кулак, лежала на старой сосновой столешнице.
Осмелится ли он?
Он потянулся к ней очень медленно, чтобы это не стало неожиданностью, чтобы она не испугалась, и накрыл ее руку своей большой. Сжал ее в ладони – здесь, в маленьком домике, созданном его рукой, она могла чувствовать себя в безопасности.
И она позволила ему.
«Ну и хватит», – сказал он себе.
Нет нужды говорить ей остальное. Расстраивать ее.
– Я буду… – неторопливо произнес Бовуар, просматривая меню.
Аппетит у него отсутствовал, но он знал, что должен заказать что-нибудь. Тут были оладьи с голубикой, блины, яйца «Бенедикт», бекон, сосиски и свежие, теплые круассаны.
Он встал в пять часов. Подобрал шефа без четверти шесть. А сейчас была почти половина восьмого. Он ждал, когда у него проснется голод.
Старший инспектор Гамаш опустил меню и посмотрел на официанта:
– Пока он решает, принесите мне кофе с молоком, немного оладий с голубикой и сосиски.
– Merci. – Официант забрал меню у Гамаша и перевел взгляд на Бовуара. – Вам, месье?
– Все кажется таким вкусным, – сказал Бовуар. – Принесите мне то же, что и старшему инспектору. Спасибо.
– Я думал, ты возьмешь яйца «Бенедикт», – улыбнулся Гамаш, когда ушел официант. – Ведь это твоя любимая еда.
– Я их только вчера сам готовил, – сказал Бовуар, и Гамаш рассмеялся.
Они оба знали, что на завтрак Бовуар предпочел бы «суперломтик». На самом деле в последнее время Бовуар пил по утрам кофе с рогаликом.
За окном лежали Три Сосны в свете раннего утреннего солнца. Кто-то уже сидел на крылечке, попивая кофе и читая утреннюю газету. Но большинство людей еще спало.
– Как идут дела у агента Лакост? – спросил старший инспектор, когда принесли заказанный кофе.
– Неплохо. Вы говорили с ней вчера вечером? Я просил ее сообщить вам кое о каких вещах.
Они пили кофе и сравнивали свои заметки.
Принесли завтрак, и Бовуар посмотрел на часы:
– Я просил ее прийти сюда в восемь.
Часы показывали без десяти восемь, он выглянул в окно и увидел Лакост – с папкой в руке она шла по деревенскому лугу.
– Мне нравится быть наставником, – сказал Бовуар.
– У тебя это хорошо получается, – заметил Гамаш. – Конечно, у тебя был хороший учитель. Благожелательный, справедливый. Но и твердый.
Бовуар посмотрел на старшего инспектора с притворным недоумением:
– Вы? Хотите сказать, что все эти годы вы были моим наставником? Тогда понятно, почему мне нужен курс психотерапии.
Гамаш посмотрел в свою тарелку и улыбнулся.
Агент Лакост присоединилась к ним и заказала капучино.
– И круассан, s’il vous plaît[62], – сказала она вслед официанту и положила папку на стол. – Я прочитала ваш отчет о вчерашней встрече, шеф, и произвела кое-какие раскопки.
– Уже? – спросил Бовуар.
– Встала я рано, и, откровенно говоря, мне не хотелось ошиваться в гостинице с этими художниками.
– Почему? – спросил Гамаш.
– Боюсь, они нагоняют на меня скуку. Вчера я обедала с Норманом и Полетт, думала, может, удастся выудить из них еще что-нибудь про Лилиан Дайсон, но они потеряли к ней всякий интерес.
– О чем вы говорили? – спросил Бовуар.
– Бóльшую часть обеда они обсасывали рецензию на выставку Клары в «Оттава стар». Сказали, что это ставит точку в ее карьере.
– Да кого волнует, что там пишет «Оттава стар»! – проворчал Бовуар.
– Десять лет назад – никого. Но теперь благодаря Интернету ее могут читать по всему миру. Незначительные мнения становятся значительными. Как сказал Норман, люди помнят только плохие новости.
– Так ли оно на самом деле, вот что интересно, – сказал Гамаш.
– А про ту рецензию Лилиан Дайсон удалось что-нибудь узнать? – спросил Бовуар.
– «Он естествен во всех своих проявлениях – творит произведения искусства так же легко, как отправляет физиологические потребности»? – процитировала Лакост и пожалела, что это было написано не про Нормана и Полетт.
Хотя почему не о них? Может быть, «он» в рецензии стояло вместо Нормана. И это объясняло его неистовство и радость, когда кто-то еще удостаивался плохой рецензии.
Изабель Лакост покачала головой:
– Нет, найти ту рецензию не удалось. Это было так давно – больше двадцати лет назад. Я отправила агента в архив «Пресс». Придется по одной просматривать микрофиши.
– Bon, – одобрительно кивнул инспектор Бовуар.
Лакост разломила теплый рассыпчатый круассан пополам.
– По вашей просьбе, шеф, я проверила опекуна Лилиан Дайсон, – сказала она, откусила кусочек круассана, положила его и взяла папку. – Сюзанна Коутс, шестьдесят два года. Работает официанткой у «Никса» на Грин-авеню. Знаете такое заведение?
