Просроченное убийство - Джеймс Миранда

Когда я уже собрался идти вниз, позвонил мой сын Шон. Я сел на кровать и проболтал с ним не меньше получаса. Обычно нас обоих хватало минут на десять, но сегодня я чувствовал, что Шону нужно выговориться, и не торопил его.

Новости об убийстве Годфри уже добрались до сына, и я рассказал ему о своем участии в деле. Два года назад Шон окончил юридический колледж и теперь работал в Хьюстоне на крупную фирму, которая специализировалась на гражданском праве. Мои слова его не на шутку обеспокоили, но я заверил сына, что со мной все будет в порядке.

Тогда он заговорил о каких-то посторонних вещах, но я чувствовал, что его что-то тревожит, и наконец спросил напрямую, в чем дело.

– Не знаю, пап, – вздохнул он в трубку. – Много чего навалилось. Работа, например. Это не совсем то, чего я ожидал, и мне приходится торчать в офисе чуть ли не круглые сутки.

– Понимаю, это тяжело. В крупных фирмах стажеров в первые годы гоняют до седьмого пота. – Теперь, когда Шон заговорил о своих проблемах, мне стало легче.

– Да, но дело не только в этом. Я уже не уверен, что хочу этим заниматься.

Последние слова Шона стали для меня полной неожиданностью. Он грезил карьерой юриста с тех самых пор, как двенадцатилетним мальчишкой прочитал «Убить пересмешника».

– Ты же хотел быть Аттикусом Финчем, – сказал я.

– Да, хотел, – не стал отрицать Шон. – Довольно наивно с моей стороны.

– Я бы сказал, идеалистично. И это большая разница.

– Ну, сложно держаться за свои идеалы, когда ты ведешь дела на миллионы долларов и представляешь интересы корпораций, которые из кожи вон лезут, пытаясь обойти закон, – едко ответил Шон.

– И что ты собираешься делать? – спросил я.

Какое-то время он молчал.

– Пока не знаю. Еще подумаю об этом. Если ты не против, я бы пожил у тебя пару недель на Рождество. Как думаешь, Лора приедет?

– Мы с ней об этом еще не говорили, но надеюсь, что приедет. И ты приезжай и оставайся столько, сколько нужно. Места всем хватит, – я старался не выдать охвативших меня чувств, так как Шон не любил излишние проявления эмоций. Особенно в моем исполнении – он всегда был ближе с матерью.

– Спасибо, пап, – сказал он с явным облегчением в голосе. – Я сообщу, когда меня отпустят с работы.

– Хорошо. Значит, скоро увидимся, – ответил я.

В последний раз мы встречались два года назад, на его выпускной церемонии. Шон всегда был слишком занят, чтобы навестить меня, а если я собирался приехать в Хьюстон, у него неизменно находились неотложные дела.

Мы поболтали еще пару минут; когда я наконец повесил трубку, то долго сидел в задумчивости. Шон явно переживал не лучший период своей жизни, и я очень хотел ему помочь. Правда, с этим придется подождать до праздников. О том, чтобы он переехал из Хьюстона в Афины, я даже не мечтал – боялся разочароваться. До декабря он еще сто раз успеет передумать, и пара недель сократится в лучшем случае до двух дней. Если сын вообще приедет.

Ужин оказался и в самом деле изумительным: я едва отговорил себя от третьей порции жаркого. Желудок активно выражал недовольство, и мне оставалось лишь ругать себя за невоздержанность. Ну не мог я устоять перед кулинарными шедеврами Азалии! К тому же сегодня вкусная еда отвлекла меня от тревоги за Шона. Я всегда много ем, когда волнуюсь.

Спал я в ту ночь беспокойно: отчасти из-за боли в желудке, но в основном из-за тревоги о сыне. Наутро встал с тяжелой головой, а вот Дизель был бодр и весел. В такие дни он напоминал мне университетского соседа по комнате, который всегда просыпался в хорошем настроении. Иногда я с трудом удерживался от того, чтобы с улыбкой огреть его по голове и запереть в туалете. Соседа, не Дизеля. За котом я бы не угнался.

После завтрака и утренней газеты по субботам я обычно бесцельно слонялся по дому, выискивая себе занятие. Иногда работал в саду: две клумбы на заднем дворе как раз требовали моего внимания. Меня нельзя было назвать увлеченным цветоводом, но сейчас физический труд на свежем воздухе казался как раз тем, что доктор прописал.

Да и Дизель любил гулять на заднем дворе, благо там хватало укромных местечек, где мог поиграть любознательный мейн-кун. Так что пока я пропалывал клумбы, Дизель скакал по двору, охотясь на опавшие листья, и невольно возвращал мне бодрость духа.

К полудню я решил прерваться на ленч. Джулии и Джастина нигде не было видно, но я надеялся, что они скоро приедут. Не хотелось откладывать разговор о писательской группе в долгий ящик.

Когда я мыл руки над раковиной, кто-то вошел в дом – я услышал, как открывается дверь. У Джастина был ключ, так что я решил, что это они с Джулией. Дизель распушил хвост и поскакал их встречать. Судя по скрипу ступенек, Джастин сразу пошел к себе, а вот Джулия показалась в дверях кухни.

– Доброе утро, – поприветствовала меня она. – Выглядишь так, будто весь день копался в саду.

Я покосился на испачканные землей старые штаны.

– Пропалывал клумбы, пока Дизель выслеживал в джунглях опасные листья.

Джулия рассмеялась.

– Садись, – я пригласил ее за стол. – Чай будешь?

– Спасибо, мы недавно пообедали, – сказала Джулия, опускаясь на стул. – Джастин хотел поскорее вернуться. Ему нужно к понедельнику написать доклад по английскому.

Я налил воды из-под крана и присел к столу.

– Как у вас дела? – осторожно спросил я.

– Нормально. Утром заходила Канеша Берри.

– Понятно. Мне кажется, я знаю, о чем вы говорили.

– Откуда? – нахмурилась Джулия. – Ты что, ее доверенное лицо?

– Не совсем, – криво усмехнулся я. – Но мне удалось раздобыть информацию, которая показалась ей интересной.

– Насчет писательской группы, в которую я когда-то входила, – закончила за меня Джулия. Несмотря на ровный тон, голос ее выдавал раздражение. Правда, я не знал, на кого она злится: на меня или Канешу.

– Да.

– Почему всех волнуют события девятнадцатилетней давности? – нахмурилась Джулия. – Не понимаю, какое отношение наша группа имеет к убийству Годфри. – Взгляд ее слегка затуманился. – Хотя именно тогда у нас с Годфри и случилась интрижка, в результате которой родился Джастин.

– Боюсь, не могу сказать, почему мы с Канешей так прицепились к вашей группе. Но поверь, это важно. Я, кстати, не знал, что ты занималась литературным творчеством.

Джулия равнодушно пожала плечами.

– Я в то время много чем занималась. Пробовала себя в разных делах, пытаясь понять, на что еще гожусь, кроме как быть женой священника. У меня всегда были хорошие отметки по английскому, и я ошибочно полагала, что это означает талант к сочинительству, – она горько рассмеялась. – Уже представляла себя новой Филлис Уитни [7] или Викторией Холт [8]. Меня ничуть не смущало, что такие книги больше не печатают – если, конечно, они не вышли из-под пера самих Уитни и Холт. Но таланта у меня не оказалось. Годфри, может, и был придурком, но хотя бы убедил меня не тратить время попусту.

– А ты случайно не триллеры писала? – Джулия вроде бы говорила искренне, но я хотел окончательно убедиться, что она не автор Икс и не пытается пустить мне пыль в глаза.

– Господи, нет! – Джулия снова рассмеялась. Кажется, мое предположение ее позабавило. – Я их даже не читала. И писать такое меня тоже не тянуло.

– Хорошо. А другие члены группы? Кто-нибудь из них интересовался этим жанром?

– Не припоминаю, – задумчиво произнесла Джулия. – Рик Такетт писал книгу о Вьетнаме. Наверное, для него это было чем-то вроде психотерапии. Две женщины писали любовные романы, одна – вестерн. Профессор истории – кажется, он преподает у Джастина в этом семестре – работал над ужасным псевдоисторическим опусом о приключениях озабоченного друида в древней Британии.

– Значит, вас было шестеро, – подытожил я. – А кто-нибудь еще занимался в группе?

– Иногда к нам присоединялись другие люди – за все время человека три, не больше. И ни один у нас не задержался.