Убийца без лица - Манкелль Хеннинг
— Выстрелы? — спросил Валландер.
— Директор сказал, что слышал их два, один за другим.
Курт Валландер огляделся.
— Следы машины, — сказал он. — Куда ведет эта дорога?
— Через пару километров выходит на трассу Е-14.
— И никто ничего не видел?
— Довольно трудно допрашивать беженцев, которые говорят на пятнадцати различных языках. Мы этим занимаемся.
— А убитый кто?
— У него жена и девятеро детей.
Курт недоверчиво поглядел на Ханссона:
— Девятеро?
— Представь себе завтрашние заголовки. Ни в чем не повинный беженец, отец девяти детей, убит во время прогулки.
Подбежал Сведберг.
— Звонит начальник полиции! — крикнул он.
Валландер удивился:
— Он же приезжает только завтра!
— Не наш. Из Стокгольма. Начальник Управления государственной полиции.
Валландер сел в машину и взял телефон. Глава государственной полиции разговаривал с ним в приказном тоне, и Курт Валландер почувствовал раздражение.
— Все это выглядит очень скверно, — сказал начальник. — Только убийств на расовой почве в этой стране и не хватает.
— Это уж точно, — согласился Валландер.
— Займитесь этим в первую очередь.
— Хорошо. Но на нас висит еще двойное убийство в Ленарпе.
— Есть успехи?
— Кое-какие есть. Но требуется время.
— Докладывайте мне напрямую. Вечером я участвую в телевизионной дискуссии, и мне нужна самая полная информация.
— Будет сделано.
Начальник повесил трубку.
Курт Валландер остался сидеть в машине.
Этим займется Неслунд, подумал он. Пусть снабжает Стокгольм бумагами.
На душе было скверно. Похмелье прошло, и он со стыдом вспомнил о ночном происшествии. Может быть, потому, что увидел подъехавшего Петерса.
Вспомнил Мону с другим мужчиной в машине. Смеющуюся Линду. Негра рядом с ней. Отца за мольбертом и его вечную картину. Подумал он и о себе.
Время жить и время умирать.
Он заставил себя выйти из машины.
Только бы больше ничего не случилось, подумал он.
Иначе нам не справиться.
Посмотрел на часы. Четверть четвертого. Снова пошел дождь.
10
Курт Валландер стоял под дождем и мерз. Было уже почти пять часов, совсем стемнело, пришлось подключить привезенные полицией прожектора. Мимо прошлепали два санитара, то и дело поскальзываясь, чтобы забрать тело убитого. Глядя на кашу под ногами, он подумал, что даже такому виртуозу розыска, как Рюдберг, нелегко будет обнаружить какой-то след.
И все равно он чувствовал облегчение. Потому что еще десять минут назад он был окружен орущими детьми и бьющейся в истерике вдовой убитого. Она бросилась в грязь, ее горе было таким душераздирающим, что даже видавшим виды полицейским стало не по себе. К удивлению Валландера, единственным, кто как-то сумел управиться с безутешной вдовой, оказался Мартинссон, самый молодой из всех. Ему еще никогда не доводилось сообщать родственникам о гибели их близких. Он обнял женщину, стоявшую на коленях в грязи, и, казалось, она его поняла, несмотря на разделявший их языковой барьер. Срочно вызванный священник в растерянности стоял поодаль. Понемногу Мартинссону удалось уговорить сомалийку и ее детей вернуться в здание, где их ждал врач.
Подошел, увязая в грязи, Рюдберг. Брюки его были заляпаны глиной.
— Дурдом, — сказал он. — Но Ханссон и Сведберг сделали невозможное. Они нашли троих, которые вроде что-то видели.
— Что?
— А я откуда знаю? Я слабоват как в арабском, так и в суахили. Но их теперь везут в Истад. А нам Иммиграционное управление обещало дать переводчиков. Думаю, тебе стоит самому их допросить.
Курт Валландер кивнул.
— Есть за что зацепиться? — спросил он.
Рюдберг вытащил свой замызганный блокнот.
— Его убили ровно в час, — сказал он. — Директор лагеря слушал новости по радио, когда грохнуло два выстрела. Но это мы уже знаем. Он умер, не успев упасть. Обычный дробовик. «Ютторп», возможно. Или «Нитрокс-З6». Это, в общем, все.
— Негусто.
— Вообще ничего. Может быть, свидетели что-нибудь расскажут.
— Я дал приказ о переходе на усиленный режим для всех, — сказал Курт Валландер, — будем работать сутки напролет, если надо.
Попытка допросить первого же свидетеля привела его в состояние, близкое к отчаянию. Переводчик, утверждавший, что знает суахили, не понимал диалекта, на котором разговаривал свидетель, молодой парень из Малави. Потребовалось примерно полчаса, чтобы Валландер сообразил, что его перевод не имеет ничего общего с показаниями свидетеля. Еще через двадцать минут выяснилось, что парень, оказывается, говорит на лувале, языке некоторых областей Заира и Замбии. Но тут Валландеру повезло. Представитель иммиграционной службы знал старенькую миссионершу, бегло говорившую на лувале. Ей было почти девяносто, и она жила в доме престарелых в Треллеборге. Он позвонил в Треллеборг и договорился, что ее привезут в Истад. Валландер опасался, что девяностолетняя миссионерша далека от своей лучшей формы, но, к счастью, ошибся. В кабинет вошла крошечная седая старушка с живыми и любопытными глазами, и не успел он перемолвиться с ней словом, как она погрузилась в оживленную беседу с молодым африканцем.
Тут же выяснилось, что тот вообще ничего не видел.
— Спросите его, зачем он тогда вызвался свидетельствовать.
Последовал долгий обмен мнениями.
— Он говорит, что ему было просто интересно, — сказала наконец старушка. — И его можно понять.
— Можно понять?
— А вы что, никогда не были молодым?
Свидетеля отослали назад в лагерь, а бодрую старушку, поблагодарив, отвезли в Треллеборг.
Показания следующего свидетеля позволяли на что-то надеяться. Это был иранский переводчик. Он вполне прилично говорил по-шведски. Как и убитый сомалиец, он гулял в окрестностях лагеря, когда раздался выстрел.
Курт достал крупномасштабную генштабовскую карту Хагехольма и поставил крестик на месте преступления. Переводчик без малейших колебаний показал, где он находился, когда услышал два выстрела. Примерно триста метров, прикинул Валландер.
— А потом я услышал автомобиль, — сказал иранец.
— Но вы его не видели?
— К сожалению. Я был в лесу, оттуда дорога не видна.
Он еще раз показал на карту. Южнее.
А потом сразил Валландера наповал.
— Это был «ситроен», — сказал он.
— «Ситроен»?
— Ну да, модель, которую в Швеции называют «жабой».
— Как вы можете быть в этом уверены?
— Я вырос в Тегеране. Когда мы были детьми, у нас была такая игра — мы старались угадывать разные машины по звуку мотора. «Ситроен» угадать легче легкого. Особенно «жабу».
Валландер просто не верил своим ушам.
— Давайте выйдем во двор, — внезапно решил он. — Но вы будете стоять спиной и с закрытыми глазами.
Под проливным дождем он завел свой «пежо» и сделал круг по двору, наблюдая, чтобы свидетель не нарушал условия игры.
— И что это было? — спросил он, подойдя к нему.
— «Пежо», — без запинки ответил иранец.
— Здорово! — восхитился Валландер. — Просто потрясающе!
Он отослал свидетеля в лагерь и отдал приказ о розыске «ситроена», который мог находиться в указанное время между Хагехольмом и западным участком трассы Е-14. Помимо этого он сообщил в Агентство новостей, что они ищут «ситроен» в связи с убийством сомалийца.
Потом в его кабинете появилась женщина из Румынии. Пока он допрашивал ее, она кормила грудью младенца. Переводчик скверно говорил по-шведски, но Курту показалось, он понял ее рассказ.
Она шла по той же самой дороге и, возвращаясь в лагерь, встретила сомалийца.
— Сколько времени прошло? — спросил Валландер. — Сколько времени прошло с того момента, как вы встретились, до того, как раздались выстрелы?
— Может, три минуты.
— Видели ли вы кого-то еще?
Она кивнула, и Курт впился в нее взглядом.
— Где? — спросил он. — Покажите на карте.
Она отдала младенца переводчику и погрузилась в изучение карты.