Эдриан Мэтьюс - Дом аптекаря
Что привело ее сюда? Зачем она пришла? Сказать, что раскрыла его секрет? Потребовать? Пригрозить?
При одной мысли о нем — тяжелом, неповоротливом, с волосатой шеей, полуопущенным веком — и его безумных сообщениях по спине побежали мурашки. Однако же дело нужно довести до конца. Распахнуть окно и выгнать смертельный газ, медленно отравляющий ее душу.
Задняя дверь была открыта.
Рут вошла в дом.
Она оказалась в конце длинного коридора, который видела, когда приходила в этот дом с предложением купить чужие художественные творения. Большая комната, в которой ее принимал Эммерик, была темна, а вот на уходящей вниз лестнице лежала узкая полоска света.
Рут прислушалась.
Вверху — движение. Внизу — тишина. Но это еще ничего не значило. Он мог просто сидеть в кресле. Мог лежать в постели. Смотреть в потолок или даже сквозь потолок — на нее.
Ни звука. Ни шороха, ни скрипа, ни дыхания.
Она ступила на лестницу. Шаг. Еще один. Еще… Старое дерево громко заскрипело.
Рут замерла.
Ничего.
Если Скиль-младший там, то почему не вышел на шум? Значит, его там нет?
Оснований для такого вывода было мало, но инстинкт подсказывал: да, его там нет.
Может быть, он тоже спит наверху?
Люди испускают силовые волны, проходящие за границами видимого спектра. Здесь этих волн не было. Воздух вибрировал пустотой.
Рут прокралась вдоль стены вниз и толкнула дверь. Кухня — плита, тостер, мойка, люк в стене. За кухней длинная, с низким потолком комната — в одном конце кровать, в другом письменный стол.
Рут продвинулась дальше. Она уже не сомневалась — он или ушел, или находится где-то в другой части дома. Сковывавшая руки и плечи тугая лента напряжения немного ослабла. Уровень тревоги понизился с красного до оранжевого. От усталости ее пошатывало. Но что делать, если он вернется? Путей для отступления было два: передняя дверь или через коридор в туннель. В замке торчал ключ. Рут повернула его, приоткрыла дверь, выглянула и закрыла. Теперь она уже не чувствовала себя загнанной в угол кошкой.
Рут прошла в комнату, села за стол и огляделась.
Книги, компьютер, аккуратно прибранная кровать, на рамке для сушки — тщательно выглаженные и сложенные брюки. Пальто-«честерфилд» и знакомая шляпа на вешалке — как будто приодевшийся призрак замер в глубоком раздумье. Шляпа и пальто не иначе как позаимствованы из гардероба Сандера. На столе выложенные в ряд ручки и карандаши, выровненная по углу корзина для бумаг. Женщины всегда обращают внимание на такие немаловажные детали.
Все выдавало человека аккуратного, методичного и столь же скучного и невыразительного, как и его голос и внешность. Зануда и педант.
Она заглянула в ящики.
Скрепки, степлер, точилка для карандашей — обычный набор средней руки администратора.
Весело…
Может быть, она ошиблась? Приняла его за другого? Выстроила теорию, исходя из неверной посылки?
А впрочем, чего она ожидала — хаоса? Да, здесь не было булькающих перегонных кубов, чаш из человеческих черепов, дыбы и пыточных инструментов. Да, чудес и сюрпризов здесь было не больше, чем в приемной у дантиста.
Но не все оказалось так просто, когда за первым уровнем восприятия открылся второй. Оглядевшись еще раз и уже пропуская мимо внимания очевидное, Рут быстро обнаружила подтверждение своих первоначальных предположений. На ламинированных полках стояли труды по алхимии, внушительные тома на латыни, книги по финансам, программному обеспечению, голландской истории и религии.
Она пододвинула корзину для бумаг.
Домашние счета, а между ними деловая переписка: проспекты развития портовой зоны, предложения от подрядчиков и поставщиков оборудования. Все бумаги имели отношение к одному конкретному объекту — зернохранилищу на острове Ява. К циркулярному письму с планом подъездных путей и будущего моста прилагался список примерно из двадцати адресатов, предположительно инвесторов. Одним из них был Скиль, другим, что неудивительно, — Камерон. Наткнулась она и на фотографию: Эрланд Скиль и Камерон с поднятыми бокалами и улыбками на лицах, а над головой у них гигантская стрекоза из папье-маше.
«Нефритовый берег»…
Картина начала проясняться.
Уж не умышленно ли Камерон передал ей тот спичечный коробок? Скорее всего нет: зачем ему указывать ей на одно из своих излюбленных мест отдохновения? Разве что в расчете на как бы случайную встречу в оном питейном заведении с некоей госпожой Рут Браамс. Но поскольку таковое рандеву не состоялось, то и предположение это не имело под собой достаточных оснований. Да и кто пойдет куда-то лишь по зову рекламы на спичечном коробке? Нет, вероятно, в данном случае коробок оказался просто фирменным знаком судьбы, зачастую соединяющей людей самым непостижимым образом.
Ясно одно: Камерон, несомненно, знал, кто она такая. Он общался с Кидом; он бывал с ним у Лидии; он отслеживал связи Жожо. И еще Камерон остро нуждался в деньгах. Ему стало известно, что картина Йоханнеса может принести кругленькую сумму. А еще он знал, что старушки долго не живут. Возможно, через Скиля Камерон проведал и о первом завещании Лидии, по которому все доставалось Томасу Спрингеру. Тот же источник, по-видимому, сообщил ему и о втором завещании. В таком случае не Камерон ли организовал приглашение Рут на вечеринку? Нет. Вечеринка была шестого февраля, Бломмендааль приходил к Лидии первого, а разговор с Жожо состоялся еще раньше. Главное то, что Камерон знал о связи Рут со старушкой.
Вот он, старый ржавый ключ ко всей этой головоломке.
Камерон держал ситуацию под контролем. Он предусмотрел несколько вариантов. Предположим, Скиль проигрывает дело и картина достается Лидии. Тогда в игру вступает запасной Томас Спрингер. А он — как и Лидия ван дер Хейден — тоже не долгожитель. Он ведь тоже — это дошло до нее только сейчас — одна из жертв той давней авиакатастрофы. Как и многие другие, Томас жил в Бийлмере, когда 4 октября 1992 года на пригород свалился самолет «Эль-Аль». Обедненный уран проник и в него, потихоньку сокращая отпущенный бедняге жизненный срок. Жожо как-то упомянула, что Томас нездоров. А уж Камерон знал об этом наверняка.
Но как получилось, что он так много обо всех знал?
А вот как — его источником был Эрланд, Скиль-младший.
Сам по себе Камерон ничего не представлял, он лишь мог бывать там, где не показывался Скиль.
Значит, за всем стоит Эрланд.
Ох, Лидия, ну почему я тебя не слушала?
Эммерик Скиль ушел из алмазного бизнеса и занялся промышленными инвестициями. Сын пошел по его стопам. Отец и сын — семейное предприятие. А может, они братья? Она подумала с минуту, поиграла с этой идеей, как Принчипесса с бумажным шариком, и решила — нет. Слишком велика разница в возрасте. Хотя… Нет, нет. Предприятие называлось «Скиль и сын», в этом она могла бы поклясться. И вот сын задумал отделиться, сыграть в свою игру. Вместе с Камероном он сделал ставку на строительство моста к острову Ява. Скорее всего они купили на острове землю, потому что после завершения проекта цены на тамошнюю недвижимость взлетели бы до небес. Но строительство заморозили, проект стал пробуксовывать, а кредиты ведь надо отдавать, да и налоги на землю еще никто не отменял. Парочка качала воду из высохшего колодца. Им срочно требовались деньги. И вот тут на сцене появляется Йоханнес. Прибери к рукам первую в мире фотографию, дай информацию в прессу, толкни находку за кучу презренного металла — и можно смеяться до конца своих дней.
Прикосновение Мидаса…
Рут понимала, что это всего лишь предположения, но ее гипотезу подтверждали факты.
Эрланд и Эммерик были постоянно на ножах — ей самой довелось стать свидетельницей одной из сцен. Еще один пример деструктивного симбиоза, весьма сходный с той классической ситуацией, участниками которой были Скиль-старший и Лидия. Эммерик, очевидно, сидел на кошельке и не слишком баловал отпрыска. Достаточно посмотреть на эту комнату — в полуподвале, скудно меблированную, — вовсе не напоминающую дворец жирного плутократа.
Естественно, Эрланд хотел вырваться на волю. Естественно, ему осточертело извиваться под каблуком деспотичного старика. Он увидел свой шанс в совместном с Камероном предприятии. Все или ничего. Свобода или смерть. И тут… А кто это ставит подножку всем нашим планам?
Милашка Рут.
Старушка Chikenshit собственной персоной.
Хренов искусствовед… положила глаз на картину. Уяснила, что к чему. Втерлась в доверие к старушке Лидии. И подбирается все ближе. А старая курица раскисла от внимания и ласковых речей и уже готова передать чертовой стерве все состояние. Томас отправлен в отставку. Тучи сгущаются…
Итак, Рут вставляет палки в колеса. Из-за нее колесо коммерции крутится впустую. Собака на сене. Выскочка.
