Штефан Мариан - Современный румынский детектив [Антология]
— Они меня догонят… Что я скажу?
— Что превысил скорость и боялся штрафа. Дя Силе, свяжи в узелок старые шмотки, рубаха-то казенная.
— Порядок! — сказал Беглый.
Машина повернула за угол. Очкарик притормозил.
— Желаю у спеха!
Они выпрыгнули на ходу и забрались в какой-то сад.
Глава IV. Погоня при свете луны
Он прищурясь смотрел в окно.
— Легко отделались…
Я сказал:
— Важно, что отделались, не так ли, доктор?
Ночь украсила волосы цветами чертополоха и базилика, стремясь опьянить беглецов своими чарами.
Между грядками тюльпанов по-змеиному пробирались две тени. Тень поменьше остановилась, угрожающе подняв кулак к небу..
— Потерял, что ли, узелок, дуралей? Беглый закусил губу:
— По… потерял…
— В машине забыл?
— Кажется.
— Недотепа чертов!
— Легче на поворотах, Челнок! — проговорил Профессор отчетливо. — Перебарщиваешь, нехорошо это!
— А то хорошо, что фараоны след возьмут?
— Нашел себе заботу! В худшем случае у моего братца будут неприятности.
Вор показал ему нос.
— Пустят собак и накроют нас, моргнуть не успеешь! Из травы, из-под земли достанут!
— По запаху?
— А то по чему?
Димок шагал вперед, сердито ворча себе под нос. Силе тащился следом.
— Легонько ступай, кляча! Тоже мне, Беглый!
— Я все о братане думаю, как он там?
— Ты о нас думай. С ним и так ясно, мусора доперли, что он шестерил.
— Как я мог забыть узелок? Видно, сам бог отнял у меня разум!
— Давно, растяпа, и навсегда! Тут уж ничего не поделаешь… Профессор хотел было что-то сказать, но Димок зажал ему рот рукой.
— Ша!
Он приложил ухо к земле, услышал четкий топот сапог и испуганно вскочил.
— Собаки взяли наш след!
Они наддали и растворились в ночи.
Собака рвалась с поводка. Сержант опустился на колено, изучая следы в свете карманного фонарика.
— Они.
— Какая у них фора? — спросил майор Дашку, пристально вглядываясь в темноту.
— Не больше получаса.
— Поехали!
Овраг зарос акацией. Гроздья цветов на тонких веточках, прохладные и душистые, искали их губы для поцелуя.
Силе сорвал на ходу гроздь и сжевал ее. Потом остановился и, улыбаясь, набил карманы цветами. Его глаза не могли оторваться от сероватого неба. Где-то вдали застенчиво моргал огонек…
Челнок догнал его, запыхавшись:
— Нажми, Силе!
— А что?
— Собаки!
Беглецы юркнули в молодой лесок. Под ногами трещали, ломаясь, его кости. Димок глянул на Беглого краем глаза.
— Жратвой, гляжу, разжился?
— Хочешь?
— Спрашиваешь! Давай!
— Вот так, без скатерти, без салфеток?
— Сегодня можно сделать исключение, гувернантка меня не видит…
Беглый протянул ему пригоршню цветов. Челнок скривился.
— Не нравится?
— Что я тебе, кобыла?
— Нет, ишак! Берешь или нет?
Димок перекрестился и зашагал вперед.
— Как увидишь меня на выпасе, пиши пропало, воровское сословие.
Они бежали, точно спасаясь от оводов. Издали доносился гул погони, твердой поступью приближающейся к победе. Димка охватило раздражение:
— Если на пути не будет воды, фараоны на край земли нас загонят!
— Ну да, что им какая-то речушка?
— Собак с толку собьет, кончится их власть над нами.
Вышли на проселок. Впереди заблестели рельсы железной дороги.
— Поезд идет! Ей-богу! Право держи, кляча!
— Справа станция.
— Вот и хорошо. Народу до черта, мужичье едет в гости на пасху… Давай в толпу, плевать нам теперь на псов!
При свете фонарей беглецы оглядели друг друга. На Силе оказался шикарный костюм.
Когда поезд набрал скорость, они облегченно вздохнули. В конце перрона появились преследователи.
Димок съежился.
— Майор Дашку! Цельный год меня морочил. Ох, настырный. Ты хоть плачь, а расколись.
— А чего ему надо от тебя? Вор ушел от ответа:
— Фараонские дела… — И вздохнул: — Да, этот не уснет, пока нас не захомутает.
Поезд исчез в ночи. Майор Дашку повернулся к сержанту:
— Сели? — Да.
— Вызови машину.
В коридорах и купе полно народу, все забито корзинами и флягами, как и положено в предпраздничные дни. Пахнет сдобными куличами и жареным мясом.
Димок ощупывает взглядом свертки, у бедняги слюнки текут.
— Слушай, Митря, избави тебя бог согрешить!
Недоносок скорчил рожу:
— В чем это?
— Не финти…
— Обижаешь, Профессор! Что я тебе, карманник — шарить по поездам?
— А кто же?
— Для этого, что ль, прошел я школу Коливара и Таке Крика?! Отнимать котлеты у фазанов?! Срам!
— Ладно заливать…
— Я думал, ты обо мне лучшего мнения.
— Неужели?
Силе Драгу пошарил по карманам: документы, деньги, сигареты… Вор поскучнел.
— Хорошо сработал очкарик.
— И наверняка попался! Просто выть хочется!
— Ничего не попишешь…
— Видать, не зря ты меня обзываешь дурой…
Димок покачал головой:
— Да уж! А чем он заправляет?
— Кладовщик в продмаге.
— Тогда порядок. Все одно сел бы.
Профессор нахмурился.
— Только вышел…
— Ботают, есть в Италии фонтан. Кто его раз увидит, железно к нему вертается. — Димок рассмеялся. — Так и с тюрягой…
Профессор достал пачку сигарет. Димок тут же протянул руку.
— Угости табачком, жмот.
Они курили, глядя в ночь. Шоссе страховало железную дорогу — бежало рядом. Фары вбивали в темноту колья света. Силе тихо спросил:
— А где милицейская машина?
— Дожидается нас на первой станции… Еще добрый час ходу… Включи свой сельсовет и скумекай, как нам сойти раньше. Стоп-кран не в счет.
В открытом купе три здоровенных горца и их смазливые, крепко сбитые женки с задами что твое мельничное колесо уписывали за обе щеки барашка, то и дело прикладываясь к бутыли с вином.
Вор проглотил слюну.
— Неужто и на том свете так будет? — Он сплюнул с отвращением: — Вечный огонь вам уготован, грешники! Оскоромились на Страстной неделе…
Никто его не услышал. Чабаны все чаще прикладывались к бутыли, похваливая свои яства.
— Если они посмеют осквернить муки Спасителя чоканьем крашеных яиц, я им в глотки вцеплюсь, — кипел недомерок.
— Вот не знал, что ты верующий, Митря!
— Голод гложет!
— У меня осталась еще акация… — И Силе замолчал, увидев, что лицо вора осветилось какой-то мыслью.
— Челнок!
— Отстань!
— Сейчас не до глупостей. Ты что задумал?
— Не красней, аки невеста, простак. Стой и смотри. Димок взял у Силе пачку сигарет и встал в дверях купе.
— Битте шён…
Он знаками просил прикурить. Караси немедля заглотали крючок:
— Германски? — Я, я…
Мужчины наперебой кинулись к нему со спичками, как истинные румыны, с открытой душой. Хитрец не скупясь раздавал улыбки.
— Альзо, вассер? — Он ткнул пальцем во флягу. Чабаны зачесали затылки.
— Что он сказал?
— Шут его знает. Да ему пить хочется, люди добрые. Марин, дайкась кружку.
Димок понюхал вино, пригубил с видом знатока и степенно выпил.
— Зер гут!
— Гляди-кась, пондравилось! Пондравилось, слышь? Вынай, бабы, харч, а то немчура нас скрягами ославит.
Силе шнырял около двери, авось удастся присоседиться. Но Челнок не замечал его: целовался с мужиками, щипал баб, пышущих здоровьем и чистотой. На чабанах были рубахи, выполосканные в сыворотке, на их женах — юбки в сборку, вываренные в базилике. Недоносок, сожрав пару цыплят и кило баранины, во всю глотку орал песни, непостижимым образом связывая десяток знакомых ему немецких слов. Крестьяне перешептывались:
— Вот и славно, будет что рассказать в Неметчине…
— Пусть и там узнают, что мы за народ! Наливай, Санду, наливай. Доставай, баба, еще барашка…
Светопреставление! Недоносок закладывал в себя еду, как в барабан молотилки. Силе терпел, ругаясь сквозь зубы. Внезапно поезд остановился. Кто-то опустил окно. — Станция?
— Нет, семафор.
По знаку Силе Димок поднялся. В дверях он сказал:
— Что ж вы, сирые мои, не поднесли вперед стаканчик сливянки для аппетиту?
Чабаны разинули рты. Пока они приходили в себя, беглецы спрыгнули с поезда и растворились в ночи.
Глава V. Ограбленный вор
Да, согласен, это случайность, но, с твоего разрешения, неприятная.
Подложив охапки полыни под голову, беглецы погрузились в сочную мамалыгу сна. Лес охранял их покой, наполняя воздух запахами пажитника и сырой зелени. Шелест листвы струил сладость, теплый ветерок топотал бархатными ножками. Восход набирал силу, забрасывая на горизонте свои белые шелковые невода.
