Штефан Мариан - Современный румынский детектив [Антология]
— Погляжу я на тебя ночью.
— Пойдем в лес. Листья, то да се, приютимся как-нибудь.
— Это ты вычитал в жизнеописании святых? Иди куда подальше!
Димок влез на пригорок и внимательно осмотрел округу.
— А ну, ходи сюда, дура. Видишь белые пятна на краю оврага?
— Вижу.
— Что бы это могло быть?
Профессор приподнялся на цыпочки.
— Белье сушится.
— Порядок, братец. Оно досохнет на нас…
— Побойся бога, Димок. Это цыганское, вон шатер.
— Было цыганское!
Димок стал по-воровски подбираться к белью. Силе шел следом.
— Челнок!
— Будь здоров!
— Не серди меня, Митря! Когда я взял тебя с собой…
— Ты меня взял одетым!
— Дружба врозь!
Последние метры вор прополз на четвереньках. Он приглядел для себя расшитую рубаху, наброшенную на куст. Это была роковая ошибка. Возьми он другую, поближе, может, и преуспел бы. Раздался гортанный крик, из шатра высыпали цыгане с ножами на изготовку.
— Беги, братец, пропали!
Они рванули что было силы. Разъяренные цыгане наступали им на пятки.
— Гони, кляча!
— Я тебя предупреждал, Митря!
— Молчи и гони! Настигнут нас арапы — конец! Котлету сделают!
Преследователи были все ближе. Цыганки визжали как ужаленные. На повороте дороги появились вооруженные топорами мужчины. Димок сориентировался молниеносно:
— Левей!
Единственным спасением было вонючее болотце в долине. Вор залез по пояс в воду, но спрятаться в камышах было трудно.
— Лезь скорее, дя Силе! Ты же любишь купаться… Цыгане окружили болотце и честили их почем зря:
— Хоть бы вы сгорели, недоделанные!
— Разрази вас гром, мать вашу так! Слямзить надумали! Хватай, братва, камни!
И они начали кидать комья сухой глины, твердые что твои камни.
Челнок попытался укрыться за спиной Беглого.
— Эти шутить не любят!
Профессора задели по лицу, его глаза сверкали гневом.
— Заткнись!
— А если…
Беглый так глянул на него, что вор умолк. Толпа все росла, подоспели детишки. Они размахивали факелами и пронзительно орали:
— Вылезайте, голодранцы! Покажите свои патреты!
— Нет куражу, ась?
— Поганцы!
Из болота шло зловонье, вдобавок накинулось комарье. Димок рвал себе кожу ногтями.
— Это ничего… Пока они не полезли за нами, еще ничего…
— Дай тебе всевышний только такого «ничего»! Ты — дурное предзнаменование, а не человек!
По стоячей воде с трудом скользил челн луны. Димок сплюнул в сердцах:
— Сука! Вечно приносит мне несчастье!
С берега раздался глухой голос, ругающий цыган:
— Че вы меня подводите, бесноватые? Че не поделили с румынами?
Это был великан в бархатных штанах с медными бляшками и цветастой кофте, перепоясанной широким кожаным ремнем с серебряной чеканкой. У Силе отлегло от сердца:
— Булибаша!
— Всевышний его привел!
Цыганки завизжали на высокой ноте. Булибаша полоснул прутиком по сапогу:
— Заткнитесь! Подберите щенков и пошли прочь! Цыгане исчезли, будто их и не было. Булибаша подал беглецам знак:
— Пожалуйте, люди добрые, побеседуем.
Они вылезли мокрые, покрытые илом, в комариных укусах. Булибаша вывел их на дорогу и крикнул:
— Сюда, братва!
Их окружила толпа цыган, вертящих над головами палки.
Глава VI. Каиафа
— Как же ты догадался?
— Я почувствовал неестественностъ, он был слишком многословен…
Языки пламени ласкали бедра чугунка. Мамалыжный пар поднимался медленно, разжигая аппетит. Костер освещал высеченные в граните ночи статуи с черными, глубокими, непроницаемыми глазами. Возле шатров женщины прогуливали свои пушистые юбки, золото в их волосах блестело тайным призывом.
Булибаша объяснил загадку исчезнувшей одежды.
— Это дело рук Митрия, рыбхозного сторожа. Как поймает осквернителей пруда, так уносит их пожитки. А прибегут нагишом в село — возвращает. Заскок у человека…
Димку досталась белая, Силе — байковая расшитая рубаха, К ним цыгане добавили по паре потрепанных штанов. Лежа у костра, они слушали танану. Мелодия будоражила сердца кочевников, разжигала кровь.
Беглый улыбался воспоминаниям. В детстве он ездил на каникулы в деревню, к бабушке. Однажды у околицы появились цыгане-лудильщики: крытая рогожей телега и четырнадцать человеческих душ. Босые пацанята в штанишках с лямкой сверкали голыми пупками. А Силе в матросском костюмчике завороженно смотрел на работу лудильщиков. Как-то вечером они приготовили борщ, пригласили и его. Мать застала его дующим на ложку и уволокла домой. «Не смей, уши оборву, они дохлятину едят!»
Это была неправда. Он своими глазами видел, как свернули шею курице. С тех пор прошло 35 лет, но такого вкусного борща ему не пришлось больше отведать….
Даже звезды прикорнули.
Булибаша набил табаком трубку, прикурил от уголька и знаком пригласил их следовать за ним. Они сели, опустив ноги в придорожную канаву.
Вожак сверлил их взглядом:
— Когда бежали?
Димок лишился речи. Силе изменился в лице.
— То есть… как?
— Матерью клянусь, что вы ховаетесь!
Димок сыпал клятвами, готов был бить поклоны. Но Булибаша остановил его.
— Катитесь, братцы! Мы кочевые цыгане, осложнения нам ни к чему…
Утро омывало траву росой, нежный свет укладывал тьму на межах.
Беглецы вышли на шоссе. Непривычные к ходьбе босиком, они вышагивали, что твои аисты, по острому щебню.
Димок узрел маковку церкви, возвышающуюся над кронами деревьев, и сказал:
— А ладно ли получится, дя Беглый? Как бы подозрения не вызвать… Видишь, Булибаша сразу разнюхал.
— Потому что у тебя глаза сводника, Митря. Не впервой говорю тебе это.
— Так выколи их!
Он шагал огорченный, руки в брюки. Силе остановился в нерешительности.
— Верно говоришь, без документов недели не продержимся.
— А не приди мы за одежкой, опять заподозрят. Куда ни кинь, все одно клин. Давай бросим монетку!
Он обломил две палочки, короткую и длинную, и прикрыл их ладонью.
— Длинная — пробуем, короткая — налево кругом. Тяни! Силе вытащил длинную. Димок вздохнул:
— То-то! Пошли!
— Будь начеку, ни единого слова, слышишь?! Как открыл рот…
— Так тюрягой и несет. Понял, дядя.
— Главное, не улыбайся! Не показывай зубы.
— На них что — написано «вор»?
— Написано, Димок. На выбитом… Димку стало не по себе.
— А что, если подождать тебя тута?
— Брось.
Деревня обняла дорогу, расстелила по обочинам ковры нарциссов и незабудок, поставила цветущие абрикосы и белолицые дома с голубыми глазами-окнами. Роса слезилась на пышной подзаборной крапиве. Хозяйки вытаскивали постели на крыльцо, мужики возились в конюшнях. Острый запах выгребаемого навоза дополнял утреннюю свежесть.
Перед сельсоветом иссохший — одни узлы — старик терпеливо и заботливо, не оставляя ни единого окурка между камнями, подметал улицу. На нем была заношенная шапка, застегнутая доверху полотняная рубаха, грубошерстная жилетка и залатанные сзади шерстяные шаровары.
— Доброе утро, дед!
Тот приставил ладонь к уху:
— Ась?
— Доброе утро, повторил Профессор несколько громче.
— Доброе!
Дед говорил с хрипотцой. Слова заглушались непрерывным астматическим хрипением.
— Что ты тут делаешь? — Ась?
— Что ты тут делаешь! Дед опять взялся за метлу.
— Щекочу камни!
Димок прыснул со смеху. Профессор спросил, срываясь на крик:
— Есть кто в совете?
Дед присел на скамейку, сооруженную под забором, развернул платок величиной с простыню, вытер лоб, затем заросшие щетиной щеки, затем нос.
— Как не быть? Все до единого: и председатель, и агроном, и…
— Так закрыто же!
— Ась?
— Замок висит!
— Дак трудятся добрые люди. Уж дважды музыкантов меняли…
Димок прислушался. Из дома доносились пиликанье скрипки, свист, голоса. Через черный ход непрерывным потоком несли отборные яства: барашков на вертеле, пироги, фляги с вином. Шел пир горой.
— Чокаются с ахтерами, бо вчерась был тиатр…
— А тебя не пригласили? — Ась?
— Не звали?
— Как же, звали…
— Так чего стоишь на улице?
Дед достал потертую пачку сигарет, выбрал одну и послюнил.
— Звали отгонять от окон народ. Дурачье необразованное… Замест того, чтобы радоваться, раз господа артисты оказали им честь, ругают председателя, что пропивает кооперативное добро.
— А он-таки пропивает? — Ась?
— Пропивает?
— Избави боже, возами тянет.
Беглый просветлел. Ему нравился дед. А тот курил, изучая их из-под бровей.
— А вы к нам по какому делу? Профессор рассказал об их беде, добавив:
