Штефан Мариан - Современный румынский детектив [Антология]
— Это еще как сказать…
— Они не должны знать, что мы сбежали.
— Рано или поздно все равно узнают.
— Лучше позже. Как же быть? Тасе Попеску вышел из игры: в это время он повезет своей сестре сундук… Одни неприятности мне с тобой, малый! Нельзя, сам видишь.
— Не бросай меня, дядя! Ты ж обещал.
— Черт меня дернул!
— Покойник с кладбища не возвращается. Что-нибудь придумаем.
— Придумай! Вор задрожал:
— Покалякаем с Трехпалым?
— Нет, Митря, не доверяю я ему.
— Я тоже, если с ним говорить по-хорошему. Но если нажать…
— То есть? На кукане его держишь? Челнок улыбнулся:
— Вот он у меня где сидит! Словечко шепну — шелковым станет!
— Что-то не верится. Опасный тип…
— Но меня-то не переплюнет!
— Нет. До тебя ему далеко!.. Как же ты заглянул в его тайник?
— Глаз да ухо — лучшие отмычки на свете! — Он хитро подмигнул. — На воле я хожу все больше по делам полосатых, чтоб заработать на мелкие расходы в каталажке… Ну как, размениваю десятку?
— Как бы тебя не объегорили на сдаче…
Челнок зашел в комнату к Трехпалому с сигаретой в руке. Прикурил у него и прошептал:
— Как думаешь, зарос травой сад Ложечки? Взломщик насторожился.
— Тебе-то что?
— Да надо бы разровнять тот холмик… Прохиляет мент, да и усечет, что ты туда запрятал…
Трехпалый оценивающе поглядел на вора: — Пой!
— Поможешь — забуду, где что лежит!
С вечера шел мягкий мелкий дождик. Но вот его сеть разорвалась, тучи разбежались стайками, небосвод просветлел. Взошла луна, лимонная, томная, нагая, освободившаяся из плена шелков.
Челнок злобно глянул на нее и выругался:
— Сука чертова, приспичило тебе играть свадьбу!
Он с трудом сдерживал нетерпение. Барсучьи глазки шныряли по сторонам, руки без толку хватали что попало. Трехпалый, глядя на него, усмехался.
Вечер слизнул пятна света, прилепившиеся к крышам. Ночь разливала свой деготь, сгущая тени и зачерняя дали. На стройке и на складе зажглись прожектора.
Трехпалый прошептал воровато:
— Порядок, Профессор, не боись, не подведу. Сколько осталось?
— Полчаса.
— Удачи! Челнок вздохнул:
— Луна… Увидят нас…
— Типун тебе на язык! — процедил Силе сквозь зубы. — Гляди, с кем я спутался! — бросил он Трехпалому.
То и дело они посматривали на звездное небо. Где-то на западе облака подкрадывались к Млечному Пути. Луна, изгибая стан, обольстительно улыбалась.
Челнок кипел:
— Хвостом вертит, гадина!
— Если за эти десять минут ветер не покрепчает, дохлое ваше дело, — вычислил Трехпалый.
Челнок сплюнул злобно:
— Чертова невезуха!
Силе Драгу учащенно дышал:
— Пятнадцать минут прошло!
Облака повалили луну в страстном объятии. И тут внезапно погас свет.
— Веревку!
Один конец веревки они привязали к кровати, другим нацелились на штабель плах за забором. Оттуда тьму прорезал огонек сигареты. Беглый просветлел:
— Сигнал!
— Четко!
Трехпалый следил за складом:
— Торопись, ребята, торопись!
Профессор скатал веревку и с размаху бросил ее. Огонек беспокойно задвигался. Челнок закусил губу.
— Он не поймал конец! Тяни ее назад, дай я! Беглый смачно выругался.
Веревка светилась белесым светом.
— В известь попала, — заметил Трехпалый.
— Ну и что?
— А то, что соскользнут у вас лопаты. В совок вас сгребут внизу!
Силе Драгу посмотрел на свои руки.
— Как, Митря, попытаем?
— Попытаем!
Он вновь бросил веревку.
Время летело. Вот-вот должны были дать свет.
— Шуруй, братцы, а то мусора на подходе!
Веревка натянулась струной. Трехпалый пожал им руки:
— Удачи!
Беглый перекрестился, обвил веревку и заскользил по ней. Первые десять метров дались легко — веревка была сухая. Он остановился, почувствовав на ладонях известь. Челнок догнал его.
— Поехали дальше, паря!
— Скользко чертовски! Давай назад! — Нетрынди!
— Знаешь, сколько до низу?
— Метров тридцать.
— А что там, видал? Трубы, Митря! Стоймя. Сквозь нас пройдут!
— Гони лошадей!
— По-моему, дешевле вернуться.
— Кончай дурить! Поехали!
Профессор продвигался вперед с замирающим сердцем. Ладони жгло, пальцы соскальзывали. Тонкие полосы света прорезали тьму, И тут сзади раздался придушенный вопль. Беглый повернул голову и застыл: вор повис на одной руке. Страх засветился в его глазах светлячками смерти.
— Не бросай меня, дя Силе!
— Держись!
Беглый обхватил веревку левой рукой, вцепился в нее зубами и, выбросив вверх правую руку, схватил вора за пояс. Димок дрожал как в лихорадке и подвывал, бессвязно бормоча:
— Дя Силе, брат…
— Не распускай слюни!
— Как же… ты меня от смерти спас…
Силе хотелось сказать, что через минуту-другую они полетят вниз, но он не сделал этого: что толку было омрачать человеку последние мгновения?
Вор смерил взглядом расстояние до штабеля.
— Пять метров! Проклятая невезуха! Утонуть у берега, аки цыган…
— Надо было слушаться, Митря…
— Говори, дядя, я послушаюсь, слова поперек не скажу!
— Теперь уже поздно. Веревка измазана и спереди, и сзади… Пальцы не слушаются.
Димок вытаращил глаза.
— Хошь сказать, пора сдаваться?
— Не вижу другого выхода.
Челнок засмеялся. Нервным смехом, предвещающим кризис. Его следовало бы стукнуть, но Силе не рискнул оторвать руку.
— Не снится мусорам, как мы близко. Так и вижу себя перед всевышним. «Расскажи-ка, вор, как делил падаль?» А сам скроил меня на метр пятьдесят! Перо на него вытащу, лопни мои глаза! Наложит в штаны, хоть и всевышний…
Он плакал навзрыд. Силе поддал ему головой в челюсть.
— Заткнешься ты или нет?
Челнок глубоко вздохнул. Истерика прошла.
— Что же теперь?
— Дай нож.
— Зачем?
Профессор сжал зубы. Веревка высосала у него все силы.
— Веревку перерезать.
— Караул!
— До штабеля пять метров. Может, и того меньше. Если удержим короткий конец, перелетим через забор и прибьемся к плахам. Дошло?
— Дошло, дорогой, дошло! Золотая у тебя головушка, дя Силе, дай тебе бог…
— Кончай базар!
— Чего кончай? Без тебя собрали бы меня внизу в совок, по частям.
— Вцепись зубами! Так, Теперь достань перо. Гляди, не урони, а то пошлю за ним следом!
Вор дрожал от напряжения. С опаской, осторожно он оторвал руку от веревки и вытащил из кармана нож.
— Давай сюда! Держись крепче.
Луч карманного фонарика скользнул вверх, наткнулся на веревку и поймал беглецов в круг света.
— Режу!
Они описали дугу и рухнули на сложенные пирамидой плахи.
— Жив, Димок?
— Мужицкая кость не то еще выдержит! Снизу кто-то позвал:
— Силе!
— Прибыл, братец!
— Велик бог. Какого черта копошились столько?
— Усы закручивали.
К Челноку вернулось чувство юмора. Он взял Профессора под руку:
— Слушай сюда, дура! Отныне я несу знамя!
Несмотря на напряжение последних минут, Силе прыснул со смеху.
— Хорониться — ремесло воров, — добавил Димок. — Ясно?
— Ясно.
Они спустились на землю. Внизу стоял долговязый очкарик.
— Сюда! — И побежал вперед. Челнок бросился следом. Их ждала «дачия» с невыключенным двигателем. Очкарик сел за руль, Силе с Димком — сзади. В смотровом стекле показались фары газика. Вор скомандовал:
— Деру!
Машина сорвалась с места, набирая скорость. На сиденье лежала одежда для Профессора, и он торопливо переоделся. Димок лопотал, не переставая:
— Матерь божья, помоги мне уйти…
— Проси других святых, Димок, у дам ты успехом не пользуешься…
— Если уйду, завяжу. Держи налево!
— Знак там.
— Вот это мне нравится! А то, что мы сейчас делаем, не запрещено?!
Улица была узкая, крутая и пустынная. Освещенные окна раскинули в ночи оранжевые платочки.
— Покаюсь, слышь, Беглый, в кокон залезу, гарем заимею, вот те слово!.. — бормотал Челнок.
Газик приближался, пронзительно сигналя. К калиткам высыпали собаки и кумушки. Беглый надсадно ругнулся:
— Пристали как банный лист. Мотор у них мощный, да и водитель наверняка опытный…
Недоносок свернулся в комок, истово крестясь.
— Пошли ему, боже, муху в глаз! Газуй, голубок!
— По-моему…
— Предложения опосля, гони!
— Все выжал!
Покрышки кусали мостовую, скрежетали на поворотах. Димок взглянул на Профессора.
— Как у тебя ходули?
— Ничего.
— Тогда пересаживаемся на одиннадцатый номер, иначе попались. Слышь, очкарик, на первом перекрестке сбавь ход, мы выпрыгнем. А потом шпарь вперед, к шоссе.
