Роберт Беллем - Неподвижная луна
— Да? Твердый орешек?
— Еще какой твердый. И, кроме того, лысый и с круглой физиономией.
— Похож на Джоша Дельброка.
— В этом-то все дело. При тусклом свете его можно принять за Дельброка.
— Ага! — голос Дэйва посуровел. — Вот куда ты клонишь! Ты утверждаешь, что мисс Шэйн видела на лестнице не Дельброка, а Соронова?
— Пусть девчонка сама скажет, — парировал я. — Подержи этого славянина в своей Бастилии, пока я не приеду. Затем мы покажем его Сандре Шэйн и посмотрим, не запоет ли она другую песню. Понятно?
— Понятно. А ещё я подержу там тебя, потому что с меня хватит, черт побери. Скоро приедешь? Значит, когда я прибуду по этому адресу, тебя там не будет?
— Правильно, приятель. Я уезжаю. — Я повесил трубку, прежде чем он возобновил брань по поводу частных сыщиков вообще и меня в частности.
Я вышел из дома, сел в такси и уехал.
9
Я СДАЮ УБИЙЦУ
Смешайте пять частей мглы с пятью частями тумана, и вы получите что-то ужасное. Это я об атмосфере. Когда я подъезжал к студии «Квадрэнгл», опустилась какая-то серая грязная штора. Я оставил машину у покосившихся ворот и остаток пути до конторы протопал пешком. Воздух напоминал коктейль, смешанный из соленого моря, выхлопных газов и зелени. Словно нищий в лохмотьях, передо мной маячила полуразвалившаяся некрашеная хибара бывшего правления студии.
Мои легкие туфли бесшумно ступали по мокрой земле. Стояла такая зловещая тишина, что по мере приближения к конторе у меня по спине забегали мурашки. Туман конденсировался и каплями падал с крыши. Эти звуки тоже не доставляли мне никакого удовольствия.
— Джош, — позвал я.
Внутри раздались гулкие шаги. Затем в двери появились круглая физиономия Дельброка. Он выглядел, как после десятидневной пьянки.
— Дэн! Дэн Тернер! О Боже, дружище, как я рад тебя видеть!
— Ты ещё больше обрадуешься, когда узнаешь новости, — сказал я.
— Новости?
— Убийца пойман.
Он задышал, как спринтер после стометровки.
— Что ты имеешь в виду?
Я зажег две сигареты, одну дал ему и затянулся сам. Затем рассказал Джошу все, даже про Алексея Соронова, который сейчас гостил у лягавых.
— Сандре Шэйн ничего не остается, как признать, что она застукала на лестнице Соронова. Может быть, она даже ещё больше поможет нам, если признает в русском бандита, который стрелял в неё с крыши и чуть не загнал меня в дубовый ящик.
— О Боже!
— Самое замечательное во всей истории — то, что у тебя железное алиби. Ты сидел в этой дыре, как на необитаемом острове. Это дополнительное алиби делает основное ещё крепче. Теперь, конечно, поверят мне, когда я расскажу о нашей маленькой вечеринке вчера на озере, как раз тогда, когда Пол Мандерхейм отправился к праотцам.
— Ты в самом деле так думаешь?
— Конечно, — заверил я его. — Так что давай седлать лошадей. Нам нужно заехать в больницу.
Он вздохнул.
— Я готов.
Я посадил его в такси, и мы отправились в город. Дорога была окутана туманом. Колеса нашей машины издавали какие-то чавкающие звуки. Казалось, что мы едем по пенистому прибою, который вот-вот поднимется, и мы захлебнемся. Когда мы миновали каньон и выехали на широкий Сансет, вдоль которого, как угольки в тумане, мерцали огоньки домов, я был очень рад. Одиночество в больших дозах всегда действовало мне на нервы.
Сейчас мы ехали вдоль Стрип, и я с облегчением увидел фары первых городских автомобилей. Я остановился у аптеки и позвонил в полицейское управление. Когда к телефону подошел лейтенант Дональдсон из отдела по расследованию убийств, я сказал:
— Ровно через десять минут привези Соронова в больницу. Его надо будет отвести для опознания в палату Сандры Шэйн.
— Да, — зарычал он. — Мне также будет нужно надеть на тебя браслеты.
— Не браслеты, а медали, — поправил я. Затем я вернулся к такси и на максимальной скорости помчался к больнице. Ровно через десять минут мы были на месте. Джош и я вошли в приемный покой.
Дэйв Дональдсон ждал меня. С ним были русский и мой возница. При виде меня Соронов радостно заблеял. Похоже, железки на лапах и бинты на голове не очень досаждали ему.
— Ха! — заревел он. — Мой поклонник! Привет, пупсик! Мы недавно пили водка, да? И дрались на дуэль, только в следующий раз я буду проворный.
— Я постараюсь избежать следующего раза, — сказал я. — Ты играешь очень грубо.
— Грубо, пупсик? Русские — очень мягкий люди.
Мой таксист сказал:
— Он вырвал мне больной зуб.
Дональдсон недоуменно хлопал глазами.
— Ну-ка, подождите, — раздраженно проворчал он. — Не пойму, о какой дуэли и выдергивании зубов они мелют. — Он яростно уставился на меня. — Где ты был, и кто это с тобой?
— Это Джош Дельброк. Джош, это лейтенант Дональдсон.
Когда Джош протянул руку, лицо полицейского налилось кровью.
— Дельброк? — завопил он. — Это тот тип, которого мы ищем?
— Он самый, — ответил я. Дельброк запротестовал:
— Лейтенант, пожалуйста…
— Черта с два пожалуйста. Ну-ка, вытягивай свои грабли, негодяй, я надену на тебя браслеты. Вы арестованы, и все, что вы теперь будете говорить, может быть использовано против вас.
— Но я никого не убивал, — негодующе фыркнул гигант-сценарист. Тернер вам все расскажет. Он — мое алиби. Кстати, если вам нужен большой лысый мужчина, что вы скажете о нем? — Дельброк показал на Соронова.
Глаза русского вспыхнули.
— Когда мы выбирайся отсюда, не забудь я напомнить перерезать тебе горло.
— Заткните свои глотки, — сказал я. — Пришло время для серьезного дела. Пойдемте к Шэйн, — я посмотрел на Дональдсона. — Надеюсь, ты не будешь возражать, если мы попробуем рассеять сомнения?
— Сомнения в чем?
— В том, кого эта девчонка видела на лестнице.
Он скривил губы.
— Тебе бы не сыщиком быть, а адвокатишкой. Держу пари, ты бы мог выделывать такие трюки с присяжными, особенно подкупив председателя. Пошли.
Он повел нас по коридору. Мы завернули за угол и вошли в палату. Сандра Шэйн, сидевшая в постели, выглядела просто замечательно. Ее черные волосы волнами струились по плечам, почти полностью закрывая повязку на ране. Пикантное личико было слегка напудрено и бледно, а черные глаза озадаченно смотрели на нас.
— Привет, — сказала она мне. — Как вы себя чувствуете?
— Благодарю, паршиво, — проворчал я. — И чем дольше это будет продолжаться, тем паршивее я буду себя чувствовать. Ну-ка, взгляните на этих двоих ребят. Никто из них не спускался вчера ночью из квартиры Мандерхейма?
— Спускался.
— Этот? — я показал на Соронова.
— Нет, другой. Мистер Дельброк.
— Вы уверены?
— Да.
Я повернулся к нему.
— Извини, Джош. Ты был моим другом, но ты сам видишь, как все обернулось.
— Нет! — рявкнул Дельброк. — Ничего я не вижу.
— Ты убийца, — сказал я.
— Ты что, смеешься? Я думал, ты на моей стороне. — Он отступил на шаг, и мгновение спустя в его руке появилась пушка.
— Все замерли! — приказал он.
10
НЕПОДВИЖНАЯ ЛУНА
Этот трюк с револьвером застал всех нас врасплох. Сандра Шэйн начала тихо плакать. Дональдсон, забыв о правилах хорошего тона, начал ругаться. Мой таксист от изумления разинул щербатую пасть. А Соронов, как и положено артисту, начал мелодично позвякивать наручниками.
— Не поймите меня превратно, — твердо сказал Дельброк. — Этот револьвер у меня только для самозащиты, это не признание вины. Я ни в чем не признаюсь.
— Можешь сознаваться. Против тебя железные улики.
— Черта с два! Ты сам мое алиби.
— К этому мы вернемся позднее, — сказал я. — Сейчас я хочу прояснить вопрос о мотиве преступления.
— Каком мотиве? — насмешливо спросил Джош.
— Мотив для убийства Пола Мандерхейма. Он заключается в той сделке, которую ты ему посоветовал заключить. Это, правда, только догадка, но я думаю, что попал не в бровь, а в глаз. Ты узнал, что продается «Квадрэнгл» — недвижимость, имущество, короче, все. Как-то, наверное, осматривая заброшенную студию, ты наткнулся на хранилище старых роликов.
— Откуда ты знаешь?
— Мисс Шэйн сказала, что Мандерхейм упоминал о какой-то сделке, в которой ты принимал участие. Она не знала подробностей, но покупка «Квадрэнгл», по-моему, и была той сделкой. Продолжать?
— Конечно, если это доставляет тебе удовольствие.
— Это публика должна получать удовольствие. В пустой студии валялось целое состояние, спрятанное в немых фильмах, сделанных до того, как появились современные законы об авторском праве. В те дни, когда кино только зарождалось, на фильмы ещё не могло быть авторских прав. Поэтому все картины снимались не только на целлулоидной пленке, но и на бумажной. Бумажные ролики можно было хранить в Вашингтоне.
