Роберт Беллем - Неподвижная луна
— Провалиться мне на месте, если это не красавчик Дэн. Привет, сыщик. Куда это ты так вырядился?
— Привет, — угрюмо ответил я, яростно швырнул очки в плевательницу, бросил на пол фуражку и топнул по ней ногой. Стало чуть легче.
— Мне нужны кое-какие сведения.
— Я могла бы попытаться их раздобыть.
— Чудесно. Мне нужны парни, которые ненавидели Пола Мандерхейма.
Она вытащила из стола толстый телефонный справочник Голливуда.
— Можешь наугад открыть на любой странице. Тут одни ненавистники Мандерхейма. Годится?
— Нет, мне нужен особый парень.
— А точнее?
— Он, вероятно, связан с кинематографом, хотя это только предположение. Это здоровый лысый громила, но его зовут не Джош Дельброк.
— Забавно.
— Что забавно?
— В «Параметро» был такой окорок. Только Мандерхейм на прошлой неделе его уволил. Причем уволил с таким треском, что теперь беднягу никто не берет. Ему пришлось зарегистрироваться у нас, он согласен на любую работу, даже на массовки.
— Не томи. Все эти тайны очень действуют мне на нервы. Пока со мной не началась истерика, назови, пожалуйста, его имя.
Она порылась в картотеке.
— Алексей Соронов, русский. — Она записала на клочке бумажки адрес и протянула его мне. — Когда позвонишь? Или ты подался в монахи?
— Крошка, — ответил я, — я тебя обожаю. В ближайшем будущем я разобью около твоего дома палатку. — И я бросился вон из здания студии, к желтому такси.
Таксист распахнул дверцу.
— Что-нибудь ещё случилось? — поинтересовался он. — За вами гонятся, или что похуже? Эй, где моя фуражка? Куда вы её дели?
Я сунул в его всегда готовую принимать подачки лапу пятерку.
— На, купи себе новую. Поехали. Нам предстоит похищение.
— Похищение? — Он переключил передачу и с восторгом посмотрел на меня. Мы чуть не сбили зазевавшегося прохожего. — Вот повезло! Как в картине с Хамфри Богартом, да? Похищение! Ну и ну.
— Лучше следи за дорогой, — посоветовал я.
— Конечно, но я не каждый день совершаю похищение.
— Да уж, — проворчал я. — Мы должны похитить двоих людей. По-моему, я вот-вот схвачу за шиворот убийцу.
6
БОЛЬШАЯ УЛИКА
Карсон-стрит была обсажена деревьями, которые давали много тени. Это был скромный район, застроенный во время бума сразу после первой мировой войны. Здесь стояли крытые черепицей бунгало с широкими навесами, огороженными проволокой лужайками и уютными верандами. Завернув за угол, мой возница остановил свою колесницу.
— Здесь?
— Да. Не мешай мне. Я разрабатываю план операции.
— Ого, — протянул он. — Значит, дело серьезное?
— Ты чертовски любопытен. Парень, за которым я охочусь, похож на моего клиента Джоша Дельброка. Это здоровенный русский, и он вполне может оказаться громилой.
— Кто, Дельброк?
— Нет, русский, — я покачал головой. — Думаю, это он грохнул Пола Мандерхейма, и именно его видела Сандра Шэйн убегающим с поля брани. Наверное, в темноте она приняла его за Дельброка.
— Ну, и?
— Мы должны его схватить и где-нибудь подержать, пока я не привезу для опознания Сандру Шэйн. Вероятно, она признается, что видела на лестнице не Дельброка, а его.
— Раз плюнуть. С иностранцами не бывает хлопот.
— Мне бы твою уверенность, — угрюмо буркнул я. Откуда-то внезапно донесся громкий баритон, сопровождаемый звуками пианино. Голос был такой мощный, что по спине у меня забегали мурашки. Он пел по-русски. Чистая, как горный водопад, мелодия плыла по улице, эхом отражаясь от тротуаров.
— «Ничего!» — заглушая пианино, гремел баритон. Затем на несколько секунд наступила тишина, и вновь заревел голос.
Вдруг французское окно в коттедже напротив разлетелось вдребезги, как будто в доме взорвалась бомба. Баритон был похож на грохот динамитной шашки. «Ничего», и из окна вылетело небольшое пианино, какие обычно стоят в барах. Оно упало на лужайку перед домом и развалилось на куски. В воздухе, словно зубы пропустившего сильный удар боксера, замелькали клавиши из слоновой кости. Металлические струны взвыли, как живые. В окне появился громадный человек и с обиженным видом остановился над обломками.
— Расстроился, — с сильным акцентом уже по-английски пробормотал он. Затем пнул ногой красную обшивку инструмента и пробил в ней большую дыру. Нужен настройка.
Таксист с ужасом уставился на меня.
— Мы должны его похитить?
Он быстро вытащил из джинс все деньги, которые я ему дал в течение последних тридцати минут.
— Вот, — задыхаясь, он швырнул доллары. — Я только что вспомнил, что у меня важное дело в Ван-Найс.
— Бросаешь меня? — Я с улыбкой собрал деньги.
Он задумчиво следил за тем, как я прячу их в бумажник. В его голове шел десятираундовый бой между жадности с осторожностью. Осторожность в конце концов взяла верх.
— Вот она, твоя верность, — насмешливо сказал я.
— Ладно, я — предатель. Пока.
Когда я вылез из такси, он нажал на «газ» и умчался, как бешеный. Я почувствовал себя одиноко, как приговоренный к повешению на пути к виселице. У меня было предчувствие, что Алексей Соронов скоро разбросает мои кишки по лужайке так же, как клавиши пианино.
Ну и ничего. Я расследую важное дело, дело об убийстве. Я перешел через улицу и приблизился к русскому.
— Здравствуйте, — робко поздоровался я. Его голова была почти такой же лысой, как и у Джоша Дельброка, а физиономия — даже шире.
— Ха, — озадаченно произнес он. От его голоса, казалось, задрожал тротуар. — Вы меня знаете?
— Конечно. Вы — Соронов, киноактер.
— Вы видел меня в картина?
— Много раз.
— Хотите автограф?
— Я — один из самых преданных ваших поклонников, — ответил я.
Он положил свою лапищу мне на плечо. Она весила тонну и едва не переломила мне ключицу.
— Пойдем в дом. Поклонник? Мы выпьем водка. Мы напьемся вдрызг.
Он взял меня и внес в дом, как мальчишка несет коробку кукурузных хлопьев. Я вовсе не хотел идти в гости, но что я мог сделать — у меня не было выбора.
7
НЕОЖИДАННЫЙ ПОВОРОТ ДЕЛА
На плите стоял горшок с каким-то варевом, раковина была завалена немытой со времен Перл-Харбор посудой.
На столе стояла одна пустая и две полные бутылки водки. Алексей Соронов схватил бутылку и, не потрудившись вытащить пробку, просто отбил горлышко. Он рассеянно смахнул на пол осколки стекла и достал бокал, который наполнил до краев.
— Вот, — сказал он.
— Это мне?
— Пей! Ты будет хорошо.
Я сказал, что мне и так неплохо, но мой хозяин не был похож на человека, чьим гостеприимством можно было пренебречь, не рискуя при этом попасть в больницу. Я выпил и тут же задохнулся, чувствуя, как огненная вода жидким пламенем растекается по желудку. У меня сразу же заслезились глаза.
— Хороший пошло?
— Как раскаленная докрасна наждачная бумага, — тихо ответил я. — Вы вчера ночью много этого выпили?
— Я пью её каждый ночь.
— Чтобы утопить печаль? — поинтересовался я. Он ответил с достоинством:
— Пупсик, водка столько нет, чтобы утопить печаль русский человек. Русские очень печальный народ. Мы болен меланхолера.
— Особенно вы, — намекнул я. — Особенно после того, как вас выгнали из «Параметро»?
С несчастным видом русский опять приложился к бутылке.
— Я это не понимай, — с детской простотой ответил он. — Большой тайна? Этот Мандерхейм, он… Эй, откуда ты знаешь?
— Слухи.
— А, это другой дело.
— Почему Мандерхейм вышвырнул вас?
Его лицо приобрело глубокомысленное выражение.
— Спрашивай свой слухи.
— Нет, — запротестовал я. — Лучше, если я об этом услышу от вас. Мне нравится ваш голос, — с надеждой добавил я.
— Ха, у меня есть хороший актерский голос. Но мистер Мандерхейм не думать так.
— Почему?
— Потому что я однажды сделал ошибка. Я вошел в его кинопроекционная. Там была темнота. Он крутил новый ролик старый немой фильм, только озвученный.
Я почувствовал, что у меня кружится голова, и не только от водки.
— Ну-ка, ещё раз, — взмолился я. — Я ничего не понял.
— Очень простой, — русский передернул плечами. — Понимаешь, я забрался эта кинопроекционная. Она никого нет, кроме сам Мандерхейм. Он сам крутил кино.
— Хорошо, пока ясно. Мандерхейм захотел в одиночестве посмотреть кино. Какой фильм?
— Сначала на экран было: «Пол Мандерхейм представляет». Затем появился: «Диалог и комментарии Джошуа Дельброка. Первый серия». Затем пустые кадры и «Мэри Бикфилд в фильм „Возлюбленная шторма“».
— Что вы мелете? — я потерял терпение. — Это же было ещё в средние века, когда кино только появилось.
— Да? Я смотрел. Потом актеры начали показать разный смешной фокус, от который можно было надорвать животик. Актеры ничего не говорил, а звуковая дорожка шел параллельно. И потом Мандерхейм вдруг увидел я.