Роберт Беллем - Неподвижная луна
— Ну, и?
— Со временем целлулоидная пленка портится, бумага — нет. Из-за этого почти вся ранняя голливудская продукция потеряна для истории. Она испортилась до такой степени, что стала негодной. Но у «Квадрэнгл» были бумажные ролики. Их можно переснять на современную пленку, озвучить и выпустить, как новые фильмы. Это может принести кучу денег.
— Переходи к делу, — потребовал Дельброк. Я закурил.
— Поэтому ты убедил Пола Мандерхейма купить «Квадрэнгл». Ты хотел завладеть этими копиями. Ты писал тексты, а Мандерхейм вкладывал деньги. Был сделан один экспериментальный фильм, который случайно увидел Алексей Соронов. За это Мандерхейм вышвырнул его — обнародовать ваше открытие было ещё рано.
— Ну и что? Даже если ты и прав, что с того?
— Мандерхейм, наверное, не захотел делиться и попытался избавиться от тебя. Тебе пришлось убрать его. Ты, Джош, рассчитываешь завладеть всеми доходами от этого предприятия.
— Вздор!
— Тебе не повезло. Конечно, ты не мог предусмотреть, что Сандра Шэйн услышит выстрел и увидит тебя. Поэтому сегодня днем ты попытался избавиться от нее. Ведь, если бы ты попал на скамью подсудимых, она могла дать показания против тебя. Ты попытался также надуть меня и создать впечатление, что убийца хотел убить нас обоих. Ты слегка задел меня, но в этом и состояла твоя ошибка — ясно, что я тебе нужен живой. Вся твоя защита держится на подтвержденном мною алиби.
— Ерунда! — воскликнул он. — Я не мог сегодня днем стрелять в нее. Я сидел на заброшенной студии.
— В груде ржавых мотоциклов ты припрятал исправный, — возразил я. Конечно, полиция не следила за мотоциклистами. Тебе даже не нужно было переодеваться, только проявить немного смелости и наглости. Я додумался до этого совсем недавно. Полагаю, ты просто надел комбинезон и приехал в Тауэр-Пэлэс под видом рабочего. Дьявольски смело и нагло.
— Ч-что? — задохнулся Дельброк. Его уверенность поколебалась.
— Ты был единственным человеком, который знал, что я поеду к Сандре и попытаюсь уговорить её изменить показания. Я сам тебе рассказал об этом. Больше никто, кроме таксиста, который не в счет, об этом не знал. Конечно, Соронов полностью отпадает.
— Ба! — он поджал губы. — Все это неубедительно, Шерлок.
— Для меня убедительно. Ты ждал на крыше, когда я к ней приеду. Должно быть, наш разговор показался тебе опасным. Я попросил её опознать подозреваемого, имея в виду Соронова. Ты, наверное, подумал, что разговор идет о тебе, и ничтоже сумняшеся спустил курок, а затем вернулся в свою берлогу, как будто не покидал её.
— Ты не можешь это доказать.
— Когда, приехав за тобой, я зашел на территорию студии, я почувствовал запах выхлопных газов, — сказал я. — Это доказательство.
— Не для суда. Для суда будет доказательством мое алиби — я провел прошлую ночь на озере Шервин.
— Библейский Джосайя остановил солнце. Тебя тоже зовут Джосайя, только на английский лад, и ты остановил луну, вернее, создал видимость её остановки. Мне помог догадаться таксист. Он спросил, как человек может знать, долго ли он пробыл без сознания, может, минуты, а может, часы.
— Что ты имеешь в виду?
— Когда ты оглушил меня вчера вечером в своем плавучем доме, луна вставала слева от меня, на востоке. Когда я очнулся, она, казалось, была на том же месте, и, кроме того, у меня болела рука.
— Болела рука, — он напрягся.
— Думаю, ты не очень сильно треснул меня по голове, а затем вколол мне какое-то снотворное, чтобы я вырубился на несколько часов. Пока я спал, ты поехал в Голливуд, убил Мандерхейма и вернулся на озеро Шервин. Бедняга Гарри, наверное, заметил тебя, когда ты уезжал или возвращался. Он мог разрушить твое фальшивое алиби, и ты избавился от него. Все это время я находился в бессознательном состоянии. Поэтому я не слышал выстрела. Теперь начинается самое интересное.
Он облизнул губы.
— Давай, давай, гений.
— Ты подождал, когда луна, садясь, достигнет почти того же положения, которое она занимала, всходя на востоке, и повернул свой плот на сто восемьдесят градусов, носом на север.
Затем ты привел меня в чувство. Луна опять была слева от меня, только чуть выше. Поэтому я, естественно, подумал, что прошло всего несколько минут. Это тебе и было нужно. В действительности прошло несколько часов. Чтобы я не мог увидеть, что луна садится, а не всходит, ты затащил меня в дом с закрытыми светомаскировочными шторами окнами.
Ты напоил меня, а сам притворился пьяным. В таком состоянии я приписал быстротечность ночи действию шотландского виски, хотя на самом деле я правильно чувствовал время. Неожиданно оказалось, что уже утро, и эта неожиданность была естественной, потому что я очнулся всего двумя часами раньше.
Первые отблески зари появились справа, на востоке. Я заснул. Проснувшись, я увидел, что ты купаешься в озере. Уже взошло солнце, и оно было слева от меня. Когда я отсыпался после пьянки, ты вернул плот в первоначальное положение.
— Что-нибудь еще?
— Все, за исключением того, что я на все сто процентов уверен, что и Мандерхейм, и безумный Гарри были убиты из одной и той же пушки, которую ты держишь в руке.
Дельброк начал медленно отступать к двери.
— Вам не удастся провести баллистическую экспертизу. Я ухожу.
— Ни с места, Соронов! — заорал я. — Если ты попытаешься схватить его, это будет твоим самоубийством!
Русский даже не шелохнулся. Он стоял, как громом пораженный. Но мой вопль заставил Дельброка дернуться, что и было нужно Дэйву Дональдсону. Он выхватил свой полицейский револьвер тридцать восьмого калибра и всадил в Джоша два горячих кусочка свинца. Дельброк рухнул на пол и отправился к своим предкам.
— Спасибо, Дэн, — Дональдсон подул в ствол своей пушки. — Полагаю, мы снова друзья?
Я кивнул.
— Да, только убери эту тушу. Пойдем напьемся до чертиков. Думаю, как раз это мне сейчас и нужно.
— Я с вами, — объявил Соронов. — У меня дома есть водка. Мы будем играть игры.
Я устало улыбнулся.
— Надеюсь, не ножками стульев. Водка! Это замечательно.
— Эй, — задумчиво произнес мой таксист. — Возьмите и меня. Мне нужно вырвать ещё один зуб. И, кроме того, как насчет платы за прокат машины?
Мы взяли его с собой.
Только Сандре Шэйн пришлось остаться в больнице. Может быть, это было к лучшему, так как позже, ночью, Соронов разбил ещё одно пианино.
