Лев Портной - 1812. Год Зверя. Приключения графа Воленского
Оказавшись одни в курительной комнате, мы с Робертом Вилсоном заключили друг друга в объятия и долго хлопали друг друга по спине.
— Значит, побили французов, — промолвил я с завистью.
Генерал вскинул руки, изобразив этим жестом разочарование.
— Побили бы, если бы не Fabius Maximus Cunctator[6], — с досадой произнес он.
— Кто? — переспросил я.
— Фабий-медлитель, — повторил Роберт.
Я промолчал, догадавшись, что речь идет о военном министре Михаиле Богдановиче Барклае-де-Толли.
— Боюсь, раньше, чем истощится Наполеон, не выдержат нервы Багратиона, — сказал Роберт.
— Ничего-ничего. Просто Барклай обещал не начинать без меня, — отшутился я.
— Эх, надо же! Я опоздал! Опоздал на несколько дней, — переживал он.
— Ты хотел застать императора? — спросил я.
Вилсон хлопнул себя по ноге.
— Само собой! И это назначение! Ваш император, слава богу, решился наконец-то сменить Барклая! Но на кого! На кого! — Вилсон вновь всплеснул руками. — Я опоздал на несколько дней! Я бы убедил Александра!
— Убедил в чем? — спросил я.
Я почувствовал ревность. Когда-то военная карьера Вилсона не складывалась, и он обратился в наше посольство в Лондоне к графу Семену Романовичу Воронцову и ко мне с просьбой походатайствовать о приеме его на российскую службу. Тогда-то мы и сошлись накоротке. Роберту казалось, что его обошли с присвоением звания, да и денежное довольствие не устраивало. Английским офицерам, не занятым в боевых действиях, платили только половину жалования.
Семен Романович отговорил амбициозного англичанина, убедив того, что военная карьера на русской службе вряд ли продвинется лучше, да и полное жалованье русского офицера меньше половины жалованья английского.
С той поры многое изменилось. Боб мало того что дослужился до генерала, он теперь без тени сомнения говорил о том, что император всероссийский должен прислушиваться и выполнять его, Вилсона, советы.
— Главнокомандующим нужно было назначать не Кутузова, нет, — ответил Роберт. — Кутузов ничем не лучше Барклая-де-Толли.
— А кого же? — Я криво ухмыльнулся, вспоминая, с какой неохотой государь согласился с назначением Михаила Илларионовича на пост главнокомандующего.
— Беннигсена! — горячо ответил англичанин.
Я поморщился. Беннигсену, принимавшему непосредственное участие в убийстве императора Павла, в последнее время и так было оказано много чести. Но спорить с англичанином я не стал, а перевел разговор на более насущную тему:
— Боб, у меня накопилось к тебе много вопросов.
— Ну, конечно, в Лондоне ты перехватил мое письмо к Silly Billy[7]…
Эти слова он произнес ровным голосом, не выказав ни возмущения, ни восхищения. Я никоим образом не выразил своих чувств, смотрел невозмутимо на Роберта и ждал продолжения. Генерал Вилсон говорил о том, что мы получили копию его письма к герцогу Глостерскому, сэру Уильяму Фредерику, по прозвищу «Придурковатый Билли». Загадка заключалась не в том, что он узнал об этом, а в том, что узнал подозрительно быстро. Как эти сведения обогнали меня на пути из Лондона в Санкт- Петербург? Напрашивался ответ, что генерал Вилсон нарочно сделал так, чтобы копия его письма попала в российское посольство.
— В сообщении говорилось о том, — продолжал генерал, — что французский император послал приказ одному из московских агентов прекратить все контакты с другими агентами, продолжить работу в одиночку и дожидаться вступления французской армии в Москву.
Английский генерал умолк, взглядом спрашивая у меня подтверждения. Я улыбнулся уголком рта.
— Не знаю, успел ли ты сообщить об этом министру полиции? — произнес Роберт, покачав головой, словно взвешивал различные ответы на этот вопрос. — Полагаю, что нет.
— Я рассказал его величеству, и государь поручил мне изловить этого шпиона. Так что пора бы и тебе открыть свой сюрприз, а не пытаться удивить меня шпионскими штучками, — ответил я.
— Сюрприз в том, что со мною в Санкт-Петербург приехал французский агент, от которого я и получил информацию.
— Ты помог французскому шпиону проехать через всю Россию и попасть в столицу? Хороший сюрприз! — возмутился я.
— Что ж тут удивительного? С незапамятных лет разведки разных стран сотрудничают друг с другом. Французскому агенту я помог добраться до Санкт-Петербурга. А вашей контрразведке помогу установить наблюдение за ним.
— Боб, ты подстроил так, чтобы к нам попало твое письмо, и отправил гонца встретить меня в Петербурге, будучи уверенным, что я примчусь сюда. Но почему ты рассказал об этом агенте мне? — удивился я.
— По той же причине, по которой ты утаил мое донесение от министра полиции, — сказал Роберт.
— Помилуй, да с чего же ты взял, что я склонен обманывать нашу полицию?! — возмутился я.
Мне не понравилось, что своими утверждениями английский резидент вовлекает меня в общую с ним тайну. Несмотря на дружеские отношения.
— Я не сказал «обманывать», — уточнил он. — «Обманывать» и «не договаривать» — это разные вещи. Я намерен доложить о французском агенте непосредственно его величеству.
— Кто же этот шпион? — спросил я.
— Польский шляхтич, — сказал Роберт. — Многие поляки выдают себя за верноподданных вашего государя, но в действительности ненавидят вас и уповают на французов.
— Да уж, — промолвил я, — когда-то несколько слов, сказанных французской дофиной, покончили с Польшей[8]. А теперь поляки тешатся надеждой, что французы вернут им государственность.
— Шутка истории, — поддакнул Вилсон.
— Итак, ты намерен дождаться аудиенции у Александра Павловича, — констатировал я.
— Но мне придется скучать, пока ваш император вернется из Або, — сказал генерал.
— А между тем предоставленный самому себе французский шпион не то что за пару дней, а и за пару часов нанесет много вреда.
— Но сведения о нем, попав в ненадежные руки, причинят еще больше ущерба, — возразил Роберт.
Внутренне я вздрогнул: англичанин почти слово в слово повторил мои мысли.
— Пока он безопасен, — сказал Вилсон. — Сидит в забубённой гостинице на Невском и боится нос на улицу высунуть.
— Это правильно, — кивнул я. — Потому что твоего первого посланника убили.
— Как убили? — Вилсон напрягся.
— Убийца вошел следом в мою квартиру и ударом ножа прикончил несчастного. Мы даже не поняли, кто это был. Надеемся, ты назовешь его. И что он должен был передать мне?
— Это был господин Хоречко. Я просил его быть осторожнее, — с досадой промолвил Вилсон. — Мой шляхтич упомянул любопытную вещь. Он сказал, что в разговоре о шпионе шеф французской разведки Михал Сокольницкий обронил такую фразу: «Жена Цезаря вне подозрений, а зря». И я попросил Хоречко, отправлявшегося в Санкт-Петербург, передать эти слова тебе…
— «Жена Цезаря вне подозрений, а зря», — повторил я. — Выходит, шпион — дама, супруга какого-то высокопоставленного лица!
— Думаю, да, — кивнул Роберт. — Нужно навестить моего шляхтича, как только закончится прием.
— Самое лучшее отправить туда немедленно квартального надзирателя с людьми, — промолвил я, — но, с другой стороны, они всё испортят. Будем надеяться, что с ним ничего не случится.
Вилсон окинул меня оценивающим взглядом и, думая польстить мне, сказал:
— Ты выглядишь как англичанин. Твой английский стал безупречным. Мы могли бы выдать тебя за англичанина.
— Польский агент уже продался тебе, — возразил я. — Вряд ли он пустится в откровения с каким-то англичанином.
— Ладно! Мы выдадим тебя за француза, — продолжал рассуждать Вилсон. — Роялист, бежавший в Лондон от революции. Но сердце твое принадлежит Франции, и ты недоволен нынешним сближением России и Англии. На такой позиции ты легко сойдешься с Гржиновским!
— С Гржиновским?
— Это мой шляхтич, — уточнил Роберт. — Отправимся немедленно, как только закончится прием.
— Да, пожалуй, изображу-ка я француза, — согласился я.
— Для убедительности возьмем с собой моего камердинера. Он настоящий француз.
— Француз?! — возмутился Вилсон. — Но почему ты до сих пор не сослал его куда-нибудь в Сибирь?! Он наверняка шпион!
— Your turn now holy cow![9] — с сарказмом воскликнул я.
— Ну какой из него шпион?! Я его знаю двадцать лет. Разве что за бабами он шпионить горазд!
Роберт с сомнением покачал головой и буркнул:
— Любой француз в России на стороне Наполеона. Впрочем, как знаешь.
Глава 4
Я с нетерпением дождался окончания приема. Мы уже покидали дворец, как вдруг появился граф Уваров.
— Ах вот вы где! — обратился он ко мне. — Ее величество приглашает вас для приватной беседы.
