Лев Портной - 1812. Год Зверя. Приключения графа Воленского
— Ах вот вы где! — обратился он ко мне. — Ее величество приглашает вас для приватной беседы.
— Надеюсь, я скоро, — шепнул я Вилсону.
— Прогуляюсь на свежем воздухе, — ответил англичанин.
Я отправился столь быстрым шагом, что молодому графу Уварову пришлось едва ли не бежать следом. В большой зале перед самыми дверями в кабинет вдовствующей императрицы он все-таки обогнал меня. Мы прошли через небольшую комнату, и Сергей Семенович отворил двери в кабинет.
— Месье Уваров, это вы? — послышался голос Марии Федоровны.
— Ваше величество, граф Воленский, — сообщил он.
— Проходите сюда, мой друг, — позвала императрица- мать. — Месье Уваров, оставьте нас.
Я обошел ширму и приложился к протянутой руке ее величества. Мария Федоровна сидела вполоборота от письменного стола. Она указала мне на соседнее кресло справа от себя.
Едва слышно закрылась дверь за графом Уваровым. Императрица взяла меня за руку и тихонько всхлипнула, ее глаза наполнились слезами, две глубокие складки разбежались от уголков ее рта. Эта сцена повторялась как ритуал при каждой нашей встрече после смерти Павла Петровича. Тогда, в 1801 году, когда я вернулся из Лондона, только что овдовевшая императрица со слезами сказала:
— Ах, Андрей Васильевич, Андрей Васильевич, если бы вы были здесь в Петербурге. Вы или Аракчеев или хотя бы Ростопчин — Павел остался бы жив.
Несколько минут мы провели в скорбном молчании, отдавая дань памяти покойному Павлу Петровичу и сожалея о том, что не оказалось в роковые минуты рядом с императором никого, кто встал бы на его защиту.
Затем ее величество глубоким вздохом прервала паузу, отпустила мою руку, осушила слезы и приступила к делу:
— Андрей Васильевич, у меня есть к тебе небольшая просьба, но совершенно деликатного свойства.
Мария Федоровна говорила скороговоркой, и я скорее угадывал, чем разбирал слова.
— Ваше величество, я сделаю все возможное и невозможное, — пообещал я.
— Речь идет о принце Ольденбургском, — сказала Мария Федоровна.
— Георге? — непроизвольно уточнил я.
— Да, супруге Катеньки, — подтвердила императрица. — До меня дошли неприятные слухи…
Она замялась, словно речь шла о досадных пустяках — и недостойных внимания, и одновременно вынуждающих ее принимать меры.
— В последнее время он проводит много времени с какою-то девицей, — брезгливым тоном продолжала Мария Федоровна.
Я вскинул брови, выражая осуждение, хотя и ничуть не удивился. В бытность свою великой княжной сама Мария Федоровна проявляла столь заметный интерес к графу Румянцеву, что государыня Екатерина Алексеевна от греха подальше спровадила того посланником во Франкфурт-на-Майне. Так, казалось бы, с бесперспективной должности началась карьера государственного канцлера.
— Если бы он проводил с нею тайные, непродолжительные свидания, это было бы… — Императрица замешкалась, подбирая слова. — …не так возмутительно.
Но она разъезжает с ним в карете по губерниям, это видят… Рано или поздно донесут Катеньке. Она так ранима, это убьет ее.
«Убить, конечно, не убьет, — подумал я, — у великой княжны Екатерины Павловны сильный характер, но скандал в августейшем семействе случится большой». Я кивал в такт словам императрицы, пока не понимая, в чем заключается ее просьба.
— Саша рассказал мне, — промолвила Мария Федоровна, — что ты теперь прикомандирован к полиции. Ты бы мог задержать эту фройляйн и выслать куда-нибудь вглубь России. В Нижний Новгород или куда-то подальше. Сейчас многих неблагонадежных персон высылают. Это пойдет на пользу. Потом она благополучно вернется, но к этому времени страсти утихнут, принц образумится. К этому времени я и сама успею с ним переговорить.
— Ваше величество, я сделаю все, что в моих силах, — промолвил я, довольный тем, что мне не поручили пырнуть пассию принца ножом. — Но я направляюсь по неотложному делу в Москву, а их высочества, насколько мне известно, теперь пребывают в Ярославле.
Вероятно, Мария Федоровна заметила перемену в моем лице и поспешила объясниться:
— Андрей Васильевич, милый мой друг, я понимаю, просьба моя выглядит недостойной, и я бы не обратилась за помощью по такому случаю, если бы не одно обстоятельство. Катенька на сносях. Со дня на день должна разродиться. И если в такое время до нее дойдут слухи, бог весть, как она переживет[10].
— Я прекрасно понимаю, ваше величество, и сделаю все, что в моих силах, — в третий раз обещал я.
— Ты поедешь через Тверь. Возможно, ты застанешь их там: Георг часто наведывается в Тверь с инспекциями. И потом, ты можешь отправить надежных людей, — подсказала императрица.
— Не волнуйтесь, ваше величество, мы всё уладим, всё уладим…
— Ты поедешь в Москву, — Мария Федоровна неожиданно перевела разговор на другую тему, — увидишь графа Ростопчина. Он молодец, такой молодец! Но совершенно потерял голову! Ему всюду мерещатся заговоры, шпионы! Он вцепился мертвой хваткой в какого-то купеческого сынишку по имени Верещагин, требует самого сурового наказания! Андрей Васильевич, ты уж там разберись с ним. В Петербурге все уверены, что дело пустяковое! Молодой человек просто попался Ростопчину под горячую руку.
— Непременно, ваше величество, непременно.
* * *Генерал Вилсон прогуливался в парке, заложив руки за спину.
— Моцион пошел на пользу. Я вполне готов к новому обеду: как раз получил приглашение от ее величества Елизаветы Алексеевны, — с гордостью сообщил он.
— В путь! В путь! — с нетерпением воскликнул я.
Из Павловска мы заехали за моим камердинером. По дороге я вкратце объяснил Жану, что нам предстоит изобразить двоих роялистов, сбежавших от революции в Англию, а теперь приветствующих возрождение монархии во Франции, пусть и в лице Наполеона.
— Смотри, не вздумай назвать меня барином! — напутствовал я мосье Каню. — Обращайся ко мне запросто — Ан- дре и все. Для поляка я буду мосье Андре де Волане.
Гостиница представляла собой две большие избы. Мы вошли в сени, соединявшие эти избы, Вилсон повернул на правую половину, и мы оказались в общей зале. Трактирщик с сальными волосами поднял на нас полусонные глаза с надеждой, что мы сей момент растворимся в воздухе и ему не придется прерывать сон.
— Не тревожьтесь. Мы идем к господину Гржиновскому, — успокоил его Вилсон.
Мы направились к лестнице. Трактирщик ленивым взмахом руки послал за нами подростка, а сам вновь погрузился в дремоту. На втором этаже я забрал у полового фонарь:
— Ступай себе. Мы сами знаем номер.
Роберт сунул ему монетку.
Мальчишка поднял на нас глаза, имея намерение отблагодарить нас, но тут дремотная скука накатила и на него, и с потухшим взглядом он потащился вниз.
На небольшом пятачке оказалось четыре двери. Вилсон постучал в крайнюю по левой стороне. Прошло несколько секунд, но никто не ответил.
— Спит, — произнес Роберт и постучал сильнее.
Мы напрасно прождали целую минуту. Нехорошее предчувствие охватило меня. Вилсон поднял руку, чтобы постучать в третий раз. Но я опередил его, попросту толкнув дверь. Она отворилась.
— Жан, постой здесь.
Я поднял фонарь, и мы с Робертом вошли внутрь.
В скромной комнатенке слева находился платяной шкап и железный рукомойник. Справа — узкая кровать. Прямо напротив входа блестел сумеречной синевой прямоугольник окна, выходившего на Невский. Перед окном стоял стол. За ним, уткнувшись лбом в столешницу, сидел постоялец. Из-под его левой лопатки торчала рукоятка ножа.
— Приятный сюрприз! Ничего не скажешь, — промолвил я.
— Скорее! Уходим отсюда! — Вилсон схватил меня за руку.
— Не спеши, — остановил я его. — Пан Гржиновский уже не опасен.
— Я не хочу, чтобы меня застали здесь, — сказал Роберт.
Я осветил пол и увидел засохшую кровь.
— Бежать за убийцей поздно, — заключил я. — Он уже далеко отсюда. Похоже, тот же злодей, что проник в мой дом.
Я приоткрыл дверь, выдал мосье Каню деньги и приказал:
— Жан, ступай вниз и потребуй самого лучшего вина. Оставь хозяину на чай половину стоимости бутылки. Не вздумай прикарманить эти деньги, я проверю!
— Андре! За кого ты меня принимаешь?! — возмутился французишка.
Я хотел было огорчить его тем, что игра в друзей отменяется, но вовремя остановился. Пусть покочевряжится, изображая роялиста. В свете задуманного мною это пойдет на пользу.
— Жан, только смотри, чтобы половой не поднимался сюда! Трактирщик непременно пошлет мальчишку в услужение! Ты должен отделаться от него. Дашь ему денег на лестнице, чтобы только отстал. Понял?
— Понял, — ответил Жан и обиженным шепотом спросил: — Сударь, а может, все-таки возьмем гарсона? Пусть он прислуживает за столом. А то как-то странно получается.
