Лев Портной - 1812. Год Зверя. Приключения графа Воленского
Я развел руками, похлопал его по плечу и сказал:
— Но я тебя не держу: можешь ехать к мадемуазель Мими.
— Благодарствуйте, сударь. Что-то-с не хочется, — пробурчал Жан.
— Нет уж, братец, поедешь, — настоял я.
* * *На следующее утро я нанял крытую коляску и велел мосье Каню править лошадьми вместо кучера. Он по обыкновению вытянул губы трубочкой к правому усу, а поскольку теперь остался без усов, то вследствие своей ужимки сделался похожим на криворылого селезня. Я рассмеялся, а Жан отправился исполнять приказ.
— Поезжай к вчерашнему трактиру, — велел я. — Остановишься, чуть-чуть не доезжая до парадного.
— Барин, сударь вы мой, — взмолился французишка. — Что, если нас опознает-с кто-нибудь?
— Не нас, а тебя, — ухмыльнулся я. — и отправят в околоток.
Коляска остановилась, и я принялся наблюдать за входом в гостиницу. Французишка ерзал на козлах: наверное, в каждом встречном ему мнился разоблачитель. Время от времени кто-то входил и выходил, но ничего примечательного в этих людях не было, и я не знал, увенчается ли моя затея успехом, да и плана продуманного не имел. Всматриваясь в очередное лицо, я гадал, кто он, обладатель физиономии — постоялец гостиницы или гость мадемуазель Мими?
Мимо проезжали открытые коляски, доносился девичий смех, блестели озорные глаза. Барышни в легких, летних одеждах вдохновенно флиртовали со столичными повесами. Я любовался ими и думал: а если сказать кому-нибудь из них, что именно в эти минуты в двух шагах от них разыгрывается драма и эта драма непременно отзовется на их судьбах? Вот и вчера кто-то проходил мимо, смеялся, барышням любезности говорил в тот самый момент, когда убийца всаживал нож под лопатку Гржиновскому. Генерал Вилсон задумал установить наблюдение за французским агентом, но, видимо, просчитался. Связник шпиона оказался хитрее и жестче, получил нужные сведения и оборвал нить.
К гостинице подъехала карета. Дородный господин спустился на землю и прошел в сени. Через минуту появился заспанный отрок, тот самый, что накануне обслуживал нас. Он распахнул дверь, ногою ткнул под нее кирпич и взялся перетаскивать багаж из кареты. Управившись с чемоданами, мальчишка отправился по улице по какой-то своей надобности.
— Извозчик, ну-ка догони его, — велел я Жану. — Заберем мальчишку и сделаем круг!
Мосье Каню тронул вожжи — коляска покатила. Когда мы поравнялись с отроком, я приоткрыл дверцу и за ухо втащил подростка в коляску.
— А-а! — взвыл он.
— Тихо сиди! — шикнул я, пихнув пленника на сиденье напротив себя.
— Вы?! Вы?! Это вы?! — воскликнул он, потирая ухо, и вдруг заверещал: — Тятенька! Отпустите меня!
— Тихо! — повысил я голос и придавил мальчишку шпагой в ножнах.
Он округлившимися глазами посмотрел на меня, затем на ножны и притих.
— Так-то лучше, — произнес я. — Ну и что ты раскричался: вы, вы?!
— Это же вы! Вы были у поляка-то, — страшным шепотом выдавил мальчишка и перекрестился.
— Что ты несешь?! — с угрозой в голосе спросил я. — Мы были у мадемуазель Мими…
— У мадемуазель? — переспросил подросток, глядя на меня с недоверием. — Так она же на другой половине квартируется! И у нее был господин Захарьин…
— Замолкни! — велел я. — Отвечай на вопросы. Если расскажешь все без утайки, я тебя отпущу! Будешь врать — отправлю на дыбу! В Преображенский приказ! Понял?
Мальчишка закивал с рабской поспешностью, и я опустил шпагу.
— Что за поляк? Что ты знаешь о нем? — спросил я.
— Шляхтич, пан Гржиновский, — сказал отрок. — Убили его!
— Кто приходил к нему? Запомнил? — я повысил голос.
— Никто, — парнишка задрожал. — Вот только…
Он умолк, вытаращив на меня испуганные глаза.
— Мы? — закончил я.
Он кивнул и всхлипнул.
— А до нас?
Мальчишка отрицательно помотал головой.
— Вот только господин, что был с вами, — промямлил отрок.
— Какой господин? — спросил я.
— В красном сюртуке. Англичанин, — пояснил мальчишка. — Он был вместе с паном Гржиновским, когда пан толь- ко-только прибыл…
Вилсон! Тоже мне конспиратор! А как переживал, как переживал: «Нужно уходить! немедленно! иначе нас запомнят и опознают!» А сам присутствовал еще при заселении шляхтича в гостиницу.
И тут меня осенило! Французского агента убили по приказу генерала Вилсона. Англичанин получил все необходимые ему сведения, взамен помог наполеоновскому шпиону выполнить свою миссию, попутно создал впечатление, что искренним образом намеревался передать наблюдение за лазутчиком российским властям, а сам расправился с ненужным агентом и меня использовал для обеспечения собственного алиби. Хитер! Ничего не скажешь!
Коляска сделала круг, и я выпустил мальчишку на том же месте, где и подхватил. Оказавшись на воле, он обиженно зыркнул на меня, шмыгнул носом и поплелся дальше по своим делам.
А я подумал, что с Вилсоном мог и ошибиться. Когда мы застали шляхтича с ножом в спине, уж больно неподдельной была паника англичанина.
Я выглянул в окно. Фигурка гостиничного служки маячила в конце квартала.
— Извозчик, ну-ка догони его еще раз! Сделаем второй круг! — приказал я.
И вновь, едва коляска поравнялась с мальчишкой, я втащил его внутрь.
— А-а! — истошно завопил он.
Пришлось не только придавить его шпагой, а еще и по губам дать — чтоб замолчал.
— На дыбу тебя, на дыбу, — пообещал я.
— Ваше высокопревосходительство… ваше сия-а- ательство, — запричитал он. — Я же все… все… как на духу…
— На духу — не на дыбе!
— Все! Все расскажу, — уверял меня мальчишка.
— Что же поляк твой, так и просидел безвылазно в номере, пока его не зарезали? — спросил я.
— Как же-с?! Выходил, обедать выходил, в общей зале кушать изволил…
— С кем он обедал? Говорил о чем? — напирал я с вопросами.
— Один был, один. Ни с кем не говорил… За обед заплатил…
Последние слова мальчишка произнес с некоторым неудовольствием, словно за покойным должок остался.
— А что, за что-то не заплатил? — удивился я. — Вы же, шельмы, за постой вперед берете!
— За постой, — кивнул он. — А за вино не заплатил!
— Какое вино?
— То вино, что заказывали, когда вы изволили мадемуазель Мими навестить, — парнишка неожиданно осмелел, в голосе появилась заносчивость. — Француз, что с вами был, самую дорогую бутылку взял. Платим, сказал, в двойном размере, только, говорит, на номер запишите…
— Вот как, — удивился я.
— Только номер-то француз указал не мадемуазель, а шляхтича, — обиженным голосом закончил мальчишка.
— Да с чего ты решил, что он француз? — воскликнул я.
— Француз, француз, — стоял на своем отрок.
— Ладно! — Я повысил голос, и мальчишка вдавил голову в плечи. — Француз, так француз. Он прохвост, но безобидный. Давай-ка к шляхтичу вернемся. Так что же он, молчал весь обед?
— Так только парой фраз обмолвился, да хозяин наш Пантелей Федорович намекнул ему, чтоб помалкивал, — рассказал мальчишка.
— Чем же он хозяину не угодил? — спросил я.
— Так он изъяснялся в том смысле, что с Наполеоном договор нужен…
— Какой договор? — сорвалось с моих уст.
— Договор, чтоб не идти более войной друг на дружку, — продолжил мальчишка.
— Так ты ж только что сказал, что шляхтич один обедал! С кем же он разговаривал? — повысил я голос.
— Истинный крест! — мальчишка перекрестился. — Один он был, один. И ни с кем не разговаривал.
Я вдохнул и неспеша выдохнул, едва сдержавшись, чтобы не двинуть отроку по зубам.
— Даты, явижу, ивпрямьнадыбухочешь, — процедиля. — Что ж ты мне, шельмец, голову морочишь?! Так говорил он или не говорил?! А если говорил, так с кем?
— Ваше высоко… Ваше сиятельство… — перепугался мальчишка. — Ни с кем он не говорил! Он один сидел, и так, знаете, люди вокруг говорят, так и он нет-нет да что-нибудь скажет…
— Ты хочешь сказать, что люди попросту языками чесали, так и он языком молол? — удивился я.
— Вот-вот, — отрок несколько раз кивнул. — Вот хозяин и сказал ему, чтоб помалкивал, а то ж, неровен час, мордобитие случится.
— Ну хорошо, — протянул я, про себя подумав, что Вилсон уж очень странного шпиона в Санкт-Петербург приволок.
— Ваше сиятельство, отпусти-и-ите меня, — запричитал отрок.
— А поручений шляхтич никаких не давал? — спросил я.
— Как же-с! Бумагу я по его поручению в кирху носил, — выдал отрок.
— Какую бумагу?! — едва не взревел я. — Что ж это из тебя клещами все вытягивать нужно?!
— Шляхтич просил бумагу в кирху…
— В какую кирху?! Дорогу помнишь?
Я с трудом усидел на месте. Сердце рвалось из груди, в то же время и досадовал я на себя, что сразу не догадался правильный вопрос мальчишке задать. А отрок оказался сообразительным малым, хотя и имел заспанный вид.
