Сергей Смирнов - Всегда начеку
Казалось бы, едва мелькнувший след неожиданно оборвался. Но Троицкая упорно продолжала поиск. Вновь и вновь она перечитывала протоколы допросов сожительницы Каплуновского — Вязовой. А вот и новая нить. Во время допроса Вязова сообщила, что после того, как от нее уехал Каплуновский, она провела свой отпуск у матери в небольшом белорусском городке.
Через день Троицкая уже допрашивала пожилую, немногословную женщину. Та заявила, что дочь к ней в отпуск не приезжала. Где же провела свой отпуск Вязова? Может быть, в этот вопрос внесут ясность соседи и знакомые ее матери? И вот один из них, к радости Троицкой, сообщил, что свой отпуск Вязова и Каплуновский провели у некоего Ляшенко в Ростове-на-Дону.
Татьяна Сергеевна послала телеграмму в Ростов. Ответ был лаконичен: человек с фамилией Ляшенко в Ростове-на-Дону не проживает. Но один из его однофамильцев живет в Москве. Это — брат Ляшенко. И вот новая нить: на имя Ляшенко поступил вызов по междугородному телефону из Ростова-на-Дону. Абонент вызывал на переговоры Вязову. Кто же именно?
Со времени вызова прошло четыре месяца. Сохранилась ли квитанция на переговорном пункте в Ростове? Вместе с Антоном Петровичем Чеботарем Троицкая вылетела в Ростов. С аэродрома сразу же на переговорный пункт. Ответ заведующей неутешителен: бланки квитанций вызовов хранятся лишь три месяца, затем подлежат уничтожению. На машину как раз грузили последнюю партию.
К счастью, машина не успела уехать. Бланки вызовов сгрузили обратно. Наскоро перекусив в соседнем кафе, Татьяна Сергеевна всю ночь вместе с Чеботарем просматривала квитанции. И лишь под утро Антон Петрович устало сказал: «Вот она, проклятая».
Из квитанции явствовало, что Москву вызывала некая Буянова, а подписал ее ...Каплуновский. Троицкая обрадовалась. Разыскать Буянову было нетрудно: на квитанции был указан ее адрес.
Головная боль железными тисками сдавливала виски. Сказывалось неимоверное напряжение и бессонная ночь. Но времени было в обрез. Поэтому Татьяна Сергеевна решила не откладывать допроса Буяновой.
Перед Татьяной Сергеевной сидела полная средних лет женщина в домашнем халатике. Упорно избегая взгляда следователя, она настойчиво твердила, что вызов в Москву не посылала, что с Каплуновский не знакома. Есть ли у нее родственники? Да, есть сестра, живет неподалеку. По мужу ее фамилия Громова.
И вот, наконец, схвачена за кончик упущенная было нить. Громова сообщила, что у нее есть брат, Ляшенко. Но живет он не в Ростове, а километрах в сорока от города, в небольшом хуторе...
На хутор выехали в конце дня. В машине было тепло, а снаружи бушевала вьюга. Дорогу замело, и шофер вел машину осторожно. Сойдя с укатанной дороги, машина забуксовала и остановилась. Решили добираться до хутора пешком. И лишь поздней ночью, промерзнув до костей, Троицкая и Чеботарь увидели огоньки.
Троицкая решила, что войдет в дом одна, а Чеботарь останется снаружи — на случай возможного бегства преступника. Долго стучала, пока изнутри не загремели засовы. Татьяна Сергеевна сразу же спросила полусонную женщину в ночной рубашке: «Где Михаил?» (так звали Каплуновского). «А кто вы такая?» «Жена Прохорова — Вера». (Прохоров был близким знакомым Каплуновского и уже сидел за решеткой.)
Супруги Ляшенко признались, что Каплуновский действительно жил у них некоторое время, а затем выехал в Ростов к Буяновой.
Утром перед Троицкой снова сидела Буянова. Теперь под давлением неопровержимых улик она созналась, что Каплуновский скрывался у нее, а затем, предупрежденный своей сожительницей, выехал неизвестно куда.
Вернувшись в Москву, Троицкая сразу же вызвала на допрос Вязову. Убедившись, что молчать больше не имеет смысла, та призналась во всем. Да, она предупредила Каплуновского по телефону. Он сообщил ей, что в настоящее время живет у своих знакомых — супругов Сони и Виктора, в Батайске.
3
Батайск — город небольшой, в нем всего лишь семь тысяч жителей. И где-то среди этих семи тысяч — супруги Соня и Виктор. Сразу же по приезде в Батайск Троицкая, Чеботарь и Хайлов направились в адресное бюро. Просмотреть семь тысяч карточек — дело нелегкое и утомительное. Лишь к концу дня нашли супругов Соню и Виктора — Губиных.
Дом Губиных оказался на краю города. Взяв на подмогу работников местной милиции, оцепили дом, окруженный со всех сторон прочным тесовым забором. В клубе только что закончился последний сеанс, люди расходились по домам. Чтобы не привлекать внимания, Татьяна Сергеевна не спеша прогуливалась по улице под руку с Хайловым.
Но вот улица опустела. Подошли втроем к калитке. За оградой залились собаки. На стук из дома вышла молодая женщина и сразу же метнулась обратно в дом. Плечом Чеботарь сорвал калитку с петель. Втроем вошли в просторные сени, в них стояла собачья будка. Большой, откормленный пес рванулся к Антону Петровичу, но тот точным ударом ноги отшвырнул его в сторону. В эту критическую минуту в сенях появился хозяин — Виктор Губин.
— Вы за Михаилом? — испуганно спросил он. — Так он уехал. Куда — не знаю...
В это мгновение Татьяна Сергеевна обратила внимание на собаку — та хотела войти в свою конуру, но вдруг ощетинилась и зарычала. Было ясно, что в будке кто-то сидит.
— Выходите немедленно! — приказал Чеботарь. — Считаю до трех. Иначе буду стрелять... Раз... Два... Три!..
И вдруг собачья будка пришла в движение. Кто-то пытался выбраться, но не мог. Чеботарь осветил карманным фонариком вход в конуру, затем, поднатужившись, оторвал переднюю доску. Из будки вылез человек в сером от пыли и грязи нижнем белье. Согнувшись, он жалобно и испуганно смотрел на работников милиции.
— За что только тебя хозяева кормят? — не удержался Хайлов.
Каплуновский, мелко дрожа, попытался выдавить из себя подобие улыбки. «Я скажу... я все скажу», — бормотал он.
Троицкая устало прислонилась к стене. У нее закружилась голова. Сказалось переутомление последних дней, бессонные ночи и дни, проведенные без отдыха, недоедание. «Нет, надо взять себя в руки, — приказала она себе. — Куй железо, пока горячо». Она предложила Каплуновскому одеться и пройти в дом. И еще до вылета в Москву преступник стал давать показания.
После поимки Каплуновского были арестованы остальные преступники. Допросы следовали один за другим. Подследственные избрали тактику абсолютного отрицания своей причастности к преступным делам, они всячески изворачивались, лгали, симулировали невменяемость, потерю памяти. На очных ставках клеветали друг на друга, ибо отрицать очевидное было бессмысленно.
Перед Татьяной Сергеевной проходили разные люди. Одни были втянуты на преступный путь случайно: их использовали как подставных лиц или исполнителей. Среди них были люди со сложной, а подчас и трагической судьбой, люди, однажды оступившиеся, а потом не нашедшие в себе сил и мужества порвать с преступниками. Троицкая осторожно стремилась войти к ним в доверие, показать всю неприглядность и мерзость их преступного пособничества, заставить их раскаяться, пока не поздно. Она терпеливо выслушивала сбивчивые показания, путаные даты и названия, ни на минуту не теряя основной нити допроса. Одни признавались в своих преступлениях почти сразу, а другие — более стойкие и закоренелые — лишь под тяжестью улик и доказательств.
Но были «орешки» и покрепче. Вот, например, Трифонов, начальник строительного участка крупного московского учреждения. Плотный, упитанный, краснолицый. В его резких жестах, манере поведения чувствовалась уверенность в себе, в своей «непогрешимости». Глядя на него, Троицкая думала, что существует такая порода руководителей, о которых нельзя вроде бы говорить обычными словами. Они, эти Трифоновы, не ходят, а шествуют, не говорят, а изрекают, они преисполнены уважения к себе и смотрят на всех, кто ниже их по занимаемой должности, свысока, с чувством презрительного превосходства.
— На каком основании меня арестовали? — веско ронял Трифонов. — Я требую ответа на этот вопрос. Я проливал кровь на войне, сражался в партизанских отрядах... Награжден орденом... Теперь не бериевские времена, это вам даром не пройдет.
Троицкая спокойно записывала. Казалось бы, в тоне подследственного звучало справедливое, искреннее возмущение. Но в распоряжении следователя уже имелись неопровержимые данные о преступной деятельности Трифонова, показания свидетелей.
— В годы войны пустил под откос не один эшелон врага, — продолжал Трифонов, — едва не погиб в лагере для военнопленных. Я этого так не оставлю, буду жаловаться... Какими фактами, порочащими меня, вы располагаете?
Фактов и улик достаточно. И все же Троицкая не спешила. Еще и еще раз нужно все проанализировать, взвесить и продумать. Ведь может быть и так, что Трифонов действительно не виновен, оказался жертвой оговора, ложных показаний. Или вина его в халатности, беспечности, чрезмерном доверии?
