Карин Эдстрём - Фуриозо
— Он так никогда и не узнал, что у него есть сын? — спросил Леонард.
— Узнал, — ответила Хелена. — Я дала Раулю фото Давида в тот вечер, когда он умер. Это было старое школьное фото, которое я всегда носила с собой. Рауль очень обрадовался. И хотя я сказала, что не знаю наверняка, его ли это сын, у него не было никаких сомнений в том, что это его плоть и кровь. Он сказал, что Давид похож на него самого в детстве как две капли воды. Он же знал, как выглядит Мартин, и сразу понял, что Давид нисколько на него не похож. Мы долго разговаривали, плакали и обнимались. И Рауль сказал, что хочет как можно скорее познакомиться с Давидом и признает его своим сыном. Еще он сказал, что хочет о нем заботиться.
— И что ты ответила?
— Что все не так просто… Мы с Раулем были тайными любовниками в течение двадцати пяти лет. Да, я знаю, что это звучит невероятно. Но мы оба состояли в законном браке, и в моем случае этот брак был счастливым. Давид обожает своего папу, потому что другого он не знал. А Мартин понятия не имеет, что он не настоящий отец Давида.
— Но как вы могли столько лет держать это в тайне? — в отчаянии воскликнула Рут.
— А как мог Рауль так издеваться над моими чувствами? — В голосе Хелены появились жесткие нотки. — Он был таким, ваш сын. Он играл моими чувствами. Я любила его всем сердцем, а он постоянно держал меня на расстоянии. Я никогда не забуду Рауля, но не могу отрицать тот факт, что он был бабником. Менял женщин как перчатки. Как я могла ему доверять? Как я могла рисковать счастьем своего сына? Нет, у меня не было никаких гарантий, что Рауль способен создать семью со мной и стать Давиду хорошим отцом.
Хелена сделала паузу, чтобы успокоиться.
Видно было, что ее слова потрясли родителей Рауля.
— Я сама выросла без отца. И это было грустно, могу вам сказать. Моя мама так стыдилась того, что он бросил нас, что предпочитала вообще не упоминать его имя. — Хелена вздохнула и уже мягче добавила: — Я не хотела, чтобы и моему Давиду пришлось это пережить. Он заслуживает отца, который всегда рядом, отвозит его на футбол и читает сказки на ночь. Мартин прекрасный отец.
— Сегодня самый тяжелый день в моей жизни, — сказал Леонард, хватаясь за лоб. — А ведь я пережил Терезиенштадт — нацистский концентрационный лагерь. Это в Чехии, на берегу реки Огрже.
— Ах, не вспоминай Терезиенштадт! — воскликнула Рут. — Да, сегодня грустный день, но и радостный тоже. Мы потеряли сына, но приобрели внука. Жизнь продолжается. И в ней есть смысл.
Леонард покачал головой. Потом снова опустился на корточки и попытался выманить испуганного мальчика из-за спины матери.
— Вначале я не знала, что и думать, — продолжала Хелена. — Конечно, Давид был более темным, чем Юханна, но в нашем роду много генов намешано. Например, моя сводная сестра брюнетка, а ведь ее отец тоже блондин. Скоро будут готовы результаты теста на отцовство, тогда мы и узнаем правду.
— И что вы тогда будете делать?
— Я много об этом думала в течение последних нескольких лет. С того момента, как начала замечать сходство Давида с Раулем. Черты лица… привычки… Рауль всегда щурил глаза, когда напряженно думал. Давид тоже так делает.
Хелена улыбнулась своим воспоминаниям. Рут же снова зарыдала.
— Нам стоит встретиться в другой раз и в спокойной обстановке все обсудить. Если вы, конечно, хотите. Я чувствую, что назад пути уже нет. Но мой муж пока ничего не знает. Мне придется все ему рассказать. А Давид… — Она понизила голос, чтобы ребенок не слышал: — Давид думает, что он на похоронах маминого приятеля. Он никогда еще не был на похоронах и немного боится. Но я не могла не взять его с собой сегодня. Сейчас я не могу ему ничего объяснить, но в будущем он вспомнит этот день. Я не могу ему сказать, что его папа не его папа, в день, когда мы хороним Рауля. Я должна думать о его чувствах.
Рут кивнула и нагнулась к Давиду. Он застенчиво выглянул из-за маминой шубки, и Рут ему улыбнулась. Взяв внука за подбородок, она сказала:
— Какой красивый мальчик! Я уже тебя люблю, — прошептала она с нежностью. — Пора заходить внутрь…
Хелена уже хотела обернуться, когда Рут схватила ее за руку:
— Ты сядешь рядом с нами.
— А как же Джой?
— Она тоже будет сидеть там. С другой стороны, — сказал Леонард.
Все пошли внутрь. Эбба с Венделой и Понтусом шли сзади. Рут шепнула:
— Но почему именно сейчас? Почему ты рассказала только в день его смерти?
Эбба нагнулась вперед, чтобы лучше слышать. Хелена прокашлялась и тихо сказала:
— Мне нужно было сказать это Раулю… Больше нельзя было оттягивать.
— Что ты имеешь в виду? — удивился Леонард.
Хелена оглянулась и заметила Эббу. Повернувшись к родителям Рауля, она спросила:
— Вы знакомы с моей сестрой, Каролиной аф Мельхиор?
— Высокой темноволосой виолончелисткой? — сказал Леонард. — Она будет играть во время церемонии.
Эбба нагнулась к Понтусу и шепнула:
— Это будет любопытное зрелище. На еврейских похоронах принято рвать на себе одежду и выдирать волосы.
Понтус был так близко, что она уловила аромат его туалетной воды — смесь сандалового дерева и цветков апельсина.
— Но никто не говорил, что это должны быть твои собственные волосы, — добавила Эбба.
Эбба улыбнулась, а Понтус достал из кармана кипу и надел. Очередь продвигалась медленно. В часовне яблоку негде было упасть. Вендела ткнула Эббу в спину. Она обернулась к помощнице.
— Я тут подумала… Хелена сказала, что дала Раулю фото.
— Ну?
— Криминалисты его не нашли.
— Ты абсолютно права.
— А ведь самое естественное было положить фото в бумажник.
— Бумажник, который Каролина открыла, когда искала шприцы. Видела ли она фото?
— Она не могла не узнать своего племянника. А дальше оставалось только сложить два и два. А на это даже наша Каролина с ее девятью классами школы способна. Но кто забрал снимок?
Двое мужчин из «Хевра Кадиша»[5] шикнули на них. Эбба с Венделой перешли на шепот. Эбба оглянулась по сторонам. В последний раз она была здесь пять лет назад на похоронах отца. Но не помнила, чтобы в часовне было так холодно. В центре стоял гроб, накрытый черным покрывалом, на котором лежала звезда Давида. Странно, но там не было цветов, за исключением венка из красных роз (вроде это против еврейских традиций). Эбба попыталась прочитать надпись на ленте, но это было невозможно. Очки из сумочки она доставать не стала.
Вместо этого женщина нагнулась к Понтусу и шепнула:
— Я кое-что должна проверить. Скоро вернусь.
Извиняясь, она протиснулась через толпу и спросила одного из организаторов похорон:
— У меня вопрос. Там есть венок…
— Цветы у нас не приняты.
— Я знаю. От кого венок и что написано на ленте?
— Я узнаю.
Вскоре мужчина вернулся:
— Там написано «Твоя навеки».
— Отправитель?
— Анна Юнгберг.
Эбба поблагодарила и встала у входа. Она оглядела зал. Луиза разговаривала с директором Симфонического оркестра Шведского радио. Эбба подошла к ней и положила руку на плечо:
— Вы не видели Анну?
— Анну? Нет.
— Она собиралась на похороны?
— Не знаю. Мне она ничего не говорила.
Все собрались, а Анны по-прежнему нигде не было видно. Понтус беспокойно озирался, пытаясь отыскать Эббу взглядом. Она вернулась на свое место.
— В чем дело? — спросил Понтус.
— Анны Юнгберг нет. Она прислала венок с надписью «Твоя навеки».
— Вот как. Найди ее! — немедленно отреагировал Понтус. — Я останусь здесь и расскажу, как все прошло. Вендела тебе нужна?
— А тебе? — процедила Эбба и пошла прочь.
Выйдя на улицу, она позвонила по мобильному Анне домой, никто не ответил. Она набрала номер мобильного. Включился автоответчик. Эбба прижала мобильный к подбородку и задумалась. Потом позвонила в полицию и спросила, не получали ли там информации об Анне Юнгберг. Пять минут ушло у сотрудницы на просмотр списков потерпевших, но Анны в них не было. У Эббы возникло нехорошее предчувствие.
Она решила позвонить Сванте на мобильный:
— Мне нужна твоя помощь! У тебя компьютер под рукой?
— Погоди секунду… да.
— Найди мне номера всех приемных отделений «Скорой помощи» в Стокгольме. Пришли эсэмэской. А первый можешь назвать сразу.
Эбба позвонила в больницу Каролинску. Анна Юнгберг к ним не поступала. Пришла эсэмэска от Сванте. Эбба снова набрала номер. Ее подозрения оказались верными. В больнице Сёдершукхюсет ей ответили, что у них есть пациентка по имени Анна Юнгберг. Эбба представилась, назвала свою должность и попросила медсестру узнать подробности и перезвонить ей на мобильный.
— Анна Юнгберг, сорок четыре года.
— Когда она поступила?
