Василий Казаринов - Тень жары
— А ты ничего, — рассмотрев меня хорошенько, отметила моя новая приятельница. — Только старовата немного. Хотя и на этот товар у нас есть охотники.
Я собиралась было повыспросить: а как устроиться на эту службу? Платят как? Премиальные и прогрессивки есть ли? — однако что-то меня сбило с толку.
Да! — ее "рабочая зона" располагается именно в том пространстве, о котором говорила Гуля.
– А, этот, — довольно быстро, благодаря моему подробному описанию, припомнила Лаура. — Он так себе, мелкая рыба. Последнее время не появляется. Вообще-то он промышлял отловом.
– Чем-чем?
Ну, отловом же: девахи ходят туда-сюда, а он их отлавливает; то да се, пожалуйте за столик, освежающих напитков не хотите ли? Самое смешное, что три четверти этих самых девах сами его ищут. В основном из других городов, не москвички. Куда им тут податься? Двигают сюда, а этот парень — он что-то вроде отдела кадров; на глаз определяет, кто сгодится, а кому надо пинком под зад.
– Где его искать?
Она не знает… Хотя… Да, неделю назад она ехала с клиентом, завернули в один кабак за жратвой и выпивкой, где-то на Каланчовке. Жратва оказалась вкусная, осетрина с грибами и сыром, это у них фирменное блюдо, — в честь него и кабак назван. Этот парень пил пиво. А клиент оказался с приветом: отдал сотню баксов и всю ночь просидел на краешке кровати, плакался, какой он одинокий.
– Ты не светись здесь лучше, — посоветовала она мне на прощанье. — Хозяева — народ крутой.
М-да, когда-то я считала эту большую улицу своей территорией.
– Это не твоя улица, — повторила девочка. — Запомни. Не твоя.
По дороге домой я размышляла о том, что тезис Панина о перепутанности пространств литературы и жизни заслуживает внимания, и бедный Иван Сергеевич Тургенев со стоном ворочается в гробу.
Этот кабак назывался — "ВИАРДО".
13
У Панина я выпрашивала машину и деньги. Совсем немного — чтобы хватило на кружку пива в дорогом кабаке. И еще — пусть побудет дома, не исключено, что при удачном стечении обстоятельств мы навестим его с приятелем.
– Он немного буйный… — заметила я. — Возможно, потребуется грубая мужская сила.
Денег у Панина обнаружилась целая куча. Объяснил этот немыслимый факт Панин тем, что в одном издательстве получил аванс. В подробности он не вдавался, да я и не настаивала; просто рассказала, что наши комиксы потихоньку начинают приобретать отчетливость, и я для полноты ощущений еду писать портрет одного из персонажей.
Когда я уходила, он рыскал в ящиках стола.
– Черт, где мой охотничий билет?!
Значения этой реплике я не придала.
Молодого человека с телевизионной внешностью я заметила сразу: он сидел в одиночестве за ближним к бару столиком и равнодушно следил за тем, как официант в белой рубашке с коротким рукавом и галстуке-бабочке устанавливал перед ним полную кружку пива взамен опустевшей.
Я прямиком направилась к столу, уселась на жестком и неудобном стуле без спинки, взглядом указала на кружку: то же самое! — официант кивнул и протер стол.
– Вполне тургеневское местечко, — я указала на бар, ярко освещенная витрина которого была укомплектована множеством бутылок. — Настоящее дворянское гнездо.
Он отхлебнул, облизал губы, подернувшиеся белой пеной.
Кажется, моя Лаура недалека от истины: у него взгляд типичного инспектора отдела кадров — строгий и холодный. С минуту он меня рассматривал, склонил голову набок и пожал плечами: увы и ах!
– Глупо! — возразила я, кокетливо поправляя прическу, и пустилась в объяснения: глупо, очень неразумно и недальновидно; современный клиент уже не тот, что прежде, он ищет свежих нетривиальных ощущений; девушка, свободно владеющая двумя иностранными языками, без пяти минут кандидат наук — помимо чисто профессиональных навыков — может быть исключительно приятна в том отношении, что способна вести беседу на любую тему; если клиент по ходу дела прослушает лекцию, ну, скажем, о творчестве Роа Бастоса, то получит такое эстетическое впечатление, которое неизбежно скажется на его моральном уровне; чем больше у нас в среде богатых будет интеллигентных людей, тем быстрее мы догоним и перегоним Америку.
– А зачем? — задал он логичный вопрос. — Мне и так нравится.
Пожалуй, ловец женских тел прав: американцы — хорошие ребята, деловые, энергичные и трудолюбивые, однако их гуманитарное убожество меня иногда просто шокирует; интересно, как бы я себя чувствовала в стране, где абсолютное большинство населения знает Донахью, однако понятия не имеет, что у них под боком живет некий Апдайк.
– Вообще-то у меня давно другая работа, — поморщился он. — Ну да черт с тобой, надо посмотреть, что к чему, — он покосился на мою кружку.
– Девушка за рулем! — улыбнулась я.
Нагрузился бывший кадровик прилично — мне пришлось поддерживать его за локоть; по дороге он нудно бубнил инструктивные правила, связанные с моей будущей работой: избегать анального секса, пользоваться презервативами в обязательном порядке и так далее — я не догадывалась, что этот простенький по внешнему впечатлению вид деятельности настолько четко регламентирован; что за проклятье висит над нашей Огненной Землей — даже для надзирания за половой жизнью у нас есть отдельный отряд бюрократов.
Гостя я уложила в "ложе прессы", зажгла настольную лампу; что предпринять дальше, я не знала.
– Чего стоишь столбом? — тоном утомленного странника произнес он. — Раздевайся.
Оседлав стул, служивший Панину в качестве прикроватной тумбочки, я коротко изложила ему характер своих интересов. Он изменился в лице, пришел в себя и двинулся на меня; он успел сделать пару шагов — а потом вспыхнул верхний свет.
– Присаживайся, — хмуро сказал Панин, переламывая свое охотничье ружье и загоняя в стволы патроны; приведя оружие в готовность, Панин помахал какими-то бумагами:
– Вот мой охотничий билет. А вот лицензия из охотхозяйства. Я как раз в ближайший уик-энд собирался на кабана. Как это удачно получилось: теперь нет нужды двое суток шляться по лесам.
Панин подошел к молодому человеку, стволом приподнял его подбородок, потом обошел его кругом, внимательно осматривая.
– Немного худоват, — доложил он мне результаты осмотра. — Ничего, и такой сойдет. Вырезку мы пожарим, из остального навертим пельменей. Ногу закоптим. И студень наварим. Девушка умеет варить потрясающий студень. Мы б тебя угостили, но, сам понимаешь, тебе будет трудно оценить ее кулинарные таланты… — плечом Панин подтолкнул меня к двери. — Оставь нас на минуту, когда его надо будет освежевать, я тебя позову.
Я уселась у телефонного столика и стала ждать.
Не прошло и десяти минут, как за дверью раздался истошный вопль моего милого друга детства. Я ринулась в комнату. Молодой человек стоял, широко расставив ноги, и неловко двигал бедрами, точно намереваясь выползти из брюк; Панин сидел на стуле, вцепившись в волосы растопыренными пальцами, и я догадалась:
ПОПРОБУЙТЕ
СТИРАЛЬНЫЙ ПОРОШОК "ТИКС".
"ТИКС" — ЭТО БЛАГОУХАННАЯ ЧИСТОТА
И СВЕЖЕСТЬ МОРОЗНОГО УТРА!
— на что Панин скорбно кивнул: вот-вот, свежесть нам не помешает — твой приятель обкакался.
– Если ты думаешь, что я выражаюсь фигурально, — вздохнул Панин, — то сильно ошибаешься.
Глава седьмая
1
Варвара прохладно отнеслась к моей просьбе.
Посетить диетическую столовую? С какой стати? Мало того, что ее просто тошнит от постного, вареного без соли — у нее просто нет времени заниматься глупостями.
Варя, тебе это проще простого, умоляла я, ты располагаешь репортерским удостоверением, аккредитациями и другими бумаженциями, дающими право входа куда угодно. Посторонних они прогонят, а журналистов нет, они журналистов любят.
Скрепя сердце она согласилась; обещала позвонить вечером и доложить о результатах похода на презентацию благотворительной столовки.
Накануне я сделала Панину комплимент. Похоже, у нас в скором времени должно появиться ведомство наподобие гестапо — значит, он без куска хлеба не останется.
"Разговорил" он нашего гостя очень профессионально и в короткие сроки. Какие доводы вызвали в организме допрашиваемого эффект жидкого стула, я не знаю, однако факт есть факт: молодой человек физиологических эмоций не сдержал. После допроса Панин выдворил его на улицу, поймал какого-то шального частника, а потом мы обсуждали результаты дознания на кухне: комнату приходилось основательно проветривать.
Толком молодой человек почти ничего не знал. В поликлинику и в РЭУ он наведывался по просьбе своего приятеля работающего в каком-то благотворительном фонде. Он приятелю многим обязан — в порядке любезности и благодарности за услуги, оказанные в свое время, он и собирал данные. Списки с адресами передал приятелю; на этом его миссия была исчерпана, а больше он ничего не знает.
