Дмитрий Серков - Корпорация «Коррупция»
Понимали это и все остальные, но у каждого был свой интерес.
Чем дальше, тем больше срывался Панов, не внимая никаким доводам со стороны, упирая на то, что не стоит усложнять дело.
– Труп – есть. Признание – вот оно, – он хлопнул ладонью по распечатке дневника. –
Убийца совершил суицид. Сейчас отрапортуем наверх, успокоим высшие умы. Нам потом воздастся.
Леднев спорить не собирался. Его не столько интересовала личность человека нажавшего на курок – криминалисты однозначно заявили, что «пальцы» на орудии убийства принадлежат Алене Соболевой – сколько подноготная преступления.
– Отрапортуем, когда время придет. Пока не будет заключения автороведческой экспертизы, я не считаю автором дневника Алену Соболеву. И вам не советую.
Направлений движения – уйма, вот ими и будем заниматься. Основной вопрос на сегодня: откуда взялся злосчастный пистолет? Знаю, что Заур Имранович уже занимается этим вопросом.
Молчаливо сидевший до сих пор в тени Заур Хаджиев только развел руками:
– Работаем. Но по всему, ствол чистый. Не был, не участвовал, не отмечался…
Выдержав паузу, Леднев обвел всех присутствующих взглядом:
– Кстати, если кто еще не в курсе, оперативное сопровождение дела обеспечивает господин Хаджиев.
В ответ полицейское начальство облегченно выдохнуло, свалив с себя груз ответственности, а Панов только всплеснул руками:
– Еще бы ФСО и Службу безопасности Президента привлекли… – и, увидев выражение лица негласного руководителя следственной бригады, замолчал, втянув голову в плечи.
Белых пятен на карте следствия оставалось множество, и все их стоило проявить в ближайшие дни. Леднев решил, что называется «плясать от печки», и взял за отправную точку именно дневник.
– Пресловутого архива адвоката Бродника у нас нет. Доказательств преступной деятельности Штурмина – тоже. Есть только записи Алены, которые в большей степени могут оказаться вымыслом, основанным на ошибочных выводах. Нельзя исключать, что некоторые факты могли быть искажены или умышленно незамечены в угоду конечной версии. Мне потребуется профессиональное заключение по всем разоблачительным материалам Соболевой, касаемых генерала Бирюка, Давлатяна и прочих. Отдельно – по фактам в статье неизвестного нам Андрея Смелова, с которой все началось. – Он вперил взгляд в Хаджиева, к которому начал даже испытывать некоторую симпатию как к профессионалу. – Ни за что не поверю, что у вас нет своих разработок.
Заур Имранович глаз не отвел, только скупо ответил:
– Кое-что есть. На остальное нужна неделя.
– Три дня! – отрезал Леднев.
Препираться Заур не стал.
…У нее впереди было будущее, но, шагнув с подоконника пятого этажа, Алена Соболева оставила за собой только прошлое. Теперь лишь холм на могиле, траурный венок «от коллег и друзей» да четное количество гвоздик служили венцом плодотворного в профессиональном плане, но короткого жизненного пути.
Все уже разошлись, оставив его наедине с черно-белым фотопортретом, с которого на мир смотрела улыбающаяся Алена.
А девочка могла бы жить…
Несмотря на раскаленный воздух, Василия Петровича пробил озноб. Сколько он видел поломанных судеб, сколько боли и страдания прочувствовал, пока служил в органах.
Когда мог, прятался за неприступной стеной профессионального цинизма, но иногда нервы сдавали. Боже, если ты есть, зачем все это?..
– Ты, правда, хочешь дойти до конца?
Начальник краевого УФСБ подошел тихо и незаметно и, несмотря на зной, был облачен в темный траурный костюм и черную футболку. Мысы его безупречно начищенных туфель ярко сверкали на солнце.
Леднев пожевал не прикуренную сигарету, не торопясь с ответом, но видя, что Хаджиев настроен без всякой агрессии, сказал:
– Не просто хочу… дойду… хотя бы ради нее…
Заур встал рядом, и Ледневу стало немного легче: теперь перед бескорыстным и открытым взглядом пары глаз их было двое, старые матерые волки, унюхавшие едва уловимый запах добычи.
– Ты знаешь, а мне она никогда не нравилась. Чужая. – Заур смотрел прямо на фото. –
Нельзя гостю с северным норовом беспринципно соваться в наш огород. Здесь – юг. Свои законы, другие правила, иные отношения. А Соболева… прямая очень. Не скажу, что честная – не пасли специально, но прямая – точно. У нас так не принято, сам знаешь.
– Угроза?! – насторожился Леднев, приняв последние слова в свой адрес.
– Нет, – Хаджиев продолжал, и голос его оставался беспристрастным. – Ты в Южноморске двадцать лет оттрубил, не мне тебя стращать. Просто рассказываю… я думал, она раньше шею себе сломает или ляжет под кого-нибудь. Такие прямые долго не живут. Если крыши нет. Для нее ж вообще авторитетов не существовало, не было мнения, к которому бы прислушивалась. Но такой прыти никто не ожидал: как по Бирюку вдарила!
Только что слону дробина? Ну, сняли. Мы ж с тобой понимаем, никогда генерала на съедение не отдадут. Ни генерала, ни кого другого. Есть определенный должностной уровень, который определяет «посадки», если взять выше, то система окажется дезорганизована. Вот Давлатяна, того бы дали сожрать без оглядки…
– Его и сожрали. Точнее, слили. – Леднев подумал секунду. – Так все, о чем писала Соболева в «Губернском колоколе» – правда?
– В большей степени, – согласился Заур Имранович. – В деталях пока не уверен – проверяем, но картина нарисована вполне реалистичная. Причем то, что изложено в дневнике – тоже. Не скажу про шуры-муры, кто с кем спал – это скоро выясним – а участие в бизнесе, взятки и откаты – есть такое.
– Так почему же вы покрываете их? – изумился Леднев открытости Хаджиева.
– По той же причине, что и вы! – отрезал Заур. – Если здесь внизу потянуть ниточку, как бы клубок в Москве не отыскался… Не объяснять же мне тебе основы оперативной работы.
Объяснения Василию Петровичу не требовались: прекрасно понимал, что, имея компромат на каждого чиновника, ФСБ любого в крае может взять на крючок. Вот только в государственных ли целях или ради разрешения собственных бизнес-конфликтов?
– Только мы покрываем здесь, а вы, – Хаджиев указал куда-то вверх, – там. Но играем– то по одним правилам.
Леднев, наконец, нашел в кармане зажигалку и прикурил.
– Так ты со мной?
Заур молча шагнул вперед к могиле, присев на корточки, задумчиво взял в руку ком сухой земли, в пыль раскрошил его сильными пальцами, затем провел ладонью по фотографии, будто утирая Алене слезу.
– Красивая…
Он вдруг резко поднялся и подошел к Ледневу вплотную.
– С тобой! Одному мне по рукам дадут, а вместе, может, чего и добьемся. Пора призвать шайтанов к ответу…
2Прошедшие пять дней после похорон не внесли ясности. Отследить орудие убийства не удалось, криминальный умысел в действиях советника губернатора не усматривался, а эксперты по ряду характерных признаков однозначно подтвердили авторство дневника за Аленой Соболевой.
Илья Ильич Панов рвал и метал, требуя освободить сотрудников Следственного управления от бессмысленной работы:
– Здесь все очевидно! Дело надо закрывать.
С выводами Василий Петрович по-прежнему не спешил.
Распределив обязанности и направление деятельности членов следственной группы, часть вопросов он предпочел оставить за собой. Его связи в верхах и неофициальный статус давали неоценимые преимущества: мало кто мог отказать в беседе помощнику уважаемого в стране депутата, а с человеком, не состоящим на службе в органах, люди шли на контакт проще, делились информацией охотней, с большим желанием погружались в глубины собственной памяти.
Первым звоночком, что стоит на правильном пути, стала беседа со старым другом, ныне заядлым дачником, а когда-то непримиримым борцом с оргпреступностью в Южноморске. Отставной майор со времени их последней встречи добрал килограммов пятнадцать солидности, был грузен и неспешен.
– Одна фамилия, пожалуй, мне известна…
Они сидели на террасе добротного кирпичного дома в тени садовых деревьев, а на столе аппетитно таял слезой графинчик с холодной водкой, подкрепленной нехитрой снедью: отварная картошка, зеленый лук, хрустящие огурчики с грядки, порезанное ломтями сало и черный ржаной хлеб.
– Он несколько раз у нас отсвечивал по разным эпизодам, но все оперативной информацией и ограничилось. А ювелир знатный, руки золотые. И барыга хоть куда!
Через него золото и камни сливали. Он рыжье переплавит, форму придаст, брюликами инкрустирует и продает. Не подкопаешься. Говорят еще, под антиквариат мастырил изделия, все чин по чину: с клеймами и гравировкой именитых мастеров. Не каждый профессионал отличит. Гольденблат его фамилия, точно. Михаил Яковлевич. Кстати, еще евойный папашка в шестидесятые по линии БХСС по антикварным делам проходил. Так что здесь наследственность четкая прослеживается.
